Таврида

Роман Гурский
1

Вторые сутки в Судаке.
Ты выполнил дневную норму
на солнце – и теперь в теньке
сидишь, прищурившись на гору.

Глядит зубчатая стена
с обрыва башнею зубчатой,
не различая времена,
на скалы серые Алчака.

А между ними городок
сползает на берег по-крабьи,
туда, где птичник-паренек
вас беззастенчиво ограбит.

Рапаны, мидии вразнос,
шелковица и кукуруза
на пляже превышают спрос
джанкойской дыни и арбуза.
 
Здесь возят пони в «Жигулях»
на место каторги поденной.
Ты путаешься в числах, днях.
Вдруг замечаешь: понедельник.

Лишь набережной отделен,
с песчаной узенькой полоской,
от надвигающихся волн
тяжелой бездны черноморской,

ты пьешь черниговское, что
за мягкостью скрывает крепость.
Ты остаешься на плато.
Но вечером взойдешь на крепость.

2

Не горы покоряются, а страх
подняться выше и при виде бухты
(так видят чайки в гнездах на камнях)
промолвить «ух ты».

Твоя боязнь не больше чем гора
покатая и с тропкой каменистой.
Венчай, пока не началась жара,
победой приступ.

Там, наверху, свободный ветерок
излечит мнительного акрофоба,
и ты увидишь то, что зрит пророк:
ландшафты Бога.

3

Доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой.
А. Чехов

Здесь улыбаются даже собаки,
вечером, с высунутым языком,
выйдя на пляж полежать в полумраке
к морю, катящему на волнолом.

В этом поселке на склоне гористом
улочки круты и замощены,
стройную стражу несут кипарисы,
ночью над плоским заливом черны.

Крупнозернистая, на побережье
статуя слеплена из творога.
Лунный восход над безглавою брезжит.
Чуть наклонилась. Отбита рука.

Жить бы здесь в доме с террасой на море,
слушать прибой, с кипарисом дружить
или приехать дождливой зимою –
в куртке по набережной побродить.

Перед собакой немного стыдиться.
Выйдя на розовый галечный мыс,
вдруг разглядеть не кружащую птицу,
а на охоте летучую мышь.

4

В кафе на крышу за подачкой
все ялтинские воробьи
летят позавтракать горячей
подсоленной соломкой фри.

Такие выскочки и хваты
в поджарой птичьей голытьбе,
что за кусочком желтоватым –
скок на столешницу к тебе!

Кругом подоблачные горы
в тенях парящих высоки,
а тут малютки-крохоборы
пасутся у твоей руки.

Самцы в манишках черногрудых
и тощих самочек гарем,
людского чуждые уюта,
мостятся на двугорбой «М».

И ты, общипывая скоро
свой пухлый гамбургер с краев,
догадываешься, что горы –
в распоряженье воробьев.

2013, 2015. Гурзуф, Судак, Тверь