" Блажен, кто верует в любовь." Роман 3часть.
(Частично Поэтический роман)
3. Живёшь, чтобы выжить…
«Живёшь, чтобы выжить...» – так я думала, пока шли до погреба. Он всё время надевал на мои глаза повязку, чтобы я не запомнила дороги обратной, наверно, но в этот раз повязка сползла, оказалась открыта немного, и я заметила, что погреб находился на лесной полосе, а не на участке. Он
постоянно привязывал к цепи мою правую ногу, а также свою, чтобы я не убежала. Она до крови натёрла мне тело около запястья, в этот раз он перевесил цепь на другую, увидев проблему. И поэтому я шла позади него, назад успела оглянуться, ничего не видно. Одинокая луна не смогла осветить ничего жилого. Даже его дом был не виден, оттуда издалека светилось лишь одно окно. И медленно, как бы раздвигая небосвод, выходил пар из трубы русской печи.
К его издевательствам я стала привыкать и смирилась, лишь бы сохранил жизнь, даже к его насильственным издёвкам привыкла. Я его не понимала, почему он всё время отводил меня обратно? Даже не давая отогреться. И в зиму, и в холод, и в снег, и в метель тащил назад, не ленясь, какой бы он пьяный ни был.
Меня это настораживало, значит, кто-то приходил днём, мог бы меня заметить.
Сколько я здесь? Не знаю, только делаю отметки на стене, царапая палочки единственной ложкой, но уже полстены занято, значит, больше года, по моим подсчётам.
Я не заметила, что пропала у меня менструация и животик стал расти. «Неужели здесь буду рожать, в подземелье?» – так думала в страхе за будущего ребёнка. И что будет с моим дитём? Кто родится, мальчик или девочка? Сколько вопросов, но нет пока ответа. Однажды, когда он заметил живот, то грубо сказал:
– Мне только этого не хватало, сейчас нужно искать замену.
Я даже не думала, что он мог бы так поступить.
В один зимний день, когда мой живот совсем выпирал, он столкнул сюда же ещё двух подростков. Девчонки совсем, одна была лет десяти, а другая – лет пятнадцати. Я расстроилась. «Наверно, расправится скоро со мной», – так подумала. Но этого не произошло.
И так как была одна кровать, а нас было уже трое, он говорил: «Как-нибудь обойдётесь».
Я попросила прочную верёвку, чтобы хотя бы сделать ещё гамак для одной, а со второй мы будем спать валетом. Он бросил верёвку, одеяло и узкий окровавленный матрас, буханку хлеба и два дня не показывался.
Девчонки истерически плакали. Как и чем я могла бы их успокоить? Когда сама в таком же положении и не первый год, но смирилась с надеждой на побег. А может, я ещё в худшей ситуации? Ожидала, что он меня и похоронит здесь, где-нибудь в лесной полосе. «Ой, мамочка, не найдёшь ты меня», – всегда думала я.
Девчонки оказались из соседнего посёлка и тоже выходили из клуба, куда завезли новый фильм, шли по дороге домой одни, он же и решил их довезти. Видно, тоже следил за ними.
Мы познакомились, они всё рассказали о себе и обо всех последних новостях и назвали себя; одна – Светлана, меньшая, вторая – Катенька, постарше.
«От этого педофила что угодно можно ожидать», – так думала я, и мы все в страхе мастерили вторую кровать. Гамак не получился, и мы всё заново развязали, потом сообразили из одной кровати сделать две. Обвязали стенки
железной койки несколько раз, продевая через неё параллельно, а затем прямо перевивая за каждую верёвку, и у нас получился как бы второй ярус, правда, очень низкий. Положили сверху матрас, и Светлана, меньшая и по возрасту, и по весу, худенькая, стройная, залезла спать в ночь, но всё равно под её тяжестью, сделанная верёвчатая сетка изогнулась, и она была почти у наших тел, зато вторую ночь мы выспались.
Только на следующий вечер услышали мы звон ключей и твёрдую походку его ног в кирзовых сапогах, которые он носил круглогодично. Он даже ничего не принёс поесть, открыл форточку и скомандовал:
– Подсобите, пускай сюда лезет Светлана, она вам принесёт еды.
Я-то понимала, зачем он её зовёт, а Катенька обрадовалась и придвинула единственный стул к форточке:
– Полезай туда и принеси пожрать.
Я же ничего не сказала. И что должна была сказать? Я понимала, как будет трудно ей отработать это «пожрать». И пока она не вернулась, я не смогла сомкнуть глаз.
Опять шаги, и форточка открылась, Светлану он сбросил как вещевой мешок. Хорошо, я подложила одеяло, зная его натуру жестокого человека. Потом он кинул нам одну буханку белого хлеба и кусковой сахар, наверно, килограмм и граммов триста колбасы ливерной. Я посмотрела на закуску и на Светлану, которая была, видно, хорошо бита.
Она ничего не сказала, но, кряхтя от боли, полезла наверх. Я же подумала: «Бедная девчонка, наверно, поиздевался здорово».
Он же сюда зачастил, меня обходил стороной, то и дело забирал девчонок, пока несколько дней только Светлану, а потом уже чередовал каждый вечер. В первый день Катеньку вообще нельзя было узнать, бил её по лицу, вся в синяках она пришла с разорванной губой.
А что же было у меня? Ничего, только эта тетрадь, ручка и кислород, которого уже не хватало на троих. И ведро параши, вонь, что выливалась лишь в неделю раз.
Как-то, вернувшись, Светлана сказала:
– Его звать Егор Павлович.
Я посадила её на единственный стул, сами же мы сели на кровать и начали расспрашивать.
И она рассказала, откуда узнала:
– Когда находилась в спальне и, как обычно, уже лежала в его кровати, кто-то постучался, он крикнул, что сейчас, зашёл ко мне и сунул полотенце глубоко в рот, чуть-чуть не задохнулась, а руку пристегнул с наручниками к кровати, как делал всегда.
Я подумала: «При мне наручников не было, видно, разжился?»
– Он вышел, и я слышала, как кто-то с ним разговаривал, просил одолжить сани и назвал его Егор Павлович.
– Женский голос был или мужской?
– Мне кажется, женский, хриплый, может, старческий.
– И долго они разговаривали?
– Нет, она спешила, сказала, что к сыну едет в город, на последнем автобусе, а сани бросит у автобусной остановки, чтобы он забрал поутру. Она их спрячет в посадке. Он заметит на условном месте.
– А что, у него есть сани на бензине?
– Не знаю, она говорила «те, которые ты сделал сам».
– Он, видно, на все руки мастер, и ему море по колено, держать нас здесь будет всю жизнь. Нас сейчас трое, и мы должны держаться вместе, чтобы разработать план, как отсюда сбежать.
Но, как бы мы ни строили наш план, ничего у нас не получалось, единственное, что мы узнали: где-то рядом автобусная остановка, у него где-то в сарае есть сани, а звать его Егор Павлович, хотя между нами мы его называли мужик-насильник.
По моим подсчётам, мне уже приходил срок скоро рожать, а я же несколько месяцев белого света не вижу. Однажды он через форточку сбросил белое бельё и всё для новорождённого и сказал:
– Будешь рожать здесь же.
– Как в таких условиях рожать?
– У вас есть вода, есть чайник электрический, не маленькие, если можете ноги раздвигать. – И он сбросил ещё таз и грубо добавил: – Хотя бы подмывайтесь, от вас несёт, как от доярок.
Это меня насторожило: может, здесь поблизости колхоз или же совхоз животноводческий и он там работает?
Однажды в ночь у меня начались схватки. Светланы нет, одна Катенька, каморка три на три метра, хожу из свободного угла туда-сюда. Боль не прекращается, разбудила Екатерину, та спросила:
– Что, началось?
– Да, включи чайник.
– И воды нет достаточно.
– Уже в;ды отошли, сейчас рожать буду.
Слышим, спускаются оба, значит, есть и помощь, кричу уже во всё горло: «Помогите! Помогите!» За сколько дней, наверно, полгода дверь со стеллажами не открывалась, он доставал их, девочек молоденьких, как котят из норки, а тут он всё же открыл, может, сжалился надо мной.
http://www.proza.ru/2017/03/30/379
© Copyright: Каменцева Нина Филипповна, 2017
Свидетельство о публикации №217033000379