Жертва

Иван Красса
(Социальная драма от лица девушки)


Я пишу стихи своей помадой…
Будто бы штрихом карандаша,
Я картины, или же рулады,
Заставляю творчеством дышать.
В сумочке – заколки, благовонья,
Есть пинцет и карандаш для губ.
Поэтесса -- будто по иронии,
А живая – будто свежий труп.
Тем, что в сумочке нашла – пишу я.
Не богат писательский запас!
Жаль, что даже ветер тут не дует.
Да и дул бы – вряд ли бы он спас.
Спертый воздух, желтый свет и стены
(Я на них пишу посланье вам),
Голые распухшие колени,
Проржавевший капающий кран.
 Здесь нет ни травы, ни насекомых;
Тут не слышен запредельный звук.
Я свободна – потому что дома!
Я в подвале – сверху заперт люк…

==1==

Мне, пожалуй, нужен бы священник:
Если бы невинная душа…
Понимаю, несмотря что пленник –
Я не ангел, тоже хороша!
Непонятно, Господи, за что же
Этот голод жрет, как изнутри,
Почему по нежной этой коже
Ряби лебединые прошли?
Почему в промозглом подземелье
Мышцы словно съежились в комок?
Почему безумною капелью
Долбит прямо в темя потолок?!
… Знаю я ответы те простые:
Не причем тот сумрачный подвал,
Не причем и ноги что застыли…
Отчим так любил – облюбовал!
Мой отец был молод. Был он болен.
Но куренью был, увы, не враг.
Был и мамою и мной доволен!
Милый папа!!! У него был рак…

==2==

Год прошел, слегка обсохли слезы,
Мать моя сказала: «Надо жить!»
И вовремя расцветанья розы
 Начала с сотрудником дружить.
Много серебра и украшений,
В отношениях сыграли роль.
В сладости прекрасных подношений
Не смотрели мы на алкоголь.
Виски, дорогой коньяк и пиво –
Частый год на мамы вечерах.
И она стирала чуть тоскливо
Черный шелк обблёванных рубах.
Каждый день он приходил со службы
Все пьянее. И еще пьяней.
Мама повторяла: «Папе нужно!
Пьет он чтобы быть сильней!
Деточка, он пьет для равнодушья,
Ради дляслужебного огня!»
Отчим пил для совести удушья.
Ради секса. Но не для меня.
Поздно очень сильно спохватилась,
Вялы подростковые мозги…
Это все на кухне приключилось,
Где минует коридор изгиб.

==3==

Он пришел опять изрядно пьяный,
Под губою дыбились клыки.
Перегар болотно-перце-пряный,
Руки удивительно легки.
И внезапно табельный «Макаров»
Оказался враз в его руке.
Выстрел. И руками пять ударов.
Фраза -- «сссука, тварь!» -- на языке.
Мама. Смерть. Зрачок размером с мячик.
Что я делаю? Я прыгаю в подвал.
Сверху подволакивают ящик.
«Это мамы труп!» -- он так сказал.
Не могу я выбраться. Не смею.
Пусть  я буду третий день страдать…
Но я просто чувством леденею,
Вспоминая отчима. И Мать.