Египетские ночи шульгина

Дон Аминадо
                Не лезьте против рожна.
                Превратитесь в большинство!
                В крайнем случае - к оружию!
                Фашистский монолог Шульгина

                "_Чертог сиял. Гремели хором_".
                Юнцы старалися помочь.
                Был полон зал. Был полный кворум.
                Была Египетская ночь.
                И, как царица Клеопатра
                В толпе поверженных мужчин,
                Восстал среди амфитеатра
                Василь Витальевич Шульгин.
                Он рек - "и ужас всех объемлет",
                И видят все, что у него
                Один лишь разум только дремлет,
                А так... - не дремлет ничего!
                Бунтует сердце. Кровь вскипает,
                Стучит, как молотом, в виски.
                Когда ж белками он вращает,
                То просто страшно за белки...
                "С тех пор, как первого варяга
                Нам ниспослал счастливый рок,
                Мы государственное благо
                Познали вдоль и поперек.
                Почто ж не следовать, о дети,
                Примерам собственных отцов
                И поискать на белом свете
                Чужих, но добрых образцов?
                Нам плотник-царь привез голландцев,
                Екатерина - пруссаков.
                А я даю вам итальянцев
                Во славу будущих веков!
                Не вскормила нас волчица.
                Была иною наша быль.
                Но Киев все-таки столица,
                Хоть я не Ромул, а Василь.
                Пылай, фитиль, и рыкай, пушка,
                Греми, ура, со всех сторон!
                Чем хуже русская галушка
                Сих италийских макарон?
                Возьму коня и оседлаю,
                И на коне ворвусь в Сенат!
                Я так хочу! Я так желаю!
                Я - царь, я - Бог, я - шах, я - мат!.."
                Умолк. "И ужас всех объемлет".
                Глаза выходят из орбит.
                И зал в священном страхе внемлет
                И всеми фибрами скорбит.
                И есть действительно причина
                Для омраченных скорбью толп:
                - Такой фашист, такой мужчина,
                И сан - и общество, и столп.
                И вдруг!..- и каждый понимает,
                Что тут уж горю не помочь.
                Пустеет зал и затихает,
                Консьержка двери запирает.
                Темна Египетская ночь.

                1927