1
Для счастья многого не надо.
Лишь неба синего просвет.
Лишь ожиданье листопада,
как ожиданье долгих лет.
Все впереди. И все в зачатке.
Как будто, отправляясь в путь,
осталось натянуть перчатки
и ветра зимнего вдохнуть.
Сверкает жесть. Темнеет в восемь.
И там, где светятся дома,
еще вдвоем зима и осень,
а впереди – одна зима.
2
Еще зеленая трава.
Уже бурьян и буреломы.
В осеннем парке дерева
приобретают цвет соломы.
И будто переходят в строй
простых строений и построек.
Как будто стали детворой
в пальто сезонного покроя.
Как будто все, как у людей.
Как будто каждая обновка,
из курток теток и дядей
перелицованная ловко.
3
Разложили дымные костры
дворники в малиновых жилетах.
Это выбиваются ковры,
полностью затоптанные летом.
Это разгребаются углы,
или антресоли, или ниши;
кое-где вскрываются полы,
где скрывались полевые мыши.
Это, разбирая антресоль,
зимние меха перетряхнули.
Это, словно лист осенний, моль
кружится над шубою на стуле.
4
Моя осенняя любовь
на день безветренный похожа.
Когда буквально в час любой
всю жизнь возможно подытожить.
Когда не жалко умереть
без исповеди и причастья.
Когда не будет больше впредь
такого праздника и счастья.
Когда бездомные коты
гуляют как во время марта.
Когда есть только я и ты
и ритм любовного азарта.
5
Листья палые, мертвые сплошь.
Ах, какое ужасное горе!
Ты по листья опавшим идешь,
как по волнам уснувшего моря.
Есть на свете такая страна,
где под солнцем, сухим и горячим,
утомленная солнцем стена
потемнела от долгого плача.
Там родился однажды Поэт
из разряда, каких не бывает,
но таких, что неведомый свет
в листьях мертвых от слов оживает.
6
Я раньше был красив, как бог,
особенно поближе к ночи,
и говорил, где только мог,
одну присловицу: «Короче…»
Теперь дается каждый шаг
с трудом, как будто я разутый.
Теперь я говорю: «Итак…»
и замолкаю на минуту.
Итак, короче, дело к ночи.
С трудом дается каждый шаг.
Я раньше говорил: «Короче…»
Теперь я говорю: «Итак…»
7
Как в жизни бывает нередко,
вдруг стоит мгновение дней.
И ты замечаешь и ветку,
и листья считаешь на ней.
И ты замечаешь, что ветер
деревья сгибает и гнет,
что солнце сквозь тучи не светит,
что тучи сверкают как лед,
что сыро, как будто в харчевне,
где старый потек керогаз.
Сегодня писатель О. Генри
напишет печальный рассказ.
8
Как беспросветно и зловеще
затянут серым небосвод!
В ответ на шерстяные вещи
зима холодная придет.
С холодной спесью постояльца,
когда на улице темно,
она сухой костяшкой пальца
три раза постучит в окно.
Стеклянным звоном отзовется
Вселенной каждый уголок,
где непогашенное Солнце
бросает тень на потолок.
9
Последний, может быть, в году
осенний дождь клюет лениво,
как будто птица какаду,
зернистый грунт под водосливом.
И слышно вдруг в ночной тиши
не летнее шуршанье листьев,
а то, как дождик заспешит,
внезапно все переосмыслив.
Ведь это все в последний раз.
И эта ночь. И эти звезды.
А все, что будет после нас,
по меньшей мере несерьезно.
10
Не мною сказано когда-то,
что лучше нет дороги той,
которой старые солдаты
на склоне лет идут домой.
Они идут, как иностранцы
среди неузнанных родных.
В прожженных похудевших ранцах
солдатский хлеб лежит у них.
Колеса мельниц на запрудах
вращают медленно закат,
и лишь деревья ниоткуда
не возвращаются назад.
11
И похолодало резко!
Словно тонкое стекло,
на куски с протяжным треском
вдруг рассыпалось тепло.
На куски и на осколки –
с хрустом лужи ледяной.
Стужи острые иголки
отдают голубизной.
Стужу до кровавых заед
мы жуем, как холодец.
Все на свете замерзает,
кроме любящих сердец.
12
Дома покинули улитки.
Одежду сбросил бедный лес.
На листьев бронзовые слитки
поставил ногу Ахиллес.
И там, где раньше еле слышно
кружились листья над тропой,
гремит и самый никудышный
под ахиллесовой пятой.
А парка обрывает нитку
в конце портняжного труда.
Что черепаху?! И улитку
ты не догонишь никогда.
13
О смерти поэзии как-то и где-то
поведали мне молодые поэты.
Я слушал с улыбкой дурные слова…
Поэзия, милые, вечно жива.
Она ведь бывает не только в сонетах.
Она учреждалась не властью Советов.
Она существует, как лес и трава.
Поэзия, милые, вечно жива.
Она существует как Бог и природа.
Она из явлений подобного рода.
Поэт под забором однажды умрет.
Поэзия, милые, вечно живет.
14
Деревья, в безлиственной кроне
зигзагами расположась,
красиво чернеют на склоне,
на землю почти что ложась.
Так будет зимою все время.
Так будет, наверно, всегда.
Душа моя – вечное бремя,
награда за все и беда.
Наверно, не будет другого
ни счастья, ни горя уже,
чем знать, что последнее слово
лежит у меня на душе.
1995 г.