Если б любовь меня пощекотала,
девица-пичуга меня склевала,
я бы соломенный пух взъерошил
и струны свои изорвал и бросил
и смехом чесал лёгкие, сердце
и ядовитых плодов не боялся,
дурною кровью весны умылся.
Мальчик получится или девчонка?
спросили клетки, меня сжигая.
Если б вылупилась щекотка
любви и взмахнула крылом костлявым,
в бедре засела детской экземой,
я бы и виселицы не струсил
и топора и войны и смерти.
Мальчик получится или девчонка?
спросили пальцы, мелом играя,
рисуя маленьких человечков,
мужчин и женщин во мгле зелёной.
Если б щекотка голодных нервов
меня настигла, не устрашила
и говорящих могил молитва.
Если б любовная лихоманка
меня прибрала в вороньи лапки
старости и её болезней,
времени крабья когда побежка,
челюсть падающая в тарелку,
из ямы помойной этой бы взвился,
чтоб мёртвым рухнуть у ног любимой.
С дьяволом мир пополам мы делим,
наркотик, что курится из девчонки
и остренько из зрачков исходит,
в кости мои проникает горько,
как-будто окурок тушат о сердце.
Сельди в море и сельди в бочке
и червь, уползающий из-под ногтя.
И это единственная щекотка,
мавпа, свисающая из секса,
из мрака густого няниной сказки,
из полночи пола, любовной песни,
чувства в груди, материнской ласки,
голубей воркованья, тех шести футов,
которые прах, просеянный ветром.
Так что же это? Смерть щекочет нерв?
Чертополох растёт из поцелуя?
Христос в шипах на дереве любви?
Слова, в них смерть суха и горяча,
слова как рана, в них печать твоих
волос, щекочущих меня, о будь,
метафорой останься, человек.