Из рассказов о ст. лейтенанте Савине.
После прорыва из окружения под Харьковым, танкист механик – водитель ст. лейтенант Константин Савин, в числе оставшихся в живых 52 человек, был направлен в лагерь на переформирование. От всей танковой бригады со знаменем вышло из окружения 8 танков.
Лагерь представлял собой площадку в два квадратных километра, обнесенную колючей проволокой.
Остаток бригады торжественно со знаменем построили на плацу, незнакомый полковник торжественно объявил благодарность командования, а затем четко скомандовал: «Рядовому и сержантскому составу сдать оружие».
Затем все офицеры группами вызывались в штаб и писали рапорта о выходе из окружения. Каждый сидел за отдельным столом и писал ПРАВДУ, ПРАВДУ и только ПРАВДУ.
Константин писал о том, как погиб танк командира бригады, как командование принял командир первого батальона, и что его танк сгорел при первой неудачной попытке прорыва, как подбили танк Константина и в живых из экипажа остался он один, отделавшись лишь легким ранением руки. Для себя он считал это царапиной, ведь кость была не задета.
Писал, как командование принял командир роты, приказав Савину пересесть на его танк механиком – водителем. В батальоне Константина считали везунчиком – одним из лучших механиков – водителей. Воевал с октября 41 года, участвовал в нескольких танковых атаках, остался жив, не ранен, да и два ордена «Красной Звезды» о чем – то говорили, ведь в начале войны наградами не баловали.
Писал, как командир роты скомандовал «Делай, как я!» и они пошли в лоб на противотанковую батарею фрицев (видимо это их спасло – немцы не ожидали такой наглости). Писал о том, как проутюжили всю батарею вместе с прислугой и двинулись дальше.
Написал, как по ним ударили свои, приняв их за немцев, и подбили два танка.
Писал ПРАВДУ, ПРАВДУ и только ПРАВДУ.
Писал, но помнил известную для танкистов частушку:
Вот и вызывают меня в спецотдел: «Почему, ты, с танком вместе не сгорел?»
Я им отвечаю: «Точно говорю, в следующей атаке обязательно сгорю!»
Писал, подбирая каждое слово и выражение, чтобы сгоряча не подвести товарищей.
Пришел незнакомый лейтенант, прочитал рапорт, сделал в нем пометки, задал три – четыре вопроса. Зачитал приказ командования для вышедших из окружения офицеров, обыскал, оружие отобрал, кобуру оставил, все документы и личную переписку с фотографиями отобрал. Направил Константина в казарму №11 (11 рота ).
К вечеру Константину был отдан приказ о назначении командиром 2 взвода 11 роты.
Так началась бутафория под лагерную жизнь.
Подъем 6.00, пробежка, физзарядка – командир взвода впереди и командует, завтрак, ППР, строевая подготовка до 12.00, обучение штыковому бою, занятие материальной частью, хоз работы, ужин, свободное время 1,5 часа, отбой 22.00.
В 24.00 Константин спросонья услышал чей – то далекий голос: «Товарищ старший лейтенант, прошу пройти со мной на дознание».
Поднялся, умылся, оделся, пошел.
Отдельная комната, привинченная к полу табуретка, вежливый лейтенант проверяет написанный вчера рапорт.
- В рапорте вы показали, что танк 489 находился на высоте 273, а по нашим данным его там не было.
- Вы написали, что выходили на противотанковую немецкую батарею через высоту 108. Это неправда, так как высота окружена с нашей стороны сплошным минным полем.
-Вы показали, что два наших танка подбили артиллеристы 273 артполка, тем самым унизили доблестную роль Красной Армии.
-Что вы на это ответите?
Ответ: «Я писал только ПРАВДУ!»
Допрос продолжался два часа, в 2.00 лейтенанта сменил младший лейтенант, и все началось сначала.Что? Где? Почему? Когда? Это не может быть, потому – что не может быть никогда.
Около 4.00 мл. лейтенанта сменил старший, тот хоть и имел три звездочки особым умом не отличался и задавал те же вопросы только в другом порядке.
В 6.00 Савина отправили в барак №11 для прохождения дальнейшей службы.
Лагерная карусель продолжалась, не выспавшийся Савин передал командование пом комвзвода, думая отоспаться, но ему не разрешили. Лагерная жизнь в этот день была, как и в предыдущий – также командир взвода впереди и так далее. Отбой в 22.00, вызов на дознание в 24.00.
На третий день у Константина начались галлюцинации – он голову мл. лейтенанта принимал за дуло направленного на него немецкого орудия, которое он раздавил при выходе из окружения. Он направлял свой танк на эту тварь и с криком «дави гада» продолжал работать, как и работал на войне.
Так продолжалось пять дней – Савин видел направленное на него дуло и давил, давил, давил…
Утром в лагере он заметил, что от его взвода осталось меньше трети (значит остальные прошли проверку). Узнал он и другое, что в двух километрах от лагеря по ночам постреливали, кого расстреливают он догадывался.
На шестую ночь начались настоящие галлюцинации и бред. Константин почувствовал страх и понял, что он сейчас может сказать лишнее, но все – таки продолжал работать, как и в предыдущие дни.
Вдруг он отчетливо увидел ухмыляющееся лицо старшего лейтенанта и спокойно красивым деревенским матом с вывертами выдал «… …!!! Крыса ты тыловая, если бы я знал, что здесь такое твориться, я бы лучше у немцев остался!». И прибавил: «… …!!!»
Вот тут Константином овладел СТРАХ, СТРАХ не за себя. Он повидал такого, что чувствовал – до конца войны ему не дожить и к своей смерти относился философски, но здесь было другое. Это был СТРАХ за мать и родственников, они теперь становились родственниками предателя Родины.
Старший лейтенант улыбнулся и сказал: «Иди, получай оружие и личные вещи, дознание закончено. Ты, старшой, уже на третий день должен был матюгнуться. Счастливой тебе службы, а у меня вот такая…»