Когда выстраиваю на бумажном плацу несносное, подрывное навалом слов с неугасимым запалом, тогда упиваюсь непередаваемыми в чуждые руки дразнящими неискушённый ум строками. М. Э.
О незапятнанном, чёрном жирафе по прозвищу Клумба в министерстве ходило неисчислимое количество слухов. Слово «ходило» не совсем точно отражало происходящее в мозгах реципиентов, засеянных семенами общества распространения дознаний, где все о чём-то догадывались, не зная толком о чём. Поэтому ростки лжи немедленно пробивались сквозь унавоженную почву невероятного, упорно выдаваемого за действительное, прямо как в браке без «Особой» перспективы на будущее.
Поговаривали, что жираф, которому по всем законам природы следовало бы быть пятнистым, вконец запутался в двойной листве ивы и берёзы (деревьями для Африки экзотичными). Ему бы с бегемотихой в связь вступить, ан нет, его всё в «Славянский базар» тянуло. Совсем Клумба от родных джунглей отвык, проживая последние годы в со-ваннах. С кем? Для достоверных данных повествования значения это не имеет.
Правда, пришло закрытое письмо (куда надо) от рыжей орангутангихи, в котором непрозрачно намекалось, что нечто незаконное у неё от жирафа родилось. Но Клумба сначала отмёл падающие на него подозрения гневным копытом, а затем демонстративно при свидетелях сжевал бумажку со сфабрикованной фотографией, где он якобы занимается любовью сразу с несколькими орангутангами. независимо от их пола, и выплюнул. Тогда на трезвые головы вспомнили, что жирафов на родине орангутангов Индонезии и в помине не было.
Не водились они там.
На том и успокоились. Тем более, что появилась другая, вопиющая новость, превзошедшая по сенсации предыдущую, – парижские клошары отказались от клошерного мяса.