сегодня всю ночь
полузнакомая рыжая девочка из нового орлеана
просила меня: не ревнуй её, настя, пожалуйста, не ревнуй.
стояла так насмешливо, гордо и просила не ревновать.
мне захотелось встать и посмотреть в насмешливые девочкины глаза,
но пол подо мною ходил ходуном, и ноги в коленях подкашивались.
и поэтому, чтобы не было так ужасающе страшно,
я сказала: не понимаю, о чём ты, с чего ты вообще взяла?
а она говорила и говорила... да откуда в ней столько сил?
господи, скорей бы она уходила. ну к тем, к своим –
уныло думала я, раскурочивая ржавеющий апельсин.
а она рассмеялась:
да ладно, настя, тебе же никто не нужен,
это ведь ты собиралась решительно помирать,
как только тебе стукнет тридцать,
ну в крайнем случае – ладно уж – тридцать пять.
послушай, тебе её даже не удержать,
как и ту – ты отлично знаешь, о ком я – другую.
это я говорю тебе, словно большому другу,
потому что у друзей не должно быть тайн.
друзья вообще должны быть беспощадны друг к другу.
при этом всём я действительно не понимаю,
как она оказалась на нашей кухне,
какой дурак её сюда заботливо пригласил.
апельсин разъедал мне веки, глаза и пальцы,
странно то, что никто его не приносил,
и никто не вложил мне в руку.
а вот эти все её невозможные чудаки
обезьяньими пальцами рвали картошку с луком.
а она всё улыбалась и говорила:
дорогая, какой же ты пишешь бред,
это всё, потому что мама тебя в детстве недолюбила.
и мне так хотелось своими апельсиновыми руками
провернуться внутри её черепной коробки,
чтобы теперь не я этими чёртовыми углами
раздирала до мяса кожу на подбородке.
чтобы теперь не я и вообще ни одна другая.