На заботливо очищенный от снега стол с ветки яблони упала и рассыпалась клякса снега. Это суетливая птичка с красной грудкой качнула ветки, нетерпеливо прыгая по ним в ожидании Дымыча. Пернатые всегда слетались на принесенные им крошки. Процедура кормления птиц у Дымыча похожа на своеобразный ритуал. Он, не торопясь, достает из кармана телогрейки целлофановый пакетик с крошками и какими–то семенами, явно припасенными заранее, откатывает края, словно это холщовый мешочек, и озирается по округе, выискивая всю пернатую компанию.
Дымыч никогда не бросает корм поближе, не настаивая на своем обществе. Он четко вымеряет расстояние комфортное для пугливых пичуг. Нет в нем стремления получить восторг от недоверчивой и настороженной их близости, как и желания почувствовать невесомые цепкие коготки лапок на собственной ладони. Он угощает, нарочито и продуманно создавая своеобразный уют и комфорт.
Сегодня Дымыч задерживался. Пернатые гости в нетерпении оглядывали округу в поисках своего кормильца. Вместо него на лавочку за столом плюхнулся Пашка, досадливо смахнул снежную «кляксу». Он сел на привычное место Дымыча, явно демонстрируя ожидание. С веток сорвались возмущенные нарушением субординации птицы, пестря самыми разными окрасками. На незадачливого Пашку осыпался снег с веток. Он невразумительно ругнулся. Нахмурился, глянул вдоль внутрисадовой дорожки и вздохнул.
Дымыч появился неожиданно, как будто материализовался из дыма. Откуда он взялся, трудно было предположить. Усиливало эффект волшебства то, что на нем был ярко-красный колпак, который носят на новогодние праздники актеры и затейники. Пашка удивленно уставился на прежде довольно консервативного Дымыча.
– Дымыч, что-то ты задержался, – хохотнул он. – Никак Снегурочка не пришла?
Дымыч обстоятельно смахнул ладонью с лавочки снег, уселся на непривычное для него место и вместо привычного кисета с табаком положил перед собой перчатки из хорошей кожи. На отворотах было видно, что внутри они отделаны натуральным мехом. Пашка с интересом разглядел этот неожиданный атрибут одежды Дымыча.
– Да, Пашка, хорошо, что она не пришла… Хотя, давно было это, я чуток постарше тебя был, – вдруг начал Дымыч, располагая рядом с перчатками кисет.
Показалось Пашке, что от кисета потянуло тонким ароматом вишни. Как будто в морозном предновогоднем воздухе зацвела она белыми хлопьями. Пашка даже головой мотнул, чтобы сбросить наваждение.
– Так вот… В ту пору я отправился поработать в те места, где лета и вовсе не бывает, а весна настолько коротка, что и заметить ее толком не успеваешь, – продолжил Дымыч, набивая трубку каким-то хитрым табаком. – А люди, они всегда под стать местности. Как климат чуют – моментально меняются. Даже в мелочах. Вот ты, коль не жадничал, замечал бы в девушках такие перемены. Как развернет погода, так и благосклонность у них меняется. То гневаются, как срывающийся бурный ветер, то холодны, как самая стылая зима, а то вдруг романтичны, как расцветающий сад. Да что я тебе рассказываю? Это ты потом поймешь, когда надоест впопыхах шарить у них под одеждой в темном подъезде, не обращая ни на что внимания.
Пашка обиженно оттопырил нижнюю губу, собираясь возразить, но потом осекся, потупил взгляд, вспомнив что-то глубоко личное, о чем и хотел посоветоваться с Дымычем.
– Артелей рыбацких в ту пору было много. Таскали они улов на склад, где был большой холодильник, оттуда все отправлялось в разные уголки, чтобы накормить людей рыбой до отвала. Конечно, были там не только рыбацкие будни, а жизнь обыкновенная, человеческая. Ну, как водится, женщины там были в большом дефиците, потому каждая – под пристальным вниманием мужских жадных глаз. Едва только наметится разлад в одной из пар – тут как тут новый кавалер появляется. Да что там это? Даже при таком внимании умудрялись дамы двоих занимать собственной персоной, хоть ничем хорошим это и не заканчивалось…
Дымыч торжественно и неторопливо зажег старомодную спичку, воздух наполнился запахом костра, дымком, словно тянущим из трубы хорошо протопленной избы или бани. А из кармана Дымыча появился заветный мешочек для птиц.
– Распугал ты моих зябликов, зимородков… – закряхтел Дымыч, отворачивая края мешочка. – Ни на что, кроме собственной персоны внимания не обращаешь, неинтересно тебе. Пустой ты, Пашка, не любознательно с тобой. Чувствуют это девушки. Жаловаться, небось, пришел?
Пашка было открыл рот, издал нечленораздельный звук, но тут же досадливо махнул рукой, схватил перчатку Дымыча и, нещадно заворачивая и сминая ее во все положения, выдавил:
– Ну, да…
Дымыч бросил первую порцию крошек поодаль, внимательно наблюдая за птицами. Казалось, что Пашкину реплику он так и не расслышал. Пашка заволновался, заерзал, укладывая перчатку на место.
– Дымыч, я с ней уже месяца два как по кино да кафе гуляю, а она будто льдом покрыта. Ни обнять по-серьезному, ни поцеловать…
Дымыч сосредоточено бросил вторую жменю.
– Я тебе вот что скажу, Пашка, – разворачиваясь, заявил Дымыч. – Брось ты эту затею с ней. Не твоя она. Знаешь, как бывает? Хочется красивое, дорогое, а денег не хватает. Вот так и тут. Удел твой – девушки попроще…
Пашка даже возражать не стал, вычерчивая на крышке стола невидимый рисунок. Согнулся, плечи опустил, понимая, что вся его ситуация точно попадает под описание.
Дымыч выпустил облачко густого, насыщенного ароматами цветения садов дыма, задумался.
– Мне твое стремление понятно, потому что именно о том и история моя, – продолжил он рассказ. – Была в той же рыбацкой деревеньке и девчушка, что выбивалась из общего представления. Ее Снегурочкой звали все. Поначалу за внешность такое прозвище дали, потому что личико, волосы, брови у нее были снежно-белыми, а глаза, как льдинки, – так и веет холодом. А после уж на характер ее прижилось. Вышло с ее участием несколько историй, таинственных и трагичных. Поскольку внимания она мужского избежать не могла, то первым, кто отчаялся ухаживать, оказался клерк по продажам. Паренек ушлый, вертлявый, шумный и компанейский. Он тут же растрезвонил, что растопит жаркой страстью своей Снегурочку без остатка. Даже, помнится, ставки делали, живо наблюдая, как будет история развиваться. Клерк этот начал лихо: цветы, вино – невидаль в тех краях необычайная – все это он очень аккуратно таскал на работу в конторку Снегурочке, зачастую засиживаясь с нею за кофе да за чаем и про работу забывая.
Пашка уставился на птиц по направлению взгляда невозмутимого Дымыча. Пернатые точно и быстро собирали в снегу угощение, оставляя тоненькие крестики следов. Следы эти переплетались, путались, образуя причудливый рисунок, какой бывает на стекле при сильном морозе.
– Только роман этот никак не имел ни продвижения, ни финала. Снегурочка была ровна, даже работать не прекращала, внимая витиеватым речам клерка. С подарками тоже поступала мудро, заботливо угощая весь коллектив конторки. Клерку тоже доставалась равная порция, и вместо ожидаемого тет-а-тета при свечах выходил незапланированный корпоратив. А тем временем в местном баре зрители и болельщики теряли терпение, подначивая клерка да подталкивая к активным действиям. Однажды и он не выдержал, приняв лишнего в баре, отправился в избу на самом краю леса, где и обитала та самая Снегурочка. Оборону от пьяного ухажера она выдержала с честью, потому что во дворе ее обитал здоровенный белый пес. От страху клерк преувеличил того до размеров медведя. В планах у пса хоть и не было загрызть клерка, но напугал он его до заикания. Едва пьяный воздыхатель рванул калитку, явился из снега сторож, встал на задние лапы, положил оные на плечи гостя незваного и дружественно произнес: «Гав!». То ли разверзнутая перед лицом пасть, то ли бас пса очень впечатлили клерка. Он моментально протрезвел и унесся со всех ног восвояси.
Дымыч отложил трубку в сторонку, спрятал в карман пустой пакет и покосился на Пашку.
– Вот тебе птица – существо трепетное и пугливое. Это и есть для тебя тренажер. Они, как и девушки, вмешательства в их пространство не любят, однако довериться могут. Погляди…
Дымыч достал из кармана сухарь, торжественно уложил на ладонь и протянул птицам. Возле предложенного угощения моментально уселись две синицы, внимательно исследовали черными бусинками глаз лицо Дымыча, а после ухватили сухарь, немного повозились, топчась доверчиво по ладони, и утащили добычу.
– Видал? Есть мне доверие! Даже два… как обычно, – победно заявил Дымыч. – А у тебя не выйдет.
Пашка сокрушенно вздохнул, порылся в карманах, потом махнул рукой с досадой и опять поник.
– История с клерком на этом не закончилась, – рассказывал дальше Дымыч. – Затаил он злобу на Снегурочку. Да и подсчитал затраты вложенные, припомнил издевательства, снарядив себя изрядной обидой. Не мытьем, так катаньем. Дождался он, пока Снегурочку на инвентаризацию в холодильник отправят. Место там не людное и очень холодное. Только во время выгрузки народ появляется, а так все по бытовкам да по конторам греются. А Снегурочке как раз распоряжение выдали – остатки на складе с ведомостями сличить. Возомнил он, что в этой самой камере холодильной он ее и накажет за холод и неприступность. Дело в том, что дверь камеры морозильной закрывается снаружи. Старая камера. Как только туда человек заходит, сразу на предохранитель ставят, чтобы не захлопнулась, иначе не выйти без посторонней помощи. Так Снегурочка и поступила, а ухарь наш – за ней следом, да дверцу и захлопнул, чтобы план его коварный осуществился. Думал этот безнадежно глупый человек, что будут они греться вместе да спасения ждать. Там и сладится у них не дружба. Да вот только нашли их запертыми в морозильной камере на следующие сутки. Там продукция, рыба, в теле которой минус двадцать восемь градусов по Цельсию, как уж тут выжить. Клерк в ледышку превратился, Снегурочку удалось спасти. Говорят, что были они по разные стороны камеры…
Пашка уставился на Дымыча округлившимися глазами, ужасаясь услышанному. Дымыч же сделал паузу и стал говорить дальше:
– Потом был угрюмый молчаливый рыбак. Никто от него не ожидал, что он так трогательно и заботливо начнет ухаживать за Снегурочкой. Был этот чудак человек немногословен, скрытен и угрюм обычно. А при виде Снегурочки расцветал, будто другим становился. Замерз он около полыньи на озере, куда рыбу отправился ловить подо льдом. Потом уж оказалось, что в теплых краях у него и жена, и двое малолетних сынишек. Знать никто не знал. А после был заезжий ухажер с буксира, что снабжение привозил, он и остался-то только из-за нее, просто с ума сходил рядом с ней. Глупо погиб. Перед самым бураном отправился на охоту, да лавина на него сошла. А вскрылось потом, что его за растление малолетней ищут давно…
Пашка не удержался:
– Не везло же Снегурочке этой. Как будто притягивала она к себе такое…
– Да, Пашка, в том-то и дело, – согласился Дымыч. – Что едва ли кто-то открытый да простой за ней приударял, выходило так, что шли к ней, пытаясь растопить ее сердце, люди темные, с грешками. Да я и не упомню уже всех, только вскрывались истории одна за одной. То девчушку бросил и сбежал, а она ребенка воспитывает без отца, то насильник, даже маньяка наша Снегурочка заморозила. Так и пошло, что настораживались все, как только кто-то около Снегурочки появлялся… Вот такая странная она была, Снегурочка. История бы бесконечная была, да как-то по весне забрели в наш поселок охотники. Весну-то и весной сложно назвать, так, снег подтаял, да мох серый появился, но охотники пришли на передышку. Зверь линять начал. Среди них и был один паренек. Казалось, что ничем от других не отличается, да только все собаки к нему, виляя хвостами, бросались, птиц с руки кормил запросто, кошки не отходили ни на шаг. Странный охотник такой. Вроде и бьет зверя, а они к нему просто волшебное доверие имеют. Вот и Снегурочка как зверек дикий повела себя. Никто ее такой не видывал. Паренек вроде и прост был, но относился к ней с уважением. Как там было – их тайна. Только опять тут трагедия случилась. Ушли они в дальнюю сторожку за зверями понаблюдать, а вернулся охотник один. Совершенно сумасшедший. Его в баньке закрыли, кормили, да следили, чтобы не удавился или еще чего с собой не сотворил, пока врачи не увезли его в лечебницу. А Снегурочку так и не нашли, пропала. Охотник все твердил один ответ: «Растаяла она, растаяла!». Да и в истерику жуткую впадал. Никто ему не поверил, конечно. Вывод сделали, что помутился он разумом. Так и осталось тайной все. А я верю, что растаяла, Пашка. Я теперь точно знаю, почему женщины любят одних, а замуж выходят за других. Видать, таять страшно им…