Посчитай мне грехи, присносущий отец, не прошу об ином.
Недозверь-перерыба, пронизанная гарпуном,
издыхает в тоске на багряном и мокром песке.
Этой жалящей памятью не поделиться ни с кем.
Заклиная чешуйчатых тварей, сочти и меня,
причасти молоком или сидром под сенью плаща.
Первобытный отец мой, тебе ли меня обвинять?
Злое око твое, точно дуло, спиной ощущать –
это вечная участь детей твоих, всех, что поют;
что твой гнев, если я сам себя не умею простить?
И, сдирая броню, обнаружу под ней чешую,
пуленепробиваемый бронежилетный хитин.