Поздно каяться, братцы. Девчачьи колени обняв,
Отправляя в ночи совершенно ненужные требы,
Что хочу я, карьеру, портьеры и мир променяв
На воскуренность трав и сиреневость вешнего неба?
На закатность стихов и восходность протаявших строк?
На незыблемость звезд, что взирают на бешеный город?
На березовость листьев, на сроки всезнаек-сорок
На мгновенность весны, проступающей кровью сквозь поры?
Не прописаны в святцах ни джазы, ни блюзы, ни рок,
И дано – разбиваться о скалы реального быта,
Где не пишут фламандцы о фланцах разбитых дорог,
И не ищет оваций старуха над битым корытом.
Разменяв эту жизнь на возвышенность талой строки,
На напевности тризн, на биение сбойного пульса –
Буду ждать, что из призм народятся опять мотыльки,
Собирая с харизм неизбежно тяжелые грузы.
Ночь ползет по бульварам, как старый, ленивый удав,
Набирая на карму кусочки халявного хлеба.
На закатных мирах отражая воскуренность трав,
Попирание прав и сиреневость вешнего неба…