Ecce Ancilla Domini...
Как будто любят и не просят
ладоней.
Отдавая безропотно первые утро и вдох.
Я листу на осине
надышал метахрон покаяний,
hortus Rutheniae.
И милые дома насельниц
всё отпустили, всех
отпустили.
Окна не плачут над Иеремией,
а дети Рахили – над Рахилью.
Городу снится его Россия.
Мы разделились на тигров и агний,
путая горла с клыками.
Наша ласка - орудие рабства ?
или четвертований ?
Ave, Virgo misericordiae
Если Твой голубиный неф
иссекут до последней морщинки
в рыдающих тополях,
все останется сердцу, как купине.
И, когда это сердце…
Может быть, что-то останется,
кроме пепла ?
Свет ? бесследный,
как душа сновидений.
Мне верный
детски.
Я его рисовал наугад, не умея
вспомнить:
я ловлю только слово ?
Так о Радости пели.
Или, буднично, даже нескорбно,
от всего убиенного нами
остается нетленною
милость Твоя