Комната завалена тряпьём.
Комната похожа на вокзал.
Широко зевнул дверной проём.
Он меня куда-то провожал.
Он меня откуда-то встречал.
Я в глазок просовывала ключ.
День за днём, не чуя ног, бежал
И увяз во тьме тряпичных куч.
Вот пижама разметалась. Спит.
Синяя. Мужская. Но — моя.
Полотенце на двери висит,
Больно прищемив себе края.
На кровати свитер-полутруп.
Я его не трогаю с зимы.
Тёплый, на гвозде повис тулуп.
Согревает трещину стены.
Шкаф тряпьём наполнен до «битком».
Он в лицо швыряет мне штаны,
Может даже запустить портком.
Силы его полок сочтены.
Жмётся в угол парочка сапог.
Куртка домогается пальто.
И старается, торопится платок,
Маскирует нечто у ничто.
Под ногами ворохи одежд.
Под одеждой пыли купола.
А в карманах — крошечки надежд
От весны, что птицам раздала.
Зеркало-трельяж — Горыныч-Змей.
А точнее, подлый Василиск.
В платье подойти к нему не смей.
Он не отражает Василис.
Он не отражает ничего,
Кроме этих ворохов белья.
Кроме шкуры тела моего,
Маскирующего истинное я.
Комната завалена тряпьём.
Ни нога, ни мысль здесь не пройдёт.
Как броню, хочу носить бельё.
Только вряд ли что-то подойдёт.