МАДЛЕН
Ты призраком входишь
Ко мне по ночам
И бродишь. И водишь
Рукой по свечам
.
Я чувствую тело
И губы твои
О, как не хотела
Ты нашей любви!
О, как отрицала
Её… а затем
Ночами ласкала
Меня ты, Мадлен!
Но всё пролетело
Угасли мечты
Ласкает мне тело
Твой призрак. Ни ты.
МОРША
Морша когда-то была величава.
Моршей ходили большие суда.
Слава о Морше далёко звучала
Вот и прознал про неё государь
И повелел он построить на Морше
Город торговый большой прибольшой…
В городе этом бывал я, но позже.
Моршу тогда я узнал хорошо.
Морша уже измельчала в ту пору.
Моршей уже не ходили суда.
Лодки порой проплывали с мотором
Редко приредко, почти никогда.
В Морше была ледяная водица.
Грело ли солнце, не грело ль совсем
Было на Морше легко простудиться.
Только ведь я ни такой, как и все…
Моршей я плавал на вёсельной лодке
Ровно одинадцать дней и ночей.
Днями рыбачил, ночами же кротко
Спал я у Морши самой на плече.
Морша со мною вела себя мило.
Редко теченьем сносила на ил…
Морша ль сейчас обо мне загрустила.
Я ли о Морше сейчас загрустил...
ГАРМОНИЯ
Гармонию природы не нарушу
И в этом тоже смысл бытия
Когда мы познаём природы душу
То постигаем собственное Я.
В ГОСТИННИЦЕ
Я номер снял, но в полном мраке
В теченьи первых двух часов
Мне звуки отдалённой драки
И чьихто пьяных голосов
Спать не довали то и дело.
Но постепенно мир утих
И тишина вошла в пределы
Извечных помыслов моих.
Районный город в зимней дрёме
Лежал как мёртвый за окном
И показался мне мой номер
Похожим на библейский дом
Как тот ковчег святого Ноя
Он плыл куда-то неспеша
В пространстве вечного покоя
И я не смел ему, мешать,
А что я мог…Простой бродяга,
Лишённый денег чувств и сил
Всю жизнь безмолвно, как бумага
Я оскорбления сносил
То ради глупых привилегий.
То ради сына и жены…
Как сладко мне в моём ковчеге,
В пространстве вечной тишины.
Пусть длится ночь и в зимней дрёме
Лежит районный город век
Плыви, гостиничный мой номер.
Плыви, мой сказочный ковчег…
РАЗДУМЬЕ
Не сравнивай меня ни с Богом
Ни с многоликою весной
По Брянским я ходил дорогам,
Стоял в раздумье над Десной.
Косил траву, на лодке плавал
И согревался у огня,
Но жизнь мою назвать уставом,
Но брать во всём пример с меня…
Когда б я был монах отшельник,
А то грешил всю жизнь как мог
И часто загородный ельник
Давал мне строки под залог.
И не был я ни грозным Богом
Ни многоликою весной
И жизнь моя была залогом
За всё написанное мной…
Вечереет
Вечереет…Тишина такая,
Что и шелест листьев как набат.
Воздух вздрагивает и вздыхает.
Звёзды с неба пристально глядят.
Мне сегодня очень одиноко.
Беспричинно чувство это, друг.
Вечереет…Тишиной глубокой
Схвачен я, как парой цепких рук
Схвачен крепко, словно бы задержан
По приказу канувшего дня.
Вечереет. Ни одной надежды
Не осталось в сердце у меня.
КРЕПОСТНОЙ
Ржаного хлеба резаный ломоть
Усыпан весь кристалликами соли,
Но завтра будут розгами пороть
И буду я опять кричать от боли.
Помещик наш, известный демократ,
Любитель Муз и прочих барских штучек
Как принц заморский сказочно богат,
Но дня прожить не может этот гад,
Что б хоть кого-то насмерть не замучить.
Он завтра мне назначил умереть.
Я был о том предупреждён прислугой.
Куда бежать. Как загнанный медведь
Забился я в усадьбы дальний угол.
И я молюсь, Всевидящий Господь,
Пошли мне смерть без срама и без боли…
Как сладок хлеба резаный ломоть,
Усыпанный кристалликами соли.
Как чуден звезд бесчисленных хорал,
Горящий у меня над головою.
Мне кажется, что всё вокруг живое,
Что никогда никто не умирал.
СОН
Мне снилось, что большой цензурой
Был мне закрыт в литературу
Единственный доселе вход,
Что предан был я вдруг позору
И сослан в самый дальний город.
В край хвойно-лиственных пород.
И еду я в скрипучей бричке.
Крошу в руках сырые спички
Под смех конвоя, а вокруг
Бескрайние до боли степи,
Но крепко власть сковала цепи
И безразличен звеньев стук.
Империя как будто дёготь.
Её творцу опасно трогать,
Чтоб белый цвет не утерять
Он должен обходить за вёрсты
Всё то, что в ней, большие звёзды,
Возможность славы и печать.
Скрипит в степи простая бричка.
Крошу в руках сырые спички
И думаю о чём- то… Вдруг
Звезду в пространстве стылой ночи
Я замечаю и как Отче
Шепчу: «Привет тебе, мой друг…»
ПРАВ ЭККЛЕЗИАСТ
Всё чаще жизнь уходит от меня
С восходом солнца, но и в это время
Приветствую тебя, начало Дня
Рассвет надежды в мировом гареме.
Пусть нарастающий всё ощутимей гул
Летящих сквозь пространство электричек
Опять ночную тишину вспугнул
И праведные чувства обезличил.
Пусть на полях клубящийся туман
Мне застит взор, и сердце рвёт на части
Ещё смогу накинуть я аркан
На голову твою, земное счастье.
Так пусть вся жизнь уходит от меня
И нарастают гулы электричек
И пусть туман как-будто западня
Для глаз моих, что мир на помощь кличут.
Ведь гомон птиц, уже в который раз
Вещает мне о наступленье утра,
А это значит, прав Экклезиаст
Считавший, что весь мир устроен мудро.
ПЕРВЕНЕЦ
(ПОЭМА)
В тот день, казалось, не было причин
Пророчить нам какое-либо чудо,
Но в этот день на свет родился сын
Посланник неба, выходец оттуда…
Он был тогда похож на языки
Степных костров, такой же красный ликом.
В окно, увидев часть его руки
Я на глазах всего роддома прыгал.
А после ночью, пьяный без вина
Я песни пел, охваченный тревогой
И точно знал, что ты, моя жена,
Не спишь, как я, и думаешь о многом…
Жизнь колесо, что катится, года
По той дороге, что судьбой зовётся.
Был день, как день. Такой же, как всегда.
Обычный день.…Ну, разве только солнца
В нём было малость больше, чем сейчас
Да ярче краски у осенних листьев.
Взволнованный, уже в который раз ,
Ладонями твои, сжимая кисти,
Я спрашивал тебя. Согласна. Да.
Ты отвечала мне с улыбкой мая
И помню, я почувствовал, тогда,
Что каждый сердца моего удар
С твоим ударом сердца совпадает…
А я не прятал слез, ведь был один.
Я в эту ночь на всей земле и дома
И думал я, каким он будет, сын,
А за окном, в сухих раскатах грома
Дрожала Русь весенняя и ночь
Ждала от неба благодатной влаги.
А все друзья пророчили нам дочь,
Но нет пророков… Против шерсти гладил
Меня нередко, Божий этот мир.
Но что пенять на злобный норов мира
Я, как и все, творил себе кумира.
Мне поиск смысла жизни был кумир.
И я искал его по всем дорогам.
По всем страницам философских книг.
Он ускользал. Он приходил во многом
И мне казалось, я зашёл в тупик…
Я закурил, дымок от папиросы
Повис над мною облаку под стать,
Я бился над вопросом из вопросов
А как его мне, сына, тойсть, назвать.
Иваном. Константином. Тяжкой гирей
Повис вопрос у края бытия.
Наверно, все отцы в подлунном мире
Над ним ломали головы, как я.
Но память, вот природы торжество.
Я вспомнил деда. Не было добрее
На свете человека. В честь его
Ни в честь себя, я сына своего
Уже в ту ночь стал называть Андреем…
Нет тупиков. Есть люди тупики,
Что сутью всей своею тупиковы.
Какую мысль им вслух не изреки,
Какое вслух не выскажи им слово
Они застынут и откроют рот.
Я жить хочу совсем наоборот.
Мне смысл жизни вдруг открылся ныне
И он в моём, пока что первом сыне…
ХРАМ
( ТРИПТИХ )
( А )
Был храм, как храм. Ничуть не лучше тех,
Что на Руси встречаются повсюду,
Но в нём была та устремлённость вверх,
Что мне всегда сродни казалась чуду.
Давным -давно он разом перестал
Вдруг радовать людей своим величьем
И вместо пола дьявольский провал
Образовался в нём, вполне типичный
По нынешним понятьям этих мест,
Но видит Бог, как мне сегодня больно,
Глядеть на то, как однорукий крест
Венчает купол мёртвой колокольни…
( Б )
Был храм, как храм. Ни годы, а века
Он наблюдал за сменой поколений
И каждый день, как чистая река,
В него народ стекался из селений.
И негде было яблоку упасть
В густой толпе собравшегося люда
Где каждый ощущал себя как часть
Большого, миру явленного, чуда.
Где каждый знал и мёртвый и живой,
Что как нигде он здесь приближен к Богу
И как во мгле на огнь сторожевой
На этот храм прокладывал дорогу…
( В )
Был храм, как храм. Распятья. Купола.
И окон полукруглые глазницы.
Посередине русского села
Он пять веков стоял, как говорится
Об этом в древних свитках… Потому,
А может, по какой другой причине,
Но люди стали привыкать к нему
Как привыкает женщина к мужчине.
И храм погиб. Привычкой красоту
Мы убиваем издревле, как чувство
Собою убивает пустоту
Пространств, времён и, главное, искусства…
КОГДА БЫ СНОВА
Когда бы снова в дом родной вернуться
Я мог теперь, хотя бы на денёк,
Что б на диване красном растянуться
И слушать, как звенят в пенале блюдца,
Позёвывает в печке огонёк
Я б счастлив был, наверное, премного
И позабыл о всех печалях дня,
Но время - невозвратная дорога
И шансов нет в запасе у меня.
Взрослею я и быстро, и заметно
Уже забор на уровне плеча
И я теперь порыв любого ветра
Способен запросто перекричать.
И что с того, что жив во мне, как прежде
Прошедшей доброй юности огонь
Когда любая батькина одежда
Моей короче стала на ладонь.
И дом, что был мои когда-то лоном
Давно уже, разобранный отцом,
Гниёт себе под вечным небосклоном
Оставленным живыми мертвецом…
РАСКОЛ
И колокол бил. И дымились уже головешки,
А Никон всё спал, благодарный за милость царю.
И рыжая белка в его почивальне орешки
Всё грызла и грызла, но я не о том говорю.
И колокол бил. И земля задыхалась от гари.
И дым застилал от очей староверов зарю.
И только пустые скиты по ночам государю
Всё снились и снились, но я не о том говорю.
И колокол бил. И маячил в окне комнатушки
Седой Аввакум, уподобленный вдруг бунтарю
И капало на пол вино из расколотой кружки
Всё снова и снова, но я не о том говорю…
ГНЕВ АВВАКУМА
Ни образы писать, а образа
Подумал он и выругался: «Черти,
Не понимая в этом ни аза
Они Христа малюют под туза
Под бюргера на праздничном конверте.
Ужо дождётесь, бесовы сыны.
Настанет день заслуженной расплаты.
Покинут лес все те, кто без вины
За преданность ученью старины
Вдруг оказались страшно виноваты.
Раскола ждёте… Будет Вам раскол
Когда возьмём рогатины мы в руки
И выйдем на просторы русских дол,
А если нет… С усердьем диких пчёл
Продолжат это дело наши внуки.
Но до поры, когда свершится месть,
Не ведать нам ни сна и ни покоя
И гниль раскола в чистых душах несть
И хоронить в скитах дремучих честь,
Но умирать мы будем только стоя…
РОДИНА
Посидишь, бывало, возле дома.
Поглазеешь на рабочий люд…
Родину мою, духовный омут,
Многие провинцией зовут.
Ну и пусть…Ей это не в обиду.
Ни в названье дело, говорят.
Это, верно, Родина, что с виду
Неказиста ты… на первый взгляд.
Да зато как глянешь со второго
И глаза не сможешь отвести
Церковка стоит белоголовая,
Рощица о чём-то шелестит.
Бабы у базарчика хлопочут
В поисках дешёвого тряпья…
Со второго взгляда, даже очень,
Хороша ты, Родина моя!
1564-й
Нынче как-то в народе не принято стало
Подвергать обсуждению царский указ.
Так он мне говорил и движением вялым
Хворост в кучу при этом сгребал каждый раз.
Да, не принято. Я соглашался невольно
И кивал головой на опасную речь.
Верховой проскакал по дороге окольной.
Я из ножен прадедовский вытащил меч.
Но затихла вдали лошадиная пляска
Меч обратно, вложив, я пригубил вино.
Это присказка, братец, а вовсе не сказка.
Я подумал. И он говорит мудрено.
Слышал я, будто Курбский подался к собакам,
Он сказал и в упор поглядел на меня
Половина его, отсечённая мраком
Недоступна для взгляда была и огня.
Я подумал с тревогой, глаголет премного,
Но кивнув головой на опасную речь
Так сказал. Всё в руках православного Бога
И поправил на поясе сбившийся меч…
ГУЛЛИВЕР
Бесконечные русские долы
Поздний гуд молодого шмеля
Уж не здесь ли когда-то монголы
Проскакали, траву шевеля.
И не здесь ли французские речи
Отзвучали когда-то давно.
На курганов покатые плечи
Ночь ложится. Безлюдно. Темно.
И какие-то странные гулы
Слышу я, но понять не могу.
То ли тайная сила вспугнула
Многочисленный звёздный табун,
То ли где-то за дальним пределом
Поперхнулся луной океан.
Млечный путь ослепительно белый,
Разнотравный пьянящий дурман.
Я стою не живой и не мёртвый
Неподвижен, как-будто скала,
Словно даль, что вокруг распростёрта
Для меня непомерно мала.
Словно я, надоевший кому-то
Пропагандой красивых химер,
Оказался в стране лилипутов
Одинокий. Большой. Гулливер …
БАЗАР
Опять базар. Опять торговки.
Опять вокруг цыганский слог.
Базар, а я твоей сноровке
Всегда завидовал, как мог.
И только ныне, успокоясь,
И в зрелость медленно входя,
За то, что ты не ценишь совесть
Я перестал ценить тебя.
Теперь меня уже не манит
Твоих реклам особый цвет,
Но сохранила всё же память
Одну картину прошлых лет.
Как я, тогда ещё мальчишка,
Иду базаром, неспеша,
И хочется купить мне книжку
Да нет в кармане ни гроша.
И плачу я у лавки «ПРОЗА»
Топчу ногами снежный наст
Не понимая, что за слёзы
Никто мне книгу не продаст…
ИНДЮК
Свою подчёркивая важность
Индюк, нахохлившись идёт.
Живот, сама благообразность,
В узле презрительности рот.
Ума, наверное, палата
Коли разважничался, друг.
Ума палата не богата
Богат палатами индюк.
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Я помню, море берег лижет.
Вдали - громады маяков.
И с каждым днём ко мне всё ближе
Подходит первая любовь.
И подошла. И заглянула
В мои глаза глазами дня.
И всё как есть перевернула
Она во мне и вне меня.
Прошли года. Я стал взрослее
И не одну вспахал межу,
Но до сих пор от встречи с нею
Я перевёрнутым хожу…
ПРОЩАЙ, ЧУДЕСНАЯ ПОРА…
Прощай, чудесная пора
Нелепых поисков, сомнений
Когда с утра и до утра
Блуждал во тьме, мой скудный гений.
Когда от запахов весны
Пьянел мой разум честь по чести
И уходил ночами в сны
На прежнем оставаясь месте.
Прощай теперь уже на век.
Ни что меня не остановит.
Мной взят стремительный разбег
В пространстве нужных мне условий.
Но даже там за чередой
Псалмов, звучавших ежедневно,
Я не забуду облик твой
И не скажу, что ты никчемна…
КОЛОКОЛА
Я уходил. Луна плыла
И наливались кровью звёзды
И мне во след колокола
Звонили яростно и грозно.
Я уходил, а ты звала
Вернись ко мне пока ни поздно.
Но я ушёл… В пыли дорог
И вечной духоте вагонов
Я позабыть тебя бы смог
Когда б ни полные тревог
Колоколов Российских звоны.
Луна над миром не плыла.
Не наливались кровью звёзды.
И я вернулся, ты ждала.
Ну что ж, сказала ты, не поздно.
Но до сих пор колокола
Звонят и яростно и грозно…
ТАТЬЯНЕ
Ложится путь. И сани
Мои летят вперёд.
От черноглазой Тани.
От расписных ворот.
От песен лесорубов…
Но хоть коней ворочь,
Когда я вспомню губы
Татьянины и ночь.
Прибавь, Всевышний, силы
Не повернуть с пути.
Зачем шептала Милый
Останься. Погости.
Есть муженёк законный
Хоть и молва идёт,
Что водкой он сгублённый
…А кто сейчас не пьёт.
Гей, вороные. Сани
Летите. Смерть тиха.
От черноглазой Тани,
Подальше от греха…
ЦЫГАНЕ
Луна. Костёр. Гитара. Пляска.
И таборной царицы стан.
Горит кровавая повязка
На смоляных власах цыган.
Коней прорвавшееся ржанье
Сквозь бубна сумасшедший звон.
Мельканье рук и ног мельканье
И восхищенья полный стон
И тишина. И снова звуки.
И хлеба дымного ломоть.
Смычком уверенные руки
Ласкают инструмента плоть.
И на лице, от ветра что ли,
Вдруг набежавшая слеза
И ощущенье вечной боли
И звезд манящие глаза…
МОСКВА
Москву ни в славе и ни в злате
Ты полюбила в эти дни
Как на ночь глядя, свой халатик
Окно пошире распахни.
Взгляни на улицу, где шумно
Жизнь порождает толкотня
Тем взором девственным и умным,
Каким глядела на меня.
Как муравьи повсюду люди
Глядишь с восьмого этажа
Перед тобою как на блюде
Дворы Московские лежат.
Ты видишь всё, от мощных шпилей
До бесконечных площадей
Москва без крови и насилья
Сейчас становится твоей.
Ты близорука… А от века
Так повелось, гласит закон,
Чем хуже зренье человека
Тем меньше грязи видит он.
МОРШАНСК. ИЮЛЬ…
Моршанск. Июль. Горячий воздух
Пропах навозной жижей весь.
Вдали от всех проблем серьёзных
Полгода я ютился здесь.
Что в памяти осталось: Улиц
Булыжный мрак…Забвенье Цны…
Вот женщина идёт сутулясь
С глазами, что, как жизнь честны.
Она идёт ко мне навстречу
Сквозь торопливый сумрак дня.
Волненье чувств, волненье речи
Всё это ждёт ещё меня.
Всё это только перспектива,
Что вкривь могла пойти и вкось…
Я быть тогда хотел счастливым
Да только мне не удалось….