Он идет в короне мерзлой пыли, цесаревич суетных затей,
Повелитель хлопающих крыльев, сыплет листьями и шепчет: «На, владей».
Все его слова – труха пустая, жутко слушать, горько вспоминать.
Желтых птиц щебечущая стая топчет и клюёт мою кровать.
Скачет, рвёт, клокочет мутной пеной, мечется по комнате в ночи.
То поврозь, а то попеременно воет, тявкает, мяукает, рычит.
Всё обман. И этот смертный ужас кучкой перьев сыплется в подол.
Перемогшись и перенедужась, я бреду наощупь в коридор.
Сквозь дрожанье геометрий зыбких, пробираюсь медленно туда,
Где над городом творится триптих: бездна неба, звезды, чёрная вода.
Из картона, из сырой коробки, из отживших болей и обид
Днесь душа, оглядываясь робко, падает, а может быть, летит.