Лицо разметили морщины, оставил радости руины,
Вот берег озера далёкий - дым над костра золою стынет
Ты не со мной (полузакрыто… окно). Горит пушистость света
Прозрачность хрусталя подобна витрине хрупкой магазина
Деревья и дома недвижны вкруг котлована тихой чаши
Перед лицом восток белеет, там вёсны, осени и зимы
Слепой безумец-кроухантер: плывёт в грязи, подбита, птица
И брызги крови в пальцах перьев как кисти раненой рябины
Бессмысленные скрою слёзы - оно и к лучшему, вестимо,
Поскольку на привет ответом мне станут лишь немые спины
Так холодно, как будто осень, став преждевременностью лета,
Меня листвою раскидала, скопив к жестокости причины
Знакомые отводят взоры и улыбаются щадяще
Но руки ищут камень в праще иль выступ челюсти ослиной
Твои следы стирает время: шиповнику не распуститься
Когда кристаллом сжата завязь в зелёно-рыжий взгляд павлина
Приходит время тихой грусти, неразделённой сути сплина
Жара ушла; на побережье - пустые раковины, тина,
Да несколько пловчих пейзажных в среде неброского сюжета
Горчит на нёбе мёдом Лета плюсквамперфекта и супина
Лечу бродягой бесприютным по многолюдной улиц чаще
Трезвею в августа морозе и радуюсь касыде длинной
Был пьян от старости тобою, хоть хмурились хмельные лица
Смерть-виночерпий подливала всё новые в мой череп вина
Как жаль, что то, чем стало слово, сточилось в точки стеарина
Мир не реальнее, чем фото по обе стороны тач-скрина
Смысл стерео звонков стирают слова и речи без ответа,
А солнце сожрано до цедры и кожуры от апельсина
Чьи голос и лицо так много наобещали мне маняще?
В начале целью - слово Хохма; в финале – только слово Бина
Король Артур без Авалона, без головы - императрица
возможно, смогут обходиться, как раб живёт без господина
Вот осень жизни, осень года, ось времени и середина-
Земной юдоли пуповина, пути земного половина
Смерть – ловчий, жизнь – сторожкий заяц, дороже жемчуга и злата
Бежит силков и гончей своры, скрываясь в зарослях люпина
В бездумный кубарь круговерти, зане кто выждет– тот обрящет
так белые цветы меняет в багровых ягод жар калина,
а женщина – на тяжесть шубы воздушность платьица из ситца
но это жизнь: кому-то горечь, кому-то – мёд, молва, малина
Забытая любовь взлетает над облаками строем клина
Путём изгнанника из Мекки, где зиждется горой Медина
И память растворяет в ясном сознаньи смерть от самолёта
Ползут по плоскости блокнота сонет, касыда да былина
Покуда машет за косою коса ничтожнейше сумняще
Сминая сменой ритма вместе браду, и домру, и акына
Превыше визы в загранпаспорт отрадней в бьюти-фри напиться
Канкан устроить непотребный, презрев почтенные седины
Капкан времён удержит цепко сердца, сгоревшие полынно
В абсенте абстинентных странствий горячка горечи - пустынна
Блажен, кто вышел на распутье: страна дорогами богата
От кёнигсбергского кип-камня до побережья Сахалина
Нет вкуса, запаха, услады чем в дальних странствий яствах слаще
По рельсам еду в Дхарамсалу встречает Кангрская долина
Закрылась бездна: лобным камнем приемлет третья свет глазница
И я свободен насладиться цветами всех садов Сиккима
топтать брусчатку вольных улиц освобождённого Берлина
Или играть за иммигрантов в команде русского Харбина
Куплю билеты для поездки в край сосен и поры расцвета
всех орхидей - на побережье за горною грядой Наньлина
Родной язык – речное русло, несущее богатство веще
И ясность смыслов, как источник среди холмов мушинской гмины
В цинхайском озере плескаться приятней, чем в реке топиться
Монголии верховья вижу в покое западном Синина
Из малых городов и весей достигну роскоши Пекина
Затем Янцзы мне явит дельта богатства минского Нанкина
Пока есть тело, речь и мысли – касыда жизни не допета
Воспринимает семя смысла в себя Китайская Равнина
Собранье строк преображает печаль в уют животворяще
Мой путь идёт цветочной чащей тамильского Тутикорина
Судьбы и скорби многотрудной оставлена вдали темница
Мне бороду щекочут ветры ямайского Сент-Катерина
Легки алмазная всеблагость пресветлого серотонина
Да допаминово-мирские морские звёзды эндорфина
В волне прекрасна мимолётность под лунной ясностью рассвета
В ночи сладка молчаньем терпкость растаявшего никотина
Вода, цветов благоуханье, и пляска от костра звеняще
Поют в богатстве подношений, сгорает бедности рутина
Могу молчать и беспристрастно безмолвно синеве молится
Что порождает мать, супругу, отца и дочь, сестру и сына
С восходом волны рассекает плавник отточенный дельфина
Садов и леса разнотравьем поёт неспящая лощина
Любовь прошла, а страсть осталась, ждёт гурия, полураздета
Отраден сон, приятна пища, нехватки нет мелатонина
Мерцает королева ночи, уйдя в рассвет луной блестяще
Пигментом тёмной сладкой кожи являя гладкость меланина
Прекрасны в хрупкости и чувствах порывы, что недолго длятся
Когда не знаешь отвращенья в том, что влекло к себе так сильно
Прекрасна смерть страстей, ужасна - благопристойная трясина
В которой залежи желаний - ломбарды древнего торгсина
На битве разума и сердца победа мудрого совета
Врачует разум искажённый от омрачений атропина
Блажь белены калечит зренье, сердца бредут во мрак незряще
И в поцелуе райской девы таится вкус буфотенина
Обычай бычьей клоунады: упал, очнулся – гипс, больница
Монстр вряд ли разуму приснится без малой доли мескалина
Развеян по ветру Альцгеймер разумной мерой аргинина
Единовременность различий есть ирреальность андрогина
В гармонии с мирским - земного спокойны ум, слова и вещи
Любовь – старинная баллада, но дама в ней - не Орландино
Благословенны одиноки, кому дорожный прах - корица
Кому медовая криница скитаний - вкус тауматина
Мёд одиночества приятней, чем волчья горечь люпинина
В нейронной стае человечьей, где чтут чрезмерности лизина
Рубцуется обман влеченья, далёкий рубикон-стигмата
Пыльца цветов не виновата в горчащем вкусе кониина
Сегодня плоть живёт, а завтра – застынет в матрице мертвяще
Вокруг говядина, собачье, слоновье мясо да конина
Я помню радость и свободу, навязчивость недолго снится:
От яда злых воспоминаний прок меньше, чем от птомаина
Слизь мрака, в веществах расплавлясь, плывёт в клубах анабазина
Под пляску белой обезьяны среди кристаллов берберина
«Я знаю всё, себя не зная» – в каких словах сказать мне это?
Мой ум очищен от ошибок и глупой жадности токсина
Я тот, кем стал и кем был прежде, живу и радуюсь, как раньше
И дальше нет ни слога фальши: незаменимость тирозина
преувеличена. В природе и времени переродится
и повторится всё в счастливый трип всеблагого триптамина
Три двери в равностном покое, ткань бытия, где пряжа - праджня
Под паранджой обманной яви в ночи пылает то, что важно
Пять явлены неизречённо, бескрайность граней диаманта
Неограниченность огранки, божественных потоков прана
Когда поток расправит русло – оно всех волн мудрей и старше
Реке, коснувшись океана, стать чем-то меньшим просто странно
Судьба кристаллов неизбежна: в пространстве водном растворяться
Кармически светла столица скелетов, пляшущих глубинно
Я отметаю ложь укоров обманами гемоглобина
Янтарный пляж, слова и вещи полощет времени пучина
(2014 - 2017)