У геодезиста Иванова, потерявшего работу два года назад, и на почве недоедания периодически ставшего впадать в состояние медитации, открылся Третий Глаз.
Как-то, в ласковое летнее утро, лёжа на кровати, и не имея мочи подняться, он смотрел телевизор. Пела безголосая шикарная блондинка. Иванов, почувствовав прилив жизненных сил, вперился в разрез её платья. И вдруг, на самом притягательном месте, в глубокой ложбинке возникло что-то тёмно-мохнатое, похожее на жука. Иванов в нетерпении взмахнул рукой и стал дуть на экран.
- Ксюша! Ксюша! -
Жена Ксения, по своей женской выносливости и верности семейному долгу, шебуршала на кухне.
- Чего тебе? -
В проёме двери показалось круглое лицо.
- Жук какой-то на экране сидит, смахни... -
Рот жены перекосило, но она молча подошла к телевизору.
- Нету ничего! Если видишь в стенке люки, ты не бойся - это глюки, -
процедила она сквозь зубы и пошла на кухню.
Жук не пропадал. Он перемещался по экрану с блондинкой и упорно сидел на том же месте.
- Чертовщина какая-то! -
Блондинка закончила петь. Мигнув, телевизор отобразил чьи-то белоснежные зубы. Началась реклама американской зубной пасты. "Жук" исчез. Иванов задумался. Пока он напрягался в поисках ответа на непонятное явление, экран вытолкнул из своей бездонной глубины рыжеволосую физиономию известного государственного деятеля. Между бортами пиджака, на белоснежной рубашке под галстуком, распластав многочисленные лапки, возлежал "Жук", только в пять раз больше, чем у блондинки.
Иванов оторопел. Придя в себя, он поднял с пола тапок и запустил в экран. Тапок достиг цели и шмякнулся рядом с телевизором. "Жук" не шелохнулся! Иванов, кряхтя и охая, поднялся с постели и концом майки стал протирать экран, предварительно смачно на него плюнув. "Жук", нагло ухмыляясь, глядел ему в глаза. Иванов, не выдержав поганого взгляда, стал суматошно щелкать ручкой переключателя. Питер показывал "Будни милиции" - "Жука" на экране не было.
- Вот это да!..
Иванов вытер пот с лица, заросшего суточной щетиной, и сел на пол.
- Ксения, Ксения! - дико закричал он, переходя на фальцет. Испуганная жена влетела в комнату:
- Чего орёшь, что случилось?! -
- "Жук", "жук" - я понял!
Ксения взяла, дергающегося, мужа подмышки и потащила к кровати.
- Понял, миленький, понял... Что ты понял? Да вставай идол, руки оторвёшь! -
Иванов перекатился на колени и, ухватившись за край стола, встал:
- Он живой, его можно потрогать, если стоять рядом с тем на ком он сидит... -
- Спятил! -
- Сама ты чокнутая! Говорю тебе - этот "жук" сидит только на тех, кто в "люди" выбился, у кого деньги есть! -
Слово "деньги" произвело на жену впечатление. На лице вспыхнул неподдельный интерес, но тут же погас:
- Не видела я никакого "жука", тебе спросонья показалось.-
Кадык Иванова пришёл в движение:
- То то и оно, что один я его вижу. Смекаешь?! -
Ксения захлопала редкими ресницами.
- Эх, ты урюпинск! Стоит этого "жука" посадить на себя.., понимаешь, балда? -
Иванов тихо, плотоядно засмеялся.
- Да где ж его взять? - печально протянула, начавшая соображать жена.
- Искать надо, выходить на нужных людей. -
- Какие люди! Все без копья сидят, сам разве не знаешь? - Ксения начала раздражаться: - Нужные люди ему потребовались, кровосос, дармоед, лучше бы работу искал... -
- Затянула за упокой! Я тебе про артистов, депутатов толкую. Билеты на такие встречи покупать надо. -
- Покупать!!! - взвизгнула Ксения, - купилки заимей! - и уже, не слушая мужа, выбежала на кухню.
Иванов поскрёб, покрытую седеющими волосами грудь, и на цыпочках подошёл к серванту. Вытащив из синей фарфоровой вазы ветку сухого можжевельника, потряс её над ладонью. В кулаке оказались три, мелко сложенные, десятитысячные купюры. Иванов воровато оглянулся на дверь и засунул деньги в потайной карман, висящих на стуле брюк. Пора было ковать железо, пока горячо!
Театральная касса находилась на Измайловском проспекте. Иванов медленно шёл по набережной Обводного канала: - Надо было хоть чаю попить. Ничего, дай Бог, будем с Ксенией икру ложками из салатников кушать, Мурке вискасу накупим, а то скоро нас сожрёт - одни рёбра, да хвост.
В пустынной театральной кассе духота доходила почти до полной безвоздушности. Покрытая испариной кассирша, читала маленькую книжечку в дешёвом переплете. Лицо её отражало бурные сердечные переживания.
- Кхе, кхе... - покашлял Иванов. Кассирша сдвинула брови, но глаза не подняла.
- Кх-е-е-е..!
Она взметнула накрашенные ресницы:
- Куда? -
- Что куда? - растерялся Иванов.
- В какой театр, спрашиваю? -
- Мне бы на встречу со знаменитостями, - Иванов смутился и покраснел.
- Сто тысяч, Октябрьский, - ничуть не удивившись неопределённости пристрастий Иванова,отчеканила кассирша.
- А подешевле? -
- Пятьдесят, Юбилейный. -
- А ещё дешевле? - Голос Иванова упал до шёпота.
- Тридцать, в ДК Газа, на завтра. -
Иванов, взяв себя в руки, поинтересовался, - И кто там поёт? -
- Не поёт, а читает, - поправила невозмутимая кассирша. - Поэт Кукушкин. Два сборника в год. -
- Благодарю! -
Иванов вышел на улицу и засеменил домой.
Ксению, наполнявшую тарелки овсяной кашей, прорвало:
- Где шлялся? -
- Завтра пойдём счастье пытать. Только билет один, ты уж не обессудь, подождёшь меня в гардеробе. -
- С кого "жука" снимать-то будешь, горе моё недомыканное? -
Иванов в три глотка уничтожил кашу, отхлебнул из кружки с синим ободком чай, и ласково посмотрел на жену: - С Кукушкина. Поэт есть такой, похоже удачливый. -
- Ты же стихов сроду не писал! Депутата бы какого завалящего нашёл, как раз по тебе, обещать больно горазд, - Ксения саркастически хихикнула.
- Посмейся! - взвился Иванов, - Жизнь заставит и волком завоешь, и кого-нибудь матом покроешь... -
Ксения охнула и выронила в раковину недомытую тарелку. Иванов побледнел и оторопело уставился на жену.
На другой день, за полчаса до начала встречи с поэтом Кукушкиным, Иванов стоял у служебного входа, а Ксения с парадного прошла в гардероб. Иванов держал завёрнутую в целлофан красную гвоздику, на которую они потратили последние пять тысяч.
Время шло, солнце опускалось всё ниже и ниже. Иванов нервничал. Кукушкин не появлялся. Публика, собравшаяся на поэтический вечер, прогуливалась перед Домом Культуры. Испарения жаркого дня опускались на разгорячённые головы любителей русской словесности. Наконец, из подъехавшей серебряной иномарки, выскочил человечек с растрёпанными волосами, в джинсах и чёрной футболке. Две экзальтированные девицы, из ожидавших, с криками: - Кукушкин! Кукушкин! - бросились ему навстречу. Иванов остолбенел! На чёрной футболке поэта никакого "жука" видно не было.
- Деньги! Последние деньги потратил, Ксения не простит, - застучало в голове, как молотком по наковальне. - Что делать? -
Он ринулся вслед за девицами и, оттеснив их в сторону, рванул Кукушкина на себя. Поэт покачнулся. Иванов, не давая ему упасть, схватил его за футболку в области груди и выдрал клок материи. Обезумевший от напора "почитателей" поэт, с красной гвоздикой в спутанных волосах, отползал к стене. В ладошке Иванова сидел малюсенький мохнатый "жучок". Он засучил лапками, изготовился и запрыгнул к нему, в распахнутый ворот рубашки. В это же мгновенье экзальтированные девицы повернулись к Иванову и, подхватив под руки, потащили к лестнице. Он не сопротивлялся.
Кулисы пахли коньяком, шоколадом и майскими розами. Иванова вытолкнули на середину сцены и он, глядя на концы своих заскорузлых ботинок, гнусавым голосом, икая от страха, продекламировал:
- Ай люли, ай люли,
Ой вы нолики нули,
Чем на денежках вас больше,
Тем живём сытней и дольше.
Публика встала и, стоя аплодировала геодезисту Иванову. Слышались истошные вопли "Браво!"
Жена - Ксения рыдала в гардеробе от счастья, что ей больше не нужно будет ездить к пяти утра на станцию метро "Пролетарская" мыть полы.