Спящей в деревне

Петр Шмаков
                1
Никогда, никогда, моя девочка, в этом краю
каменных сказок и колдовского сна
не бойся, что волк в овечьей шкуре заблеет,
выскочив вдруг из кучи листьев осенних,
и прыгнет на плечи сердце твоё сожрать
в лесной избушке, пропахшей насквозь цветами.

Моя дорогая девочка, спи глубоко,
заколдовавшая ночь ароматом цветка
фея моя: ни стая гусей, ни свинья
не превратятся в принца или в бурю огня,
льдов повелитель не соблазнит, о нет,
сердце твоё упавшей с неба зарёй.

И невинная ложь не соблазнит тебя
в глубокой лощине, где корни крепятся сна,
ведьмино помело, ведьма и даже весна –
ты от них далеко за щитом, решёткой страны
бесконечной. Защищена ты, мой ангел, и спасена.

Никогда, моя девочка, не разбудит тебя
колокол в страхе, что тени и колдовство
станут мучить кровь твою снегом, глумясь и губя,
снегом тихим и вкрадчивым как воровство.
Кто охотиться станет при лунном свете в холмах,
осенённых ангелом? Только малиновка вдруг

прянет сквозь листья из рук как бы Марии самой.
Sanctum sanctorium светится в бусинках глаз
под дождём и при свете лунном и днём.
Самый страшный призрак – сова – бесшумно взлетит,
промелькнёт над лисой в кустах и сгинет в ночи.

Не бойся ночных превращений – ни волк, ни принц
не подберутся к ферме. Мираж любви
тебя сохранит от вора, прозрачного как роса.
Деревушка священна, её хранит
молитва луны, катящейся в облаках.

В мире пребудь, очарована снегом в тихом доме,
в роще, пленённой белками, под облаками, луной
и звездой, благословившей тебя. Четыре ветра
охлаждают жалобы все и твоё дыханье,
темнота творит паутину под шорох веток.
Уверена будь, что Вор станет искать пути,

хитрый как снег, бесформенный как роса,
этой ночью и следующими ночами.
К вечерне колокол отзвонит, заутрене и обедне
и всякий удар его – повесть моей любви,
души, потерянной по пути к спасенью.
Каждой ночью рождаешься ты со звездой упавшей

и всегда находишь путь сквозь все непогоды
и дожди и росы и пыль дорог бесконечных,
а семена деревьев тоже как пыль,
летящая здесь в глуши деревенской,
и где упадут, там рана в земле и кровь
и падает мир точно так же в циклон молчанья.

                2
Ночь и олень в облаках над скирдами сена.
Крылья птицы Рух повязаны ленточками цветными.
Великая сага молитвы! В синей дали
стая грачей оседлала ветер
и каркают там из седла, читают
священную книгу птиц. А внизу

красный лис, как огонь, горящий в жаровне леса.
Ночь и охапки птиц на деревьях, в кустах.
Пастораль наплывает из листьев, трав и цветов.
Поток соловьиной песни, лощина разодрана звуком
музыки призрачной, словно там мёртвые стонут.
А на холме кипарисы слушают, затаившись.

Богослужение крови. Птиц кричащая вена.
Молочный дождь с кровоточащего неба.
Сага русалок для херувимских ушей. Всё молитва.
Ночи рокочет хорал. Всю правду скажи,
ночь, о нём, который крадётся, красный как лис
и вкрадчивый, словно ветер.

Сверкание музыки! Чайки с чёрными спинами
на волне её, отразился песок в их глазах
и над озером они пронеслись беззвучно,
только луна коснулась лучом их крыльев.
Музыка элементов, она творит чудеса –
земля и воздух, вода и огонь в белом сияньи пляшут.

Златоволосая девочка, спящая мирно любовь,
голубые глаза, ставшие аурой дома,
небо может ими перекрестить планеты.
Плачет колокол, ночь её глаза отобрала,
Вор пал на мёртвую, словно роса, бесшумно.
Истина правит, благословляет, но тщетно.

Вор пал на мёртвую, землю в сердце её
перевернуть, он медленно, хитро
слушает рану в груди и вращает её
вокруг солнца, к любви моей
он подобрался как снег, истинно он

всё рассчитал, но не для того чтоб красть
любви моей рану или её глаза
или мягкие волосы, веру он украдёт,
которая каждой безбрежной ночью
сагу поёт молитвы. Вор украдёт
веру, что больше ночей не будет.

Навсегда, дорогая, всем горем своим поверь,
что эта ночь началась с момента рожденья
и ты от этого сельского сна проснёшься
в ближайший рассвет и с каждым новым рассветом
просыпаться привыкнешь, вера твоя бессмертна,
как яростный крик летящего в небе солнца.