I
Учусь у Пушкина любви к октаве.
Мне, тоже Ямб, - увы, - поднадоел.
Тройных созвучий дивных не восславя,
Мой разум гордый как бы не у дел.
Тройную рифму не хвалить не вправе
Тот, кто в стихах хоть чуть поднаторел.
Со мною рифмы тоже не в раздоре.
Скорее - в дружбе, чем в нелепой ссоре.
II
К глагольным рифмам подойду с поклоном,
Коли сам Пушкин их не браковал.
Просительным и ласки полным тоном
Их попрошу прийти на карнавал.
И тут ко мне, как к жрице Аполлона,
Звук ринется, что раньше не ступал.
Свершились две октавы Божьей волей.
И надобно ль иной какой-то доли?
III
Пусть кто-то скажет: «Напрочь устарели
Октавы. Бойкий век отторгнет их.»
Скажу: « С Небесной спущены купели
Подбрюшьем пчёлок райских золотых».
Великолепьем сине-белой Гжели
Строфа наполнится от рифм тройных.
А вот и третья вызрела октава.
Сама себе кричу в восторге: «Браво!»
IV
Созвучий тройственных очарованье
И трепет их почти что колдовской.
И не посильна разуменью тайна,
Окутанная мраком и тоской.
О, с этой тайной дерзкое венчанье , -
Души болезнь и вечный непокой!
И радость в нём и даже доза счастья.
Пусть стих — тюрьма! Тяну к нему запястья!
V
Моей такой влюблённости великой
Я, верю, рифмы, вам не оттолкнуть!
И по три в ряд, являя звуки, лики,
Ко мне в наём направите вы путь.
Где расцветёте нежной земляникой,
К которой непостыдно спину гнуть.
О, тройственных созвучий единенье!
Не вы — мне слуги! Я у вас в служеньи!
VI
То я пред вами розами, жасмином,
Ковром из неги лягу на пути.
Я сад создам, где пахнет пряным тмином,
Где светляки летят из темноты.
Там клумбы с клевером и зевом львиным
Для вас. О, звона полные цветы!
Сойдёмся с вами в славном уговоре
И скажем «нет» любой малейшей ссоре!
VII
О, неземные звуков Рая волны!
О, нисходящий нежности поток!
Где, радостью наполненные чёлны,
Избороздили, Запад и Восток.
Созвучий тройственных слышны валторны,
Предвестники октав и нежных строк.
Я в той стране, в долине дивной Рая
Живу средь рифм, на мир земной взирая.
VIII
“Дошла до ручки» - слышу шепоток, -
Не знает дружбы, жизни, наслажденья,
Земных страстей истрачен кипяток.
Но будет ль ложным этакое мненье?
Весь жизни свет лишь в написаньи строк!
Не мимо ль жизнь несёт свои мгновенья?
Согласна, что уличена в никчёмьи:
Стихи лишь — в днях! И ничего нет кроме!
IX
Я с вами, рифмы, в дружбе величавой
Живу. В союзе том, что честности оплот!
Слагая вас в сонеты, и октавой
Приукрашая дней своих полёт.
Она, беснуяся кипящей лавой,
И в мой, бывает, проникает грот.
Обожжена, но счастлива безбрежно,
В тот миг душа любви полна нездешней.
X
Порою мир, погрязший в прозябаньи,
Мне тесен, непонятен, грубоват.
О, как тогда полезно рифм вниманье!
И как они пленительно звучат!
Как обоюдно тут проистеканье
И как союз наш пламенен и свят!
Награды, славы по боку посылы!
Пусть я вне их, мне рифм звучанья милы!
XI
О, Пушкин! В Вашем «Домике» сюжетик
В повествованье взять не поспешу!
Весь в гриме и затянутый в корсетик,
Гусар мне, так сказать, не к шалашу.
Законы алгебр высших, арифметик
Узнав, без Музы дело не свершу.
И редко уж бываю я в ударе,
Чтоб речь лилась. Быть может, с Музой в паре?
XII
Молюсь созвучьям, что зовут тройными!
Капризны что, не с каждыми дружны.
Ветрами продуваемый сквозными,
Их сонм да хлынет в благостные сны!
В тот край, где я обласкана родными,
Пройдёмте, рифмы, тропами весны!
Где молодая, счастия в зените
Бегу. О, рифмы, бег тот мне явите!
XIII
Вот из октав двенадцати оправа
Дана! Что будет следовать за ней?
Здесь, Муза, строгого, прямого нрава
Всё ж отрекись, строк огненных пролей
Настой! Пусть горек будет, как отрава,
И душу жжёт сиянием огней.
Едва не пепелится пусть бумага:
Пока живу, та горечь мне во благо!
XIV
О чём вещать? О, здесь я растерялась,
По веткам древа мыслью растеклась!
К себе самой неведомая жалость
Вдруг над душою заимела власть.
Ах, мне одна лишь память и осталась!
И, может, не была знакома страсть?
И всё ж свернём в мордовской ржи приволье:
Я вас веду в начало женской доли!
XV
Зачем я там? Судьба всё ж недотрогу
От палестин родимых увела.
В сердцах родительских бурлит тревога:
Куда я ринулась? Ах, лучше б хлеб пекла!
Тебе ль по силам дальняя дорога?
Иль мало дома ведала тепла.
Той шутки жизненной едва ль пойму,
Но мчусь навстречу счастью своему.
XVI
Дворянкой по отцу, мордовкой — мамой
Я рождена была на белый свет.
Не он ли вызревает бурной драмой, -
Моей злосчастной сути винегрет?
Мне проявить себя достойной дамой
Не даст мордовский мой менталитет.
Искать тропу эзрянского народа
Звала во мне дремавшая природа.
XVII
Сломить не властны грусти наслоенья,
Что, как безумные, носились вслед.
Светил браслет из дедова именья.
Других регалий и достоинств нет.
А далее, к Парнасу воспаренье,
Стихослагательства кардебалет.
Пути к тому уменью долги, шатки,
Что завладеет сутью без остатка.
XVIII
Боюсь сойти на ту во ржи тропинку,
Где встретилась я с суженым своим.
В глуши мордовской, где всё по-старинке,
Уже вдвоём куда-то мы спешим.
Моей любви столь краткая картинка
Хрупка, но вид её необходим.
Не увенчалось счасье долготою,
Как солнца луч, подёрнутый тоскою.
IXX
Немыслимо унынье! Вам счастливой
Явлюсь, сиянье радости тая.
Сподобилась быть нужной и любимой,
Пусть ехала в столь дальние края.
Струился взгляд сияюще-стыдливый,
Сказавший милому: «На век твоя!»
Семь лет тех было, что незаменимы.
Росла семья, и не пугали зимы.
ХХ
Мне мир сиял! На счастия вершину
Я восходила радостно, светло.
Мы выбирали имя крошке сыну
Такое, чтоб ему всегда везло.
«Я — женщина! Лепи меня, как глину.
В любви купай, чтоб не прилипло зло», -
И я шептала жаркими ночами
За сильными, любимыми плечами.
XXI
Цари, любовь, не тронутая ложью!
Будь, каждый день, красив и многолик!
К тебе в снегах брела по бездорожью,
Чтоб заслужить прекраснейший сей миг.
О, гор моих далёкое подножье,
Забудь моей восторженности лик!
Стою под ливнем выпавшего счастья,
Под водопадом ласки и участья!
XXII
Сынишка делал первые шажочки,
Когда нас аист снова навестил;
Неся девчушку резвую в лукошке.
О, как тот день был радостен и мил!
Благословенны сыновья и дочки,
Семьи расцвет, её уют и тыл.
Та Счастия великого аллея
Жива, всегда со мной, мне душу грея.
XXIII
Остановилось время! Друг для друга
Мы стали светом, радугой, судьбой.
Ничто для нас мороз злой или вьюга;
Мы всем довольны, мы полны собой.
Плывём в пределах Жизненного Круга;
Блаженен, светел день любой!
Вершилось радостно предназначенье,
Замолкло, замерло веков теченье.
XXIV
В глазах моих чарующие блики,
Душа омыта счастьем неземным.
Мы, как в Раю, - красивы, светолики.
И всё вокруг поёт творенью гимн.
Жизнь — сад, в объятьях нежных повилики,
И пенье райское звучит над ним.
О, как сберечь такую благодать?
Как заручить, продлить, не отпускать?
XXV
Потом вторую девочку в корзине
Мне принесёт, расщедрившись, Судьба.
Я уподоблюсь ласковой богине,
Семье и мужу добрая раба.
Ещё не знаю, что колосс из глины,
И глина та предательски слаба.
Но счастье длит ещё свои пределы.
И крепнет ум, и молодеет тело.
XXVI
А где-то там застыли в дрёме скалы,
Аул к аулу проложил мосты.
А я Судьбу другую отыскала,
Забыла Юга пряные цветы.
Горянки одеянье променяла
На русские морозные холсты.
Привыкла к лыжам нежная нога,
Страна берёз мне стала дорога.
XXVII
Неповторим, причудливо вольготен,
Мою Судьбу вмещающий коллаж.
Мой, отличимый от других полотен,
В ветрах мордовских длящийся пассаж,
Пусть дней счастливых несколько лишь сотен.
Но ты с такой любовью их подашь!
По максимуму счастья и печали,
И расстояний, и разлук, и дали!
XXVIII
До той любви был труд неимоверный
И лекций кафедральных торжество.
И путь по горным тропкам гибкой серной,
Что совершали кровь и естество.
И стих черкался, но пока неверной
Рукой, не ощутившей мастерство.
Должна сгореть и снова взмыть из пепла,
Чтобы рука и с нею мысль окрепла.
XXIX
Судьба свела. Мы оба — педагоги.
И даже масть славянская одна.
Пока вдоль счастья нас ведёт дорога,
И нам посильна и легка она.
Лишь осень властна подводить итоги,
Но даль та нам покуда не видна.
Ушли из снов скалистые утёсы.
Мне мил предмет и школьников вопросы.
ХХХ
Ещё мой взгляд лучист и искромётен
И каждый день являет благодать.
И, кажется, так много чудных вёсен
Нам встретятся, чтоб радостью обдать.
И жизни путь красив и беспорочен,
И дан на то, чтоб счастью лишь сиять.
Ах, мудрой бабушки благословенье
Забыла я в счастливые мгновенья!
XXXI
Мне что-то там не додано в горах,
Где всё ж блуждали суета и дикость.
Блеск звёзд, треск угольков в ночных кострах,-
Дикарская язычества великость!
Ей выветриться ль на степных ветрах?
Изжить ли, вырвать мне той воли близость?
Как Север мне той волей не обидеть?
Сойдутся ли в душе и Бзыбь, и Припять?
XXXII
Я мельтешу, как белочка в вертушка
И с радостью расстаться не могу.
Я запрещу в часах своих кукушке
Длить время; - пусть молчит — и ни гу-гу.
Пускай останусь я на той опушке,
Где счастье рассцветает на лугу.
И прикажу несчастной авторучке
Бумагу не марать, побыть в отлучке.
XXXIII
Нас счастья луч, сокрывшись, больно ранит.
Об этом надобно и сил нет рассказать.
Как жизнь меня свернула в рог бараний
И как хотела напрочь изломать,
Из Поля Счастья кинув в Поле Брани,
Где только бедам надо мной свистать.
А вывод прост! Недолго с нами счастье!
Вдруг, юбки подобрав, спешит умчаться!
XXXIV
Я не могу писать, полна печали.
Святые самые найду ли я слова?
Мне сердце надобно иметь из стали,
Чтоб прошептать иль прорыдать: «Вдова!»
Померкла близь, оделись скорбью дали,
И молодость упала, как трава.
Мы над судьбою горестной не властны.
И в миг один становимся несчастны.
XXXV
А дальше что? Я злостное дикарство
Крещением из сердца изгоню.
Языческое, гордое бунтарство
Искореню, предам его огню.
Хочу я встречи в светлом Божьем Царстве
С любимым, образ чей в душе храню.
Надежды все подёрнулись золою.
Нет сил дышать, но малых деток — трое!
XXXVI
Весь мир сокрыт за слёзной пеленою.
Он цветом радостным не расцветёт.
Мне всё равно! Иду ль, подвластна зною,
Иль снежный ветер надо мной метёт.
И за стеной, за чьей-либо спиною
Уже не быть. Годам потерян счёт.
Но подрастают и сынок, и дочки;
Всё ж Дерево Судьбы даёт листочки!
XXXVII
Зачем пишу? То диалог мой светлый,
Заветный, тайный с суженным моим.
Душа вдовы, став холоднее пепла,
Длит разговор, умом необъясним.
В тисках несчастий сердце не ослепло
Лишь оттого, что Ангел был за ним.
Живу энергией любви хранима,
Что мне одной лишь ведома и зрима!
XXXVIII
А где-то, в звёздной россыпи витая,
Непостижимой нежности полна,
Моя любовь, по-прежнему живая,
Летит сияя, как сама весна.
Навек моя, не надобна иная!
Душа лишь ей, - единственной, - полна!
Единственна, светла и осиянна,
Незабываема и необманна!
XXXIX
Любовь парит легко и невесомо,
Ей раствориться в далях не дано.
И, ей одной хранима и посома,
Пряду я лет неспешное руно.
Она, как будто, выбежав из дома,
Молотит звёзд златистое зерно.
Живу сияньем ласковым согрета,
Ведь надо мной кружит Моя Планета!
XL
Необходимый вывод — назиданье
Должна, но не умею преподать.
Я проявила максимум старанья.
Сумела всё ж с октавой совладать.
О, долгой верности моё сказанье,
Ей, уходя, Планетою блистать!
Порою жизни строгие уроки
Рождают мысли, их тасуют в строки.
XLI
Какой ни есть, сверстался цикл октавный.
Куда, кому нести его на суд?
Размер мне дался, Пушкинскому равный,
Что «Домиком Коломенским» зовут.
Где тот синклит, Поэзией избранный?
Души моей кому доверить труд?
Бледна ль представленная мной картина,
Где я стою в наряде паладина?
XXLII
С ударом молота по наковальне
Был схож нелёгкий труд, скажу я вам.
Словарь покинул шкафа угол дальний.
Пришлось вдвоём посуетиться нам.
Теперь бы впору южные купальни,
Да пуст совсем, безденежен карман.
Именье прадедов отец и дядя
Пустили по ветру легко, не глядя.
XLIII
Здесь бойкий Пушкин, знаете, какую
Привёл бы рифму, быв вольготно прав?
А я скромна, пред вольностью пасую,
При этом смысл неточно передав.
О, рифмы бедные, неужто всуе
Вас беспокоила, к себе позвав?
Закончен труд! Но где же ликованье?
Всё та ж печаль! Случится ли изданье?
XXLIV
Нет не могу в такой минорной гамме
Перо унять, писание пресечь!
Клянусь Кавказа милого хребтами
С октавой нежной дружество беречь!
В Поэзии Благословенном храме
Хотелось бы свечу свою возжечь!
Ослабь, Судьба, мне бренности вериги!
Взамен утрат утешь изданьем книги!
XLV
На пять октав кого переписала?
Преступно, страшно имя прошептать!
Октава — блажь! В ней оттиск Идеала!
Сколь трепетно к святыне приникать!
Но я пришла, к стопам её припала.
Как степень той услады описать?
Я испила тревоги и блаженства.
О, тройственных союзов совершенство!