Начало:
Глава 1:http://stihi.ru/2016/09/10/8808
Глава 2:http://www.stihi.ru/2016/09/15/9528
Глава 3:http://stihi.ru/2016/09/21/5376
Глава 4:http://stihi.ru/2016/09/25/9704
Глава 5:http://stihi.ru/2016/10/04/6969
Глава 6:http://stihi.ru/2016/10/04/11061
Глава 7:http://stihi.ru/2016/10/06/11010
Глава 8:http://www.stihi.ru/2016/10/12/5509
Глава 9:http://stihi.ru/2016/10/16/10962
Глава 10:http://www.stihi.ru/2016/10/22/8489
Глава 11:http://stihi.ru/2016/11/01/9688
Глава 12:http://stihi.ru/2016/11/27/3557
Глава 13:http://stihi.ru/2016/12/18/10236
Глава 14:http://stihi.ru/2017/01/02/9441
Глава 15:http://www.stihi.ru/2017/01/15/10124
"...–…Ты жди… Шалаш, землянка, конура – мне всё равно… Прошёл бы только год…
Хотелось верить…
– Всё, Катюш, пора… Я не смогу… с тобой… в аэропорт…
…но верилось с трудом – мешал расчёт.
– Андрюшка… почему?.. ещё… чуть-чуть…
– Боюсь, что поломаю самолёт… и никуда тебя не отпущу..."
* * *
Графически, жизнь – функция судьбы в координатах времени и чувств. Линейные прямые – скучный быт. Стихии эмоциональных буйств – в изломах графика. Вершина (пик) – экстремум, максимум судьбы, полёт – на временно`м отрезке. Ты достиг определённых целей, и поёт! поёт душа, ты в эйфории чувств. Экстремум-минимум – упадок, крах, тоска рвёт душу, мир бесцветен, пуст, ни Бог не помогает, ни Аллах.
У памяти есть свойство сохранять – во всех деталях, ярко, до минут – экстремумы изломов бытия. Вспять вектор времени не повернуть, но иногда так! хочется – до слёз!
А память – может. Память, как архив – цветных моментов, вылинявших грёз – в который можно заглянуть, прожив всё заново, прочувствовав всё вновь: есть в прошлом – нам неведомый – магнит.
Экстремум моей функции – Любовь, что вспыхнула однажды…и горит…
За 10 лет, прошедших с той поры, из памяти не стёрлось ничего: я помню, как кусались комары, слетевшись к свету фар, да что с того? – нам было не до них.
– Андрюш… Андрей… – Катюша всхлипывала: – Я вернусь…
Я целовал ей слёзы: как глинтвейн – горячие, солёные – на вкус. А память мне подбросила слова солдатской песни, спетой на крови, среди тревожных скал, где сам Аллах брал наши жизни – жизни шурави – руками правоверных мусульман: «Взорвались горы в огненном оскале – нам «духи» подготовили капкан. Полроты разнесло на перевале, остались мы вдвоём с тобой, братан… И ветер надрывается – колючий. И скалы сверху пальцами грозят. Патрон прибереги на всякий случай – живыми, брат, сдаваться нам нельзя»…
Мой друг армейский, кровный мой братан рванул однажды в Штаты. Фатум! Рок! СССР распался, Казахстан всех несогласных выпнул за порог: заява, что казах – он гегемон, он пуп своих степей, своей земли (а остальные нации – говно!) не всем пришлась по нраву. Кто смогли, собрав манатки, бросили жильё и разбрелись по миру – кто куда. За тыщу баксов местное жульё купило дом у друга – задарма! – и за машину дали триста – смех! Ни с чем остался. Звал его к себе, да в матушке-России, как на грех, взлетели цены – разом! – до небес: реформы, мать иху ити… Гайдар – внучёк писателя, экономист – повёл нас к рынку, вывел на базар: наворотил делов. И в онанизм российской экономики братан не сунулся – уехал в СэШэА: облюбовал Детройт (штат Мичиган). Словами Кати, выпал ему шанс жить по-людски… Америка, эх ты! Ты забираешь близких мне людей, за ними подрываются мосты, и будь я хоть прохвост, хоть прохиндей – не перепрыгнуть пропасть…
– Слышь, Андрей, – Старик толкал в багажник чемодан: – Меня дождёшься?
– Нет, Степаныч, нет… Катюш, – шепнул: – в Детройте мой братан… Поможет, если что… Ему – привет, от нас, – и сунул адрес ей в карман: черкнул за ужином. Я понимал – осталось только мизерное «вдруг», шанс возвращения ничтожно мал, и за меня – опорой – будет друг; в лепёшку расшибётся мой братан, приди беда какая, не дай Бог, и выручит. – Скажи ему, что Ан… – услышал я сквозь всхлипы тяжкий вздох: – …просил… А впрочем, он и сам поймёт…
Нашёл я губы Кати в темноте – горячие и сладкие, как мёд, упруго-жадные до ласк.
– Анд…дрей… – сквозь поцелуи Катю била дрожь, – Анд…дрей… – она заплакала навзрыд.
– Ну, будет, дочка, будет… Всё… Хорош!.. – обоих приголубил нас Старик и по-отцовски гладил по плечам, собрав озноб в ладони своих рук.
Казалось, с неба сыпалась печаль: молочно-тускло плакал лунный круг, звезда упала, светом полоснув мрак пустоты. Цикадами разлук звенела ночь. Недалеко, в лесу, тревожно птица вскрикнула…
– Пора… Присядем на дорожку, помолчим… – Старик на лбу прихлопнул комара и закурил, пуская носом дым; присел на свой излюбленный чурбак.
Мы с Катей примостились на траве. Я тоже закурил.
Молчали…
Всё не так! Не спрятан ли мой джокер в рукаве? Вдруг выскочит в решающий момент, и я возьму всю взятку? Нет, прохвост – не карточный игрок ты. Свой процент ты получил. Для шулера ты прост – не обольщайся зря…
– Куда пойдёшь? – Степаныч оборвал мой сумасброд. – На Аргази`?
– Нет, там не продохнёшь – там в каждой загогулине народ… Пойду к Копейке-озеру…
– Лады… Вернусь – подъеду, лодку привезу… На нашем месте будешь? У воды?
– Ну да…
Копейка – озеро в лесу. Запряталось в долинке, между гор. Безлюдье, только птицы гомонят, да песнь веков поёт сосновый хор. Послушаю.
В запасе у меня была неделя, чтобы отойти от эйфории пе`режитых чувств, смириться с неизбежностью пути, с которого, зачем-то повернув, я сбился ненароком: полюбил. Но буду ли я прежним, встав на путь унылых буден? Хватит разве сил забыть звезду, согревшую мне грудь, зовущую в малиновую даль?
Звенела ночь цикадами разлук и разливала горькую печаль. И мысль звенела: вдруг, Андрюха?.. Вдруг?..
Старик закашлялся: он намекал, что время вышло. Старый Артемон, до этих пор дремавший у пенька, вскочил, встал на дыбы – как чёрный конь! – и лапами упёрся в Старика – едва не повалил.
– Эй! Ты чего? – Старик опешил: – Старый, ты чего?
А пёс метнулся к нам и заскулил: он всем своим собачьим существом и из собачьих же душевных сил доказывал – нам! людям! – здравый смысл – не панацея для души, а яд. Я даже вздрогнул – высветилась мысль: собаки человечней во сто крат.
– Не опоздать бы… Старый, не балу`й! – Степаныч сел за руль: – Пора!
– Андрей…я позвоню…
Последний поцелуй – с горчиночкой, и хлопнувшая дверь разрезала несбывшееся «вдруг». Ревнул баском отлаженный мотор, и, напоследок фарами моргнув, джип тронулся…
… Шёл «самурай» вдоль гор, а я смотрел, как таял окаём мерцавших габаритов в дальней мгле. И пёс смотрел: остались мы вдвоём на дремлющей под звёздами земле…
* * *
Продолжение
http://www.stihi.ru/2017/05/07/9973