Сны Аделаиды

Евграф Жданко
«Воды неси! Скорей воды! И потеплее!
А ты, Анисья, пацанов отсюда всех!
Петровна, таз! Да шевелись ты побыстрее,
Потом прочтёшь своё "еси на небесех"!
Клади ровнее… Ноги шире раздвигаем…
Не паникуем… Пресс нормальный… Так держать!..
Теперь потужимся… Отлично! Отдыхаем…
И снова тужимся… Рожать так уж рожать!».

Вовсю старалась акушерка Толмачёва:
Под сорок бабе, собралась же в первоход
(«Ох мне учихи эти! – Буки, право слово!
Всё принца ждут, пока совсем не подопрёт!»).
…Молчит синюшка с тельцем мертвенного вида;
Шлепок, другой – и наконец раздался крик.
Так в мир сей суетный пришла Аделаида,
Мой слабый, крохотный и рыженький двойник.

 **********


1

Солнце, солнце в спальню заглянуло,
Пробежало по её руке,
А синичка-птичка упорхнула,
Пёрышко забыв на чердаке.

Словно, будто, точно по команде,
Кто-то детку сонную позвал,
Половицей скрипнул на веранде,
А потом пошёл на сеновал.

«Здравствуй, дочка, маленький клубочек!
Не пора ли глазки открывать?
Глянь: в окно влетел сухой листочек
И забился под твою кровать».

«Где-то вьюги и метели где-то,
Где-то в чаще талая вода;
А у нас-то середина лета,
Лютики, ромашки, резеда».

«Ада, зайчик, хочешь звездопада?
Будет ночью – только прикажи…
Спит моя душа, моя отрада,
Как сурок, пригревшийся во ржи».

Друг за другом годы пролетают,
Взрослой жизни брезжат уже дни;
Детства краски тихо выцветают…
Господи, спаси и сохрани.


2

Когда душа моя уже за облаками
И твердь земная ускользает из-под ног,
Каким-то краешком я думаю о маме,
Ища какой-нибудь такусенький предлог,
Чтобы она меня под утро не искала,
В тяжёлом сне по всем задворкам бытия,
Чтоб знала мама, что я вовсе не пропала,
А лишь ушла до первых трелей соловья.

И вот лечу мечтой в клубах межзвёздной пыли – 
Без крыльев, так, раскинув руки под углом,
И вижу всех, кто будут жить, живут и жили,
И всё-то ведаю о сущем и былом,
Как будто я не пионерка-хохотушка,
Но мысль, рассеянная блёстками во тьме,
Или туманностей  достойная подружка,
Что с ними запросто играет в буриме.

Чулки ободраны о лунные вершины;
Короны солнечной частичка на щеке;
Глаза слезятся от налипшей паутины –
Комета скинула, мелькнув невдалеке.
Так много видено в рискованном вояже,
По обе стороны от Млечного Пути,
Что как бы капельку я поустала даже…
Теперь домой скорей дорогу бы найти.

На облаков ступлю пушистых одеяло,
Где пик заснеженный с названьем Эверест,
И съеду вниз под звуки горного обвала,
Потом пешочком – до родимых сердцу мест.
Тихонько хрустнет под ногой стручок на грядке,
Обдаст в проём волной знакомого тепла…
Как там мамуля?.. Спит родная – всё в порядке.
Пора и мне, пока заря не догнала.


3

«Кто ты, замухрышка?».
«Я твоя причуда».
«Как ты мне прикажешь
Это понимать?».
«Понимай как знаешь,
Только мне отсюда,
Адочка-помадочка,
Некуда бежать».

«Хитрая какая,
Мы тут вас не ждали».
«Так-то принимаешь
Блик зеркальный свой».
«Умничать не надо,
Разных мы видали».
«Ах, простите, милочка…
Пустишь на постой?..».

«Ладно, оставайся
(тоже мне – дразнилка!),
Только, чур, в розетку
Пальцы не совать».
«Ой, как хорошо-то!
Где твоя копилка?
У меня – копеечка,
У тебя – кровать».

«Дурочка ты, право,
Кто же, в самом деле,
У такой малявки
За постой возьмёт?..».
«Всякое бывает
По ночам в апреле:
Издали – соломинка,
Ан – гранатомёт!».

«Господи Исусе!
Что за афоризмы!».
«Я, хоть и причуда,
Бью не в бровь, а в глаз».
«Надо же, как влипла…
Лучше б катаклизмы!
То-то всё коптил вчера
В кухне керогаз…».

«Как насчёт, чтоб чаю
Крепкого напиться? –
Что-то мне покою
Жажда не даёт».
«Шустрая ты больно,
Мне пора ложиться:
Видишь, как зевотою
Раскосило рот?».

«У-у, да ты наивна:
Раз меня впустила,
Ты на долги годы
Спуталась со мной».
«…Что ж, располагайся,
Адская ты сила.
Стану я причудливой,
Стану я смешной».


4

Когда очнусь от сна в плену морской пучины,
По мне не плачьте, травы, каплями росы:
Мне так хотелось посетить всех вод глубины,
Что страх забыт и остановлены часы.
И вот нет времени и дух мой безмятежен,
И я, как якорь, цепь сорвав, иду на дно.
И пусть со мною океан не будет нежен,
Его солёность полюблю я всё равно.

**********

Я утопаю, и мне кажутся привычным
И трепет судорог в немеющих ногах, 
И всплеск тоски по всем полянам земляничным,
Чей аромат и вкус остались на губах.
И жизнь в мгновение лишается предела,
Взамен стеснённости свободу получив,
И молодое, созревающее тело
Чужим становится, как краденый мотив.

**********

Я здесь бывала, и не раз, я отдыхала,
Я это помню, хоть и смутно – как в чаду;
Я это всё интуитивно вспоминала,
В миг между сном и пробужденьем и в бреду,
Когда случалось, что я сильно захвораю
И подойду вплотную к дверце в никуда,
Когда казалось, что я как бы умираю
И в то же время жажду жить как никогда.

**********

Меня здесь знают и встречают неизменно
Не по одёжке, но по свету моих глаз,
И говорят со мной тепло, проникновенно,
И так по-детски мне здесь рады всякий раз.
И всякий раз я узнаю, что я любима,
И всякий раз звучат сонеты в мою честь,
И всякий раз разлуки грусть невыразима,
И всякий раз мне возвратиться повод есть.

**********

Куда ни брось меня, я всюду буду дома;
Как ни сжигай меня, я снова возрожусь;
Как ни навьючь меня, пребуду невесома;
Как ни хвали, я всё равно не возгоржусь.
Крупица жизни в сонме бурных проявлений,
Останусь вечно и оправданно жива:
Вчера я – ветер, а сегодня – день осенний,
А завтра – просто придорожная трава.


5

«Мама, под твоим крылом
Мы так хорошо пригрелись;
Пасмурно в лесу сыром,
В гнёздышке ж – такая прелесть.
Мамочка, не улетай,
Не бросай птенцов-чернушек,
Слабеньких не покидай,
Сбереги для жизни душек.

Скоро-скоро подрастём,
Крылышки свои расправим,
Августовским ясным днём
Первый свой приют оставим,
Разлетимся кто куда,
Позабудем всё на свете:
Где росли мы и когда
И кто был за нас в ответе.

Только вот какой вопрос:
Почему средь нас чужая?
У неё предлинный нос,
Голова совсем большая,
Оч-чень рыжее перо
И печальные глазёнки –
Как у бедного Пьеро…
Не хотим такой девчонки!».

«Детки милые мои,
Как не стыдно возмущаться!
С нашей маленькой семьи
Всё должно для вас начаться.
Прочь ненужные слова,
Лучше нужные найдите;
Прежде чем качать права,
Вы смиренно полюбите».

(далее следует бурная дискуссия
с контраргументами и элементами
анализа на ясельно-перьевом уровне,
после чего птенцы-чернушки хором:)

«Солнце, звёзды и луна;
Дождик, ветер и росинки –
Наша чудная страна
И волшебные картинки.
Пусть же песня соловья
Поутру прольётся звонко.
Все мы тут – одна семья,
Мы – твоя семья, сестрёнка!».


6

«Ленточки на косах распущу я,
Встану перед зеркалом в прихожей
И, стыда привычного не чуя,
Ворот расстегну, и бледной кожей
То ли залюбуюсь и невольно
Стану с новым смыслом улыбаться,
То ли вдруг почувствую, что больно
С детством бесшабашным расставаться…».

«Мне, как ты заметила, не внове
Мягким твоим локоном струиться,
Быть изгибом тонким твоей брови,
Сердцем твоим гулко ночью биться,
В стих твой становиться нужным словом, 
Разделять с тобой любое бремя
И никем не видимым покровом
Оставаться на тебе всё время». 

«Разве невозможное возможно
И что намолилось не прервётся
И, когда покажется ничтожна,
Вера прежней верой отзовётся,
Выступит из памяти и прочным
Парусом взовьётся над волнами,
И я поплыву, движеньем точным
Шевеля скрипучими рулями?..».

«Парус твой наполню свежим ветром,
Мачту укреплю надёжной снастью,
И ты ощутишь, как, метр за метром,
Жизни вектор повернётся к счастью.
Бесы похотливо усмехнутся,
Глазками паскудными вспотеют,
Дёрнутся, чтоб плеч твоих коснуться,
Вымарать, сгноить… и не посмеют».


7

«…Минутку, Ада, удели без протокола,
Что у тебя… в субботний вечер, например?
Ты всё одна… Уроки, дом и снова школа…
Есть два билета на премьеру в “Бельведер”».
«Сергей Петрович, вы же знаете прекрасно:
Я старомодна, неэффектна… И к тому ж…
Гуляют сплетни обо мне… И всё тут ясно:
Чуть что – и вас не обойдёт язык досуж…».
«Пусть что угодно межеумки там судачат,
Не им решать, как Москалёву поступать…
Да и слова твои совсем другое значат:
“Живу  в о т  т а к,  что не могу  е г о  предать…”.
Семь лет прошло, крест на могиле покосился,
А жизнь течёт… Не жалко молодости дни?..». —
«Сергей Петрович!..». — «М-да, прости, погорячился…
Не то хотел сказать… Бывает… Извини.    
... Так как с премьерой?.. Мне готовиться к субботе?..». —
«Не знаю даже… скоро смотр… костюмы шить…». —
«Ах да, забыл: мы вечно по уши в цейтноте!». —
«Сергей Петрович… я согласна. Надо жить».


8

Средь ночи звуки все так громки и так резки,
А сердца стук – точь-в-точь битьё белья вальком;
Порою кажется, что вздрогнули подвески
На старой люстре под белёным потолком.

Подушку скомкав, спит моя Аделаида;
Лица не видно, только рыжая копна;
Мятежен сон, грудь напряглась – как пирамида…
Плотина рухнула, дилемма решена.

Ещё вчера туманны были перспективы
И доминантой представлялся строгий путь,
А жизнь – аналогом таким колхозной нивы:
Вспахать, засеять, оросить, убрать, уснуть.

… И вот намёк на некий сдвиг из некой сферы,
Как будто вышел кем-то выдуманный срок…
Мятежность сна… Сумбурность грёз… Ничтожность веры…
И всё же он, сулящий будущность намёк…

… Меж гор заснеженных – бесплодная долина,
Песок зернистый, остов танка, валуны:
Типичный образ и типичная картина
Той непонятной и непрошеной войны.

На сером камне у обочины дороги,
Пролёгшей шрамом длинным с севера на юг,
Где в дымке пепельной теряются отроги,
Сидит Олежка, стародавний, милый друг.

В рубашке белой, что до боли ей знакома,
Безусый, с личиком, похожим на овал, –
Каким в ту пору был, когда до двери дома
Её от школы неизменно провожал.

«… Да, всё – как есть, и хорошо, что не иначе.
Как знать, что сталось бы, останься я в живых…
А так – я волен сделать выбор, ты – тем паче.
Всегда есть проблеск, даже в тучах грозовых…

Как видишь, зябко на подходах к Гиндукушу,
Места чужие, ветер дует в основном,
Однако тянут, говоря по правде, душу…
Я не один тут, мы с наводчиком вдвоём.

Когда броню прожгло и газ вовнутрь прорвался,
Я думал:  выберусь – лючок открытый спас*…
Да, видит Бог, дружок твой крепко ошибался:
Через секунду-две рванул боезапас.
__________
*  В боевой машине пехоты первой модели (БМП-1) лючок для установки ПТУРС «Малютка» из положения «не вылезая из башни» в боевой обстановке оставляют открытым — на случай попадания в машину кумулятивного боеприпаса, чтобы стал возможен хоть какой-то сброс мгновенно подскочившего давления внутри БМП, дающий шанс на выживание личного состава. Это — сложившаяся войсковая практика, не отражённая в принятых боевых руководствах Вооружённых Сил СССР. – Е. Ж.

Не хорони меня: я есть… Зачем прощаться?
Живи и радуйся, заботясь и любя.
Мне в девяностом к вам на землю возвращаться…
Так знай, что в матери я выберу тебя».


9

Глубинка; вечер на излёте Перестройки;
Декабрьской оттепели редкая капель;
Ряды «хрущёвок», смрад от тлеющей помойки;
Окно со шторкой, свет, идущий через щель.

В клетушке-комнате – нехитрое убранство:
Кровать, два стула, стол и коврик на стене…
Да кресло старое – как символ постоянства
На фоне смены всех и вся в большой стране.

Тихонько щёлкнула кассетой открутившей
Утроба век свой доживающей «Весны»,
И Ада вздрогнула от резко наступившей
Вокруг неё недружелюбной тишины.

Давно не чудятся ей звёздные тропинки,
Пятно Юпитера и лунные плато…
В прихожей ждут её разбитые ботинки
И тёмно-серое, старушечье, пальто.

В скрипучей хлебнице – одна сухая корка.
«Эх, свежих булочек бы… Впрочем, всё равно».
У Москалёва, как обычно, отговорка:
Отчёт не вовремя затребован в роно…

… Ну и так далее. «… Что б там ни говорилось,
А наше дело – постараться пережить…
Совсем уж скоро нам… Вчера вот мама снилась…
Как будто сели с ней на гуще ворожить».

«… Ну что, Олежек, отоварят нам талоны?..
И, если да, сменяем “Приму” на творог.
А если вовсе повезёт и все препоны
Преодолеем, будет в доме сахарок…».

… Подобрала со вздохом круглый животишко,
Пошла, отклячив поясницу, в коридор;
Кой-как обулась там, напялила пальтишко
И шаг за шагом – вниз по лестнице, во двор…

Как был бы свеж, не будь удушливого чада,
Прохладный воздух, обдающий ветерком…
Вступив в сугроб и срезав угол у детсада,
Фигурка скрылась за коммерческим ларьком.

Темно и сыро, всё в каком-то промежутке:
Былое – где-то, а грядущее – вопрос…
Хула у всех на языке да прибаутки,
А в сердце муторно и буднично до слёз.

… Впотьмах споткнувшись о наваленные трубы
И устояв, едва не впала в забытьё…
«Вчера я – ветер…», – прошептали тихо губы.
Но я услышал… И спокоен за неё.

6–27 апреля, 2007
г. Омск