Шквал аплодисментов затих. Часть людей ринулась в гардероб, а часть – все еще впечатленные игрой на сцене, обсуждали со своими знакомыми:
- Это гениально, давно я не видел такой игры.
-Прекрасно!
-Да-да. И нечего сказать.
Действительно, им нечего было сказать, но вовсе не от переполняющих эмоций. Все мысленно уже были в теплых кроватях перед очередным шедевром техники и искусства – телевизором, который так же был в их сердцах, как и любовь ко лжи перед другими. Многие бы променяли весь этот театр за тихий вечер перед телевизором, но было как-то неудобно перед другими, перед другими такими же – любителями беседовать ни о чем, зато как.
Были конечно и любители театров, и в то же время ненавистники телевизоров, но даже они сегодня спешили домой, так как ходить на одну и ту же постановку каждый год было сверх их силы, но не ходить – невозможно. Таких людей можно увидеть в каждом театре, в каждом доме и в каждом городе – людей, которым уже стыдно, хотя они еще ничего не сделали, но подумали.
Наш негерой был не из тех, кто любит театры, но и не из тех, кто их ненавидит. Он просто пришел сюда первый раз и, как чаще всего бывает – первый раз и не один. С ним была юная особа, которая случайно ляпнула о желании пойти в театр и сама же о нем и пожалела, когда получила приглашение. Но она пошла, то ли потому что по телевизору ничего не показывали интересного, то ли потому что влюбилась в него (не в телевизор и не в театр , конечно).
История вовсе не о том, как они встретились, проболтали весь вечер, признались друг другу в том, что театр – это не их и в том, что любят друг друга, потом женились и родили мальчика (обязательно первого мальчика) и потом – девочку. История умалчивает, встречались ли они еще раз после театра, или родилась ли у них сначала девочка (о ужас), а потом мальчик, просто у каждой истории должны быть свои герои, и у этой - не они.
Зал опустел, даже самые заядлые ценители искусства уже направлялись к своим домам, когда за кулисами, в гримерке царил хаос, хамство и что-нибудь еще на «х», пусть будет «холод». Актеры собирались быстро, не так быстро, как могли бы собираться люди, спешащие домой, а так быстро, как люди, спешащие домой и которым еще и ужасно холодно. По этой же причине грим смывался дома, и вечером на улицах обычного города можно было увидеть уставшего Гамлета или Отелло, которые решали – быть или не быть сегодня крепкой настойке и изменила ли их Нюра. Где-то плакал Шекспир, если он вообще существовал.
Директор театра никак не мог вставить окно, которое разбил как раз такой Отелло, когда обвинял свою Нюру в интрижках с Гамлетом. Даже бы Шекспир позавидовал такому треугольнику и скатал бы по нему новую пьесу, называлась бы она куда менее скромно – «Жизнь». В главной роли – мужчина, недолюбивший жену, и жена – никогда не любившая мужа, но веские причины стать женой заставили.
Да, конечно директор мог бы вычесть из зарплаты стоимость нового окна, но если бы она была. Были обещания – вот одна постановка и заживем, а пока творите, думайте об искусстве, а не о деньгах. Становилось стыдно, ведь артисты должны думать о светлом, великом, вечном, но на голодный желудок думается только об одном – как бы его насытить, а потом уже можно думать о светлом, великом и вечном.
Но все молчали, а кто не молчал, тот говорил, а потом уходил из театра. Навсегда, и в дальнейшем бесился об воспоминаний – а ты же когда-то актером был. Был – прошедшее время, а актер– это навсегда.
Выдерживали лишь самые отчаянные и одинокие люди. Становились они таковыми лишь потому, что жили часом на сцене, в тот момент – это и было их жизнью, а не игрой какой-то роли, в тот момент – все самое плохое забывалось, деньги, карьера, годы – все было неважно. Занавес. Гримерка. И тогда уже были очень нужны деньги, было печально от положения актера в местном театре – так себе карьера, и годы – в мутное зеркало каждый раз было видно все больше и больше морщин.
Так кто же герой? Раньше, быть им было проще, были поводы – войны, частые несчастные случаи, а сейчас, каждый – герой, кто живет тем, что ему дорого, кто отстаивает свои ценности всю свою жизнь, пусть даже за это ничего не платят, и никто не видит в этом подвига.