Море гудит оглушительным шумом волн,
солнце скрывается за корабельным бортом.
Не отступая, идёт вперёд ледокол,
крошатся льдины, словной промокший картон.
Телеграф заболел, диагноз - морзе-болезнь,
клавиши-зубы стучат, литаврами бьются,
бедный, в ознобе дрожит, раскраснелся весь,
точкой-тире кричит: "Замёрз как цуцик!"
В куртке стоит человек среди палубы белой,
Вильгельмом Теллем стреляет в полярный мороз,
тетива диафрагмы толкает воздуха стрелы,
древним драконом дышит замёрзший нос.
Троссы замёрзшие словно стальные жерди,
тельняшку с груди срывает сиверко свежий.
Нас, Святогоров, не удержишь земною твердью,
Черноморами нас не зови - мы не южные неженки.
Опастность и дело с нами шагают рядом,
по палубе звонкой они маршируют в ногу.
Я всё мечтаю увидеть на суше моряцкий порядок,
тогда непременно стало бы правильней многое.
Чтоб для счастья хватало наполненной спиртом фляги,
чтобы себя всего обрести в работе,
чтобы в последний путь уходить, как берсерки-варяги -
в огне керосина, лёжа в фанерном вельботе.
Житель суши, не прячься в каюте, застрявши в шторме,
на шкоте гордиев узел не оставляй на потом,
потом мы червей своими телами покормим,
а сейчас - за штурвал. Заводи мотор.