Заточено
перо судьбы-злодейки,
а жизни лист белей её манжет.
Неточною
строкой, не под линейку
ей предстоит выписывать сюжет.
Испорченных
гора листов — попытки
сыграть с судьбой, теперь — безликий фон.
Законченные
с ленточками свитки
косятся обречённо из шкафов.
Цветочною
пыльцой взмывают брызги
цветных и чёрных, траурных, чернил.
Цепочкою,
где взлёт, провал и риски
проходят чьи-то ночи, чьи-то дни.
Пророчицы
смешат, судьба на страже.
Не сбил с пути паяц, не сбил и шут.
Заложницей
её, я точно так же
сюжет свой незатейливый пишу.
Не строчкою
начало. Нужен отступ,
хоть отступать совсем не мой конёк.
И кочками
спешат, смущая ростом,
заглавные. И строчных ручеёк.
Порочными
сутулыми дедами
вопросы лезут в тайн кривой редут.
И в неурочный
час все эти тайны
под знаком восклицательным всплывут.
Полночной
тихой птицей запятая
в надежды, сны, желанья тычет клюв.
И одиночкой
в шквале букв растает
равно-тире, что с детства не люблю.
Клубочками
прикатятся кавычки
речей твоих жестоких и прямых.
Над строчками
нависнут по привычке,
забрав слова в уют своей тюрьмы.
Обочины-
поля — раздолье кляксам.
Пусть это будет только черновик.
Пощёчинами
скобки в дикой пляске
двусмысленностей, глупостей моих.
Охочие
до слёз змеятся строчки,
а сердце устремляется ко дну.
Всё кончено!
Я гневно ставлю точку,
потом, остыв, одну … ещё одну…