Мы с детства всех называем на Вы, потому что мы ещё маленькие. От рождения. Есть языки, в которых нет деления на Ты и на Вы. Скажем в современном английском это одно и то же слово. YOU. С детства в большинстве языков принято уважительное отношение к старшему, т.е. это называется Вы. К авторитету - Вы. Так как пока мы малые – не авторитетные – то полжизни – на Вы.
- Потом это уже переходит в стандарт вежливости.
- Да, потом мы уже привыкаем, мы вежливые, обращаемся ко всем на Вы. А потом вырастают более младшие, авторитетные, для которых Ты уже Ты, а они уже становятся Вы.
- Преодолев этот барьер, и даже иногда не зная его.
- И поэтому я говорю, что мы уже не меряем верстами, верстами пройденными.
«От Вы до Ты – дороги жизнь верстаем:
И жизнь уже не меряем верстами.»
То есть уже не годами или верстами, а результатами.
- Результатами. То есть, если человек переходит на Ты, о чем это говорит?
- О близости. О близости и совпадении интересов. В этом и смысл. Я же говорю: самый загадочный феномен в этой жизни, который я очень хотел бы понять-разгадать, и который никогда уже не успею, это феномен дружбы. Любовь – это всё объяснимо продолжением рода, это всё… А как возникает вспышка между людьми, которые, даже по определению, никогда, может, рядом не могли бы находиться, и ничего, возникает «на века», да ещё с какими клятвами, с какими эмоциональными подъёмами, наплывами. Это у меня в одном из стихотворений есть, где я говорю про друзей, ну в смысле что… Стихотворение про секс, но говорится о том, что есть отношения другие, кроме сексуальных. Что они реально необъяснимы природой человеческого организма, природой человеческого поведения, если это не в каком-то смысле извращение, то, что свойственно было древним армиям, флоту при долгом воздержании, гейскому сообществу, то есть я говорю о случае, когда все шли в фарватере, что называется, правильного понимания природы человека.
И эти отношения дружбы, именно дружбы, не фаворитизма, понимаешь? (Потому что, когда туда примешиваются все остальные аспекты, тот же фаворитизм – это управляемость).
А именно бескорыстность. И как самая цепкая мощная связка, когда человек начинает понимать на расстоянии, и достаточно одной мысли даже для передачи сообщения на расстоянии, то есть восприимчивость, и прочее, и понимание, и уверенность. Это уже даже не доверие, заметь, я даже последнее время не только про веру, про доверие, а это уверенность, что эти отношения не могут спонтанно вдруг измениться, что ты не можешь быть преданным. Преданным может быть кто?
- Кто?
- Преданным может быть тот, кто поверил, а там предательства в общем-то не происходит.
- Почему?
- А вот почему – вопрос. То ли нечего делить…
- То есть в дружбе не может быть предательства.
- Практически нет.
- Потому что там не заложены никакие материальные интересы.
- Не только материальные, почему. Там другой просто механизм самой организации. Я же говорю, я не вижу психологического механизма возникновения, но я вижу, что два, совершенно ещё не умеющих разговаривать ребёнка могут сдружиться, совершенно непохожие, совершенно неподходящие, готовы клясться, готовы друг за друга что называется членовредительство ставить, причём это не на разумном даже уровне, а именно на эмоциональном каком-то уровне.
- Получается, что у человека есть потребность в дружбе, в первую очередь. И когда она реализуется…
- Какая-то есть, возможно это и есть воспитание характера, воспитание чувств, воспитание отношений.
- Здесь, наверное, такой элемент, что человек осознаёт свою ценность, вступая в отношения дружбы. То есть до какого-то времени он находится под покровительством родителей…
- А здесь отношения партнёрства. Но не сексуального партнёрства.
- То есть он осознаёт свою ценность как личности.
- Именно как напарника, как партнёра, партнёра не в смысле как семья.
Два противоположных примера. Саша с Данькой, соседским мальчиком. Они очень плохо друг на друга влияют. А с другой стороны, это есть непреложный механизм. Я не знаю, почему…
Можно, конечно пытаться «сдруживать» только правильных с правильными, чтобы получать и правильный ещё результат. Но каждый при этом что-то потеряет. Причём когда, допустим, я на логическом уровне могу объяснить Саше, почему мне, допустим, Даня не нравится, а на эмоциональном я его переубедить не могу. Выслушав все мои доводы, «Понимаешь, - говорит, - даже несмотря на это всё, всё равно он мне друг».
- Я, конечно, теперь понимаю, но он мне друг.
- Это настолько убедительно, что после этого можно сказать: ты себя вспомни, с тем же Гоной. Сколько раз нас убеждали, что мы, по меньшей мере, не полезны друг для друга. Сколько раз меня убеждали, что Поль мне не товарищ, что Вахомчик мне не товарищ… Ну я тебе говорю, что после длительного периода жизни оставались 1-2 человека…
- Настоящие друзья?
- Можно сказать, настоящие. По крайней мере с ними я пребывал в длительных дружеских отношениях, что в этом мире очень, очень дорого ценится. Причём при этом нас не подпитывало ничего материального, или какие-то обязательства. Только воспоминания, по большей части бескорыстные или приятные.
Есть свои нюансы, что фактически эта тема (тема дружбы) может быть и базовой для будущего человечества. Если со временем будет биороботизация, и жизнь продлится, и прочее, и размножаться, может быть, будут по-другому, всё равно общество не может быть атомарным, понимаешь, да? В распаде.
- То есть отношения дружбы могут стать основой построения новых структур.
- Да.
- Любопытная мысль такая.
- Это даже не мысль. Скорее всего, человечество в ближайшее время не дойдёт до того, когда будут нужны другие воспроизводящие структуры.
- Но с другой стороны никто не знает. Может быть, это произойдёт спонтанно быстро.
- Человечество очень ускоряет так называемый прогресс. А прогресс в данном случае против того человечества, которое как бы было сюда занесено.
P.S. "Дружба – это знак более великой любви, большей, чем та, на которую способен человек или к которой могут подвигнуть его личные предпочтения. <…> дружба <…> почти равнозначна таинству, она есть знак любви Бога, который никогда не оставляет".
Сила возраста: уроки старости для семей и молодежи / Под редакцией Дж. Батталья. – СПб.: Алетейя, 2015. – 325 с.