А Маркес вдруг сжег дом Фермины Урбино до тла,
И вряд ли кто знал, что такой дому выпадет жребий...
-"Спустись же в подвал, принеси поскорее вина,
Мой кубок наполни, о, маленький друг, виночерпий.
Кубок наполни, и встань между светом и тьмой,
Строгим судьей будь, окрась меня в сажу иль в медный,
Только прошу - не задень грубый шрам под плащом -
Сто лет одиночества, знай, не проходят бесследно.
Как злой Арлекин, буду пьяно кричать в пустоту,
Как глупый Пьеро, взяв аккорд, я ударю струн мимо…
Ты видишь мою, без одежды вранья, наготу,
Ты видишь, что я не простил до сих пор Коломбину.
За что?-спросишь ты. Да не так уж и важно за что,
Есть в каждой истории место шкафу, где скелеты.
Я, Габриэль Маркес, давно написал ей письмо…
Ответ не пришел, но давай, друг, не будем об этом."
Но дом догорел, и от ветра трепещет зола,
И, кажется, что умирающий дом еще дышит.
Кто ж мог догадаться, что долго парят кружева
Сгоревших написанных, но не отправленных писем.