уставший Харон бессменного древнего курса
я отделяю первое, что попадётся в голову
измятая кинолента, протяженностью от детства до юности
в желании отредактировать, но только не сразу, не резко
фрагментарно, примеряя в процессе новые кожи, облачаясь в новые жизни
сторукий брахман новорожденный, веки склеены
глаза созерцают утопию, между потопами самоглумления
детские сказки, об общем равенстве, отторгаются вместе с плацентой
танцы святого Витта, цветные всполохи перед глазами
гранитное небо с жилами веток, перманентные спазмы, позывы рвоты
калибровка сознания, подчиняйся здравому смыслу и зрелости
но что же такое зрелость в перекошенном двадцать первом
кроме половой продуктивности
рты защитные грубыми нитями, навязанные (со)страдания
а для меня по-прежнему высшая точка болевого порога
доберман изрезанный за гаражами и мы семилетние
складываем останки, лапу к лапе, отрезанную голову, красные внутренности
тащим тушу в лоно осенних листьев
нас бы не остановили выкрики брось эту гадость
как же ты можешь бросить, того, кого действительно любишь
растрескавшиеся костяшки, узор из крови и грязи
заброшенные сараи с поломанной мебелью, набитые старыми тряпками с маслянистыми пятнами
канистры и пластины от трансформаторов
слезы засохли в горле, несдираемая короста одним вопросом
кто это сделал кто это сделал кто это сделал
я так и не вырос нормальным взрослым, да и кто вообще вырос
когда безумие скалится и ты окружён по периметру
как только акушер тебя вытащил и заставил кричать
от боли