Когда я гулял, город болтал.
Птицы, облака и колокола
музицировали над кольцом толпы,
саламандры в огне сгорали,
отравляя дрёмы и сны.
По соседству в море дельфины играли,
а также черти, лягушки и девы красны,
пока мужики на песке изнывали.
Один из них, в капюшоне до носа,
пытался утро зарезать косо,
добросердечный времени дубль,
с бородой до пупа и ниже,
грозился змее, что язык ей выжжет
и в глотку сунет железный рубль,
но не подходил ни на шаг к ней ближе.
Каждое утро встаю я мудро,
в постеле хорош собой как лахудра.
После прогулки под душ и дальше
не остаётся для смерти фальши.
Впрочем, мамонт и воробей
ничем не лучше, хоть в бубен бей.
Где птицы летят, как осенние листья,
каждое утро гремит как выстрел.
Город тоже гремит изрядно
и каждый голос одет нарядно.
Я не пророк, потому и плачу,
не то время в городе шло б иначе.
Времени больше нет – сказали часы,
Бога нет – отзвонили колокола.
Я набросил белую простыню поверх островов
и монеты на веках моих песню раковин спели.