" Блажен, кто верует в любовь." Роман 2часть.
(Частично Поэтический роман)
2. С надеждой живёшь.
И ждёшь, и ждёшь, но нет письма от любимого. Уже бегаю и на его этаж, звоню, причины разные нахожу, хотя бы узнать, доехал ли он, жив ли, здоров? И недовольна его мать была. Она понимает, что я не пара ему, но всё же говорит мне тепло, по-соседски, что нет ответа от него. Может, врёт, но как докажешь, и он хорош, не пишет мне.
Шли месяцы, а сколько можно ждать его? Не думала ему я изменять. Хотя уже заглядываются на меня одноклассники мои. И я лишь, чтобы не скучать по субботам, хожу в кино, но так далеко кинотеатр. Пешочком, по возвращении домой и страх возникает, и пьяницы под сосной, пугает каждый шорох.
Однажды, холодно, ближе к ноябрю, бегу домой по тротуарной полосе, а сзади машина фарами всё светит. «Неужто на тротуар она заехала, задавит же», – такая мысль меня, конечно, испугала. Прижалась я к забору спиной и стою, не шевельнусь с места.
И правда, машина вплотную движется на меня. Одно мгновенье, остановил впритык, и я у него уже в машине сижу. Руками сильными, цепкими
за горло он схватил, но не пугает, а говорит: «Чего ты под колёса лезешь?» Подвезти обещал, соседом он моим назвался. Мужик лет пятидесяти, в несвежей фуфайке, вся в мазуте, пропахла бензином, но что мне его бояться? «Он же старый», – так подумала я. Хотя отца не видала никогда, что-то мельком помню из детства, может, сгинул где? А может быть, меня и нагуляла мать? Не спрашивала и не спрошу, пускай как будет, а может, когда-то и расскажет мне. Так в мыслях у меня крутилось разное. А он с улыбкой всё ко мне:
– Чего ты бегаешь ночами, тебе не страшно?.. Уже который день слежу за тобой, одна и всё одна, бедолага, и нет с тобой подруг и парня.
Ему же не понять, что я люблю и ожидаю любовь свою, не спится, и лишь кино моё время разбавляет.
– А как звать-то тебя?!
– Таисия, мама кличет Таей!
– И что, и парень есть?!
– Есть, он учится в городе.
И тут он предлагает мне согреться:
– Выпей чуток, теплее станет.
– Не пью я водки.
– Тогда горячего чаю. – И подаёт мне, с термоса налив.
Не знала, что в нём моя погибель. Видно, намешан был там клофелин (Clophelin). Заранее готовился, поймать меня врасплох, а может, ещё кого-нибудь.
Очнулась я, заметила, далеко от нашего посёлка, не то деревня, не то заброшенный хутор. Руки связаны, лежала на постели лицом к подушке, а он надо мною издевался. Кричать стала, он же взял хворостину. Ударил розгами по попе:
– Получила? – приговаривал. – Напрасно кричишь, пустое место здесь, нет ни души, кричи не кричи, никто не услышит.
Поиздевавшись надо мной, не покормил. Завязал глаза, я чувствовала, что иду по полю. Наверно, полчаса, затем открыл он дверь, столкнул, как я поняла, меня в погреб. Не знаю, сколько ступеней вниз?.. Была каменной лестница, и боль, досада у меня, что ослушалась мать, чтобы не шастала в потёмках одна. Но если бы только было это всё?
Спустился он сюда, снял повязку с глаз, смотрю, все полки заставлены с правой стороны. И он спускает с них закупоренные банки с вареньем и разными маринадами. Даже подумала: «Неужели это всё он делает?» А там, за ними, ещё дверь, потайная, не скажешь, что она здесь есть. Опять меня втолкнул туда. Там одним взглядом заметила узкую солдатскую кровать, чайник электрический, чашку, тарелку и маленькую кастрюлю. Я поняла, не я первая, не я последняя была здесь у него. И что же делал он со своими жертвами потом? Неужто убивал и здесь же хоронил на поле, а может, это и его участок огорода? Я машинально посмотрела в угол: мешок с картошкой, лук и всё. Он бросил меня на кровать:
– Будешь себя вести хорошо, буду баловать иногда: мясом, шоколадом. Но осенью станешь здесь пахать на поле, я тунеядство не потерплю.
Он захлопнул дверь, и слышно было, как поднимается наверх. Звук защёлки, значит, закрыл и дверь. Как мне поступить? Такая доля выпала мне. Я долго осматривала все углы, а про себя думала: «Значит, что у меня есть?
Только миска и кастрюлька, один мешок картофеля, маленький кипятильник, чтобы заваривать стакан чая. Нужно сдвинуть мешок...» И я заметила, что угол не очень хорошо зацементирован, значит, есть возможность бежать?! Но как?.. Я же не крот, чтобы рыть себе проход наверх и метров шесть, а то и больше, и куда мне девать потом эту землю? Надо что-то другое найти, а как?
В этом году я должна была окончить школу, но какая там школа! Училась на отлично, хотела поехать за своим возлюбленным. Но сейчас думаю, хотя бы живой выйти отсюда. В таких размышлениях уснула, но, видно, ненадолго, проснулась от холода, не было там тёплого одеяла, может, он не успел ещё бросить сюда?
Так я остаток ночи не спала, зубы стучали от озноба, я опустила в чашку маленький кипятильник, заметив в углу два ведра, одно полное с водой, другое – для параши. Немного согрелась горячим кипятком, бросив туда висевшие веником, засушенные ромашки. Приблизительно, через час он затрещал наверху ключами и, вижу, бросил мне через маленькую форточку буханку круглую чёрного чёрствого хлеба и сказал:
– Вернусь нескоро, что ещё хочешь?
Я подумала, его нельзя злить и сказала наивно:
– Мне бы ручку и тетрадь толстую, должна же я готовиться к экзаменам, и одеяло, холодно было ночью.
– Так что же, тебе нет и восемнадцати?
– Нет, только семнадцать исполнилось.
– И когда это ты успела, не девка же была?
Он расплевался, выругался и закрыл дверь, но через полчаса всё же бросил мне тетрадь, ручку и старое ватное одеяло, а затем ушёл надолго. Я прикрылась одеялом, мне стало немного теплее.
День был трудный, несмотря на то, что голод я не чувствовала, свет давала лишь одна лампочка. Я сварила картофель в кастрюльке, забросив внутрь её маленький кипятильник. И всё съела с луком и с хлебом, еле- еле разорвав его на части, ковыряя ложкой, ножа здесь не было. Открыла тетрадь, и перед глазами как будто бы прошло воспоминания: моя первая любовь, моё детство, очень помнится первый поцелуй. Я не думала уже об учёбе, я хотела что-то писать, чтобы мои мысли были заняты чем-то в эти трудные минуты, и первое,что я написала одной строчкой, – это «Блажен, кто верует в любовь». Да, я так и назову мою жизнь,
судьбу неординарную. Не знаю, когда я отсюда выберусь, но всё же она мне поможет выжить в тех условиях, в которых я сейчас нахожусь в подземелье.
Не знаю, который сейчас час. Дневной свет сюда не доходил, только труба небольшая в потолке давала дышать кислородом, который был так необходим молодому организму. И видно было, что он пришёл. Он с шумом сапог своих спускался вниз. Я даже не заметила вчера важного: передо мной стоял сильный мужчина, такого сразу не оглоушишь, если даже и захочешь... тут же отпало желание бежать. Он мне сказал:
– Подойди ближе.
Если даже не хочу повиноваться, то знаю, получу розгами, нужно быть более податливой, что ли. Я подошла, он взял меня за руку и потащил обратно через поле к нему в дом. Там на столе была закуска: селёдка, водка, свежая буханка белого хлеба и пачка сигарет. Он спросил:
– Ты куришь?
– Нет.
– Научишься. Ну, возьми пачку, тебе понадобится.
Потом обвязал меня верёвкой за пояс, а второй конец сам себе закрутил за руку выше локтя и усадил за стол, наливая водки в два стакана:
– Ешь, а то будешь голодная завтра.
Я посмотрела на свежую буханку хлеба белого.
Он, видно, это заметил и отрезал горбушку, затем выщипал серединку, бросил собаке мякоть, положил в горбушку селёдку, очистив от костей, лук и дал в руку. Я посмотрела на него.
– Чего ты так всё смотришь?
– Просто так, мне мама тоже иногда так делала. Просто вы напомнили мне маму.
– А как звать твою маму?
– Евдокия Николаевна.
Он заметил, что я с удовольствием всё съела, и отрезал ещё горбушку и сделал то же самое, пока не начал сам есть. Потом сделал себе так же, и вскоре большая круглая буханка хлеба оказалась без горбушек, всё было съедено, и большая охотничья собака, он называл её Джульбарс, исподлобья озиралась на меня, рыча, подбирала мякоть, относя её каждый раз на маленький вязаный коврик у дверей.
– А сейчас в спальню, брысь!
Я встала, и он за мной на верёвочке до кровати. Я понимала, что попала, и понимала, что единственное моё спасение – это терпение.
Ну что же, я отпила водки. Может, насильно сто грамм, остальное выдул он, и терпи его. Как ржавая пила, работал долго, затем поднял и вывел опять на ночь к погребу, столкнул вниз, сам еле-еле спустился за мной и затолкнул меня обратно в мою конуру.
http://www.proza.ru/2017/03/29/371
© Copyright: Каменцева Нина Филипповна, 2017
Свидетельство о публикации №217032900371