Я знаю, где я, где мой потолок.
Как хлеб – пополам разломлен мой век.
С паршивой шуйцЫ для страны – хоть шкуры клок.
Отдам я свои картины в разбег.
И ляжет туман в расплавленный лёд,
Но смело вперёд, не зная зачем, я сделаю шаг,
И мой вурдалак мне веки сомкнёт.
Но знаю я так –
Вдали колея. Немая земля. А сзади – овраг.
А вольному воля не Богом дана.
Усопшим – покой, воскресшему – ад.
И равная доля не ровного дна,
Опять приведёт назад.
Оковы сорвали, темницы сожгли,
Текут города из серого льда.
Разбредшие стаи по коже земли
Тревожно спешат никуда –
На вольные кости, на вольные хрящи,
На вольные травы и вольные луга,
Вой да мычи, лай да ищи,
Бери вольный свет за рога.
Поднимай его на вилы и даже на копьё!
Покажи ему небо, где светит звезда.
Пусть уныло бредёт по следу зверьё,
Не зная зачем, не видя, куда...
Мои дети вольным слогом рождались и росли.
И вот уж вышли на просторы – петь да гулять.
Их положили на гитары, голоса и мысли,
И каждый из них может заставить размышлять.
И мне нисколько не жаль своей залётной крови –
Налей в стакан и выпей да ещё раз пропусти!
От тепла людской души да от вселенской Любови,
Никогда ни кто не ищет великой благости.
А вы ползите по долам, ненавидя свои роли,
Терзая душу, напрягая плоть,
Поисками чёрствого хлеба да соли,
Пытаясь, эти доли в муку перемолоть...
Когда свернёт в бараний рог васильковые дали,
Не тронь его губами, не пей его страх.
А лучше посмотри, сколько неба нам дали,
Бескрайние просторы, отражённые в Кострах.
Я буду блеять, и мычать, хлебая из колодца,
Из телячьего копыта воду судного дна.
И если в луже чудес нет отражения солнца,
Так знать тревожным блеском должна сверкать луна?