Дымычу стало жарко. Он, как прежде, сидел в тени яблони, свесившей тяжелые от плодов ветви. На неокрашенных досках столика лежали два кисета из темно-синей материи и трубка. Взгляд Дымыча блуждал по этим трем предметам. Он даже не заметил приближения Марии с двумя большими чашками чая.
– Что-то я, как барышня между двумя женихами, выбрать не могу, – горестно вздохнул он, когда услышал тихое: «Будь здоров, Дымыч».
Мария усмехнулась и присела на лавочку рядом с Дымычем, подтолкнув к нему большую чашку с красным цветком на боку и расположив на столе тарелку со свежеиспеченным печеньем.
– Да уж какое там, Дымыч, – махнула на него аккуратной ладошкой Мария. – Тут, поди, одного удержи около себя, а ты среди двух говоришь. Какая-то необыкновенная у тебя девица выходит.
Дымыч смерил Марию взглядом светлых глаз и решительно взял правый кисет.
– Девица моя имеет прототип реальный, Матрена, – уверенно сообщил Дымыч, набивая трубку. – То, что необычная она, так это целая история есть в ее жизни. Я бы тебе поведал, да вот окончания не знаю.
Сорвавшееся с дерева яблоко стукнуло о стол, будто ставя точку. Но Мария решительно сунула упавший плод в карман и заявила:
– А ты без конца поведай. Может, сами додумаем.
Подтянувшиеся соседи закивали головами в поддержку требования Марии. Солнце уже пробивалось сквозь листву, играя по округе яркими пятнами. Собравшиеся усаживались в кружок на принесенные табуретки или прямо на пожухлую траву. Места занимались так, чтобы хорошо видеть Дымыча в черной футболке с надписью: «Evil» в левой верхней ее части. Сам же владелец новенькой молодежной вещицы сосредоточенно раскуривал трубку. Это было верным признаком того, что рассказ все-таки будет.
– Только не вздумайте потом требовать, чтобы я вам окончание этой истории придумывал, – пыхнув дымком, предупредил Дымыч. – Для самого загадка осталась. Ну, коль такие любопытные, получите ее теперь на весь коллектив.
Мария пододвинула тарелку с печеньем поближе к рассказчику и, опершись локтями о стол, приготовилась слушать. Впрочем, все вели себя так же, поерзав на местах.
– Было это давно. Я тогда подрабатывал в одной столичной конторе. Не было у меня там ни особой должности, ни денег великих, хотя офис был престижный по тем временам. Вся атрибутика красивой жизни там имелась. Кабинеты с блестящими табличками, техника вся электронная, что тогда еще в диковинку была. Секретарши длинноногие у начальников, тыкающие на кнопочки селекторов пальчиками с ярким маникюром. В общем, все было в лучших традициях жизнедеятельности тогдашних контор, но речь тут совсем не об этом.
Дымок от трубки Дымыча сегодня был игриво сладковатый, будто с привкусом ванили. Манил, заигрывал с обонянием слушателей.
– Как клерк я был не слишком полезен, зато моя большая практика в ремонтах и шабашках строительных тут сгодилась в самый раз. Развила она во мне смекалку хитрую, – Дымыч даже слегка сощурился от таких воспоминаний. – Как что-нибудь сломается, так сразу меня зовут. За то и держали. Розетки, чайники, замки, даже застрявшая в ксероксе бумага – все моя епархия, расправлялся с нею очень быстро. Вот и полюбили меня женщины на чаек приглашать с печеньем. Поговорить, душу излить, как лучшему другу. Но особо мне нравилось к одной ходить…
Рыжий Пашка громко хохотнул. Хотя и пихнули его локтем под бок, но все-таки причину своего веселья он выложил громко и задиристо:
– Дымыч, на обедик ходил? Стресс снять? Расслабиться?
Дымыч приподнял бровь, разглядывая Пашку с недобрым огоньком во взгляде.
– Пашка, вот понимаю я теперь, отчего у тебя успеха нет у женщин, – заметил Дымыч, указывая мундштуком трубки на Пашку. – Чтоб ты совсем радости от общения с прекрасным полом не утратил, скажу тебе один секрет: даже если женщина тебе давно покорилась, не должен ты никоим образом показывать этого факта, ибо рушишь этим ты ее неприступность. Она и сама знает, когда явить миру свою покорность избраннику.
Дымыч выпустил большое пушистое облако дыма и отвернулся от Пашки.
– Отвлекся я тут, молодежь воспитывая… – вздохнул он. – Молодая женщина, которую я так старательно пытался видеть чаще, была умна и красива, как богиня. Что греха таить, был я, как многие, в нее влюблен по-юношески. Однако, вопреки всем нашим чаяниям, ничего ни одному из нас не светило. Была она уже в ту пору замужем года три как. Вот незадача…
Дымыч, видимо, от переживаний прикрылся продолжительной затяжкой. Так мощно он задействовал свои легкие, что из трубки аж искры посыпались.
– Стройна, с ангельским голоском, всегда ровна в общении со всеми, никогда не повышала голос. Думал я, что все у нее в порядке до определенного момента, пока как-то не разговорились мы после пары бокалов шампанского на корпоративе. И тут поведала она мне историю свою, что не на шутку меня удивила. Оказывается, есть у нее в жизни мечта одна несбыточная: вернуться в прошлое да поменять кое-что. Касалось это того момента, когда меж двух одного надо было выбрать. Не стану я делиться секретами ее жизни. Да вот разочаровалась она в своем муже сильно, что ни дать, ни взять…
Дымыч опять затянулся и несколько секунд молчал, прежде чем продолжить, но даже Пашка не решился его потревожить в этом состоянии. Лицо Дымыча вдруг приобрело такое нежное и удивительно приятное выражение, что все мимо воли им любовались в тишине.
– Была верна моя собеседница и предана супругу, просто на удивление. Но сквозило в ее рассказе великое женское разочарование, что так быстро заставляет женщин стареть и злыми становиться. Мне так этот рассказ в душу запал, что не мог я не думать об этом. Боялся, что наш Ангел в демонессу превратится с этой вот бедой. Уж очень не хотелось услышать из ее уст: «Мужики эти, сволочи…»
Мария украдкой утерла слезу платочком, вытащенным незаметно из кармана легкого летнего халатика, и уткнулась в чашку с остывшим чаем.
– Хотя и не вспоминали мы больше этот разговор по душам, болел я им долго. Думал, что горы бы свернул, лишь бы вернуть ей те времена. И так бы переболел, может быть, если бы не один случай. Тут вы мне можете не поверить, а лучше дать волю фантазии и позволить в такое уверовать. Началось все, как обычно, банально, по-бытовому. У соседки моей забился стояк канализации. И тут поперло из раковин все, что сверху лили неосведомленные соседи. Вот и прибежала она ко мне, потому как пока слесаря дождешься – затопит этим зловонием всю ее квартиру. Не мог я оставить одинокую женщину в беде. Пока она с моими поручениями побежала в магазин за всякими средствами в помощь нашей борьбе, стал я этот треклятущий стояк тросом пробивать. Да вдруг слышу голос оттуда: «Прекрати, изверг, ковырять мне задницу!» Я аж похолодел от неожиданности. Кто бы мог в таком узком стояке застрять?
Тут Дымыч усмехнулся перед затяжкой.
– Мыслимо ли, чтобы там мог оказаться кто-нибудь живой? – вел он дальше рассказ. – Стал я допрашивать с пристрастием обнаруженного в трубе. Оказывается, что был это настоящий джинн, что скрывался он от внезапно вернувшегося мужа, потому как рисковал быть застуканным в прелюбодействе с другой соседкой, жившей на пару этажей повыше. Все бы хорошо, да как раз в ванной они были. Ни окон тебе, ни выходов других, одна дверь, да и та в прихожую открывается. С перепугу и от волнения нырнул он в сливное отверстие, пока недобропорядочная жена укрывала его от ворвавшегося в ванную супруга. И тут, как назло, беда такая: джинны брезгливы до истерики, с коей он и застрял в этой самой трубе.
Дымыч терпеливо дождался, пока народ отхохочет положенное, потом выпустил очередное облачко дыма и повел рассказ дальше:
– Джинна пришлось извлекать из сточной канализации с помощью тонкой психологической проработки, состоящей из отборного мата. Но чудо это неведомое я увидел впервые жутко грязным, в черной вонючей жиже и страшно растерянное. Не дожидаясь явления хозяйки квартиры, мы быстро отмыли его, израсходовав изрядное количество чужих шампуней. После чего джинн подуспокоился и принял облик человеческий. К приходу моей соседки он являл собой презентабельного молодого мужчину. Кажется, соседка тогда не на шутку влюбилась, но я особо не задерживался, сообщив, что устранил ее аварию, и поспешно ретировался. Оставив эту парочку вдвоем. Один завернутый в чужое полотенце джинн и женщина очень симпатичной наружности с охапкой средств бытовой химии. Кто его знает, может, и пробили они, так сказать, стену непонимания.
Тут без краткого обсуждения не обошлось, мнения разделились, предположения не стали обрастать цепочками приключений, потому что слушатели хотели слышать дальше от Дымыча невероятную историю. Он поглядел на печенье, даже крутанул тарелку, развернув к себе поближе наиболее поджаристое, но ничего не взял. Публика напряглась: Дымыч брал угощение только по окончании рассказа. Значит, скоро придет к финалу его повествование.
– Джинн спасенный меня отыскал. Пришел в гости с бутылкой какого-то вермута и благодарностью. Среди прочего открылась его колдовская специализация: являлся он властителем времени. И тут меня как током прошибло. Ведь я мог бы помочь той самой коллеге, что не выходила у меня из головы. Джинн некоторое время противился: его, видите ли, за такие вот выходки могут в сосуд заточить и в море зашвырнуть на веки вечные. Но после второй бутылки водки чудо он все-таки сотворил.
Дымыч затянулся, прервав рассказ. Затяжка опять была глубока, до самых искр.
– С тех пор не видел я ни знакомой своей, ни джинна. Если со вторым все более или менее понятно – попал он в заточение, вытащит кто-нибудь за желания, то с нею, с коллегой моей, – сложно. Задумался я не на шутку: вдруг навредил ей этим? Искал ее долго. С ног сбился, но так и не нашел. Сгинула она как будто. Вот такая история. Желание менять что-либо в своем прошлом – это не всегда хорошо…
– Дымыч, а ты ее имя помнишь? Мы бы поискали, чтобы закончить-то твою историю, – вдруг проявил инициативу Пашка.
– Давно это было, Пашка, – признался Дымыч. – В виду собственной вины, постарался я выкинуть из головы воспоминания о событиях этих. Да вот мелочи получилось позабыть, а всю историю – нет.
Дымыч потянулся к вожделенной печенюшке, но Мария внезапно отклонилась, выпрямила спину и произнесла голосом, который никто не узнал:
– Мария ее звали. Но это уже совсем другая история…
И голос этот был так похож на ангельский, что по спине у всех пробежали мурашки.