Он мне сказал «Ты одержим»
И я, и .. «мы» уже бежим во тьму, и в ненависть, и в одиночество такое,
Что никакой зубовноскрежеплачущий режим не обожжёт меня,
И жар от аналоя на моей синей коже создавая волдыри
[ смотрите, скальтесь, ссуки, упыри]
Я выгорю прекрасней утренней зари без сожалений, сантиментов, без остатка,
Не осуждай меня и не кори, открытой пастью взломанной двери зияющей пророчеством
Извечного упадка мёртвых душ. Я на шарманке завожу чернейший похоронный туш
По долбанной утрате истинной свободной воли, узри меня, исторгни и разрушь,
Презрев все слёзы всех мещанских клуш, которые меня любили.
Но не боле.
Без жертвоприношения, меня, дерзнувшего ходить при свете дня и говорить иными языками,
Спасти, бесспорно –– полная ***ня. На тройке похоти бубенчиками наглости звеня
Я завернул в такие ****я, где буду ненавидимый столетьями-веками.
И за каждое слово отвечу,
И за каждую выпью свечу,
Не в запой бы мне, мне бы в сечу,
Мне бы палицу, палачу..
Я ещё допишу этот стишок, надеюсь.