Сколько рассветов стоишь сиротливо?
Крылья чаек как веер перед глазами.
Чайки несут суету к облакам
над цепями опутанным старым заливом.
С незаметной ужимкой уходишь в тень,
призрачный, как паруса вдали.
Страницы ещё одной пепел летит.
а мы камнем падаем в новый день.
Я думаю о синема, панораме лжи,
о толпе, наклонившейся к ярким вспышкам.
Обман не откроется, всем вам крышка.
И глаза приколочены к снам искусным.
А ты, серебристой дугой над заливом,
словно солнце шагает по яркой нити.
Жест, движенье в тебе непроявлено, скрыто,
свобода твоя впереди нашей прыти.
Из сабвэя выскочив, сумасшедший
спешит к парапету, на миг застывает.
Пузырится рубаха шаром воздушным
и он то ли падает, то ли взлетает.
По опорам полдень стекает вниз,
чтоб ручьями по улицам лить свой сок.
Облака в стальные канаты вцепились.
Атлантика мечет в тебя песок.
Как библейское небо ты мрачен порой.
А наградой тебе безымянность молчанья.
Ты великий инкогнито и аноним,
приговора отсрочка, прощенье, прощанье.
Ты арфа, алтарь стихий мировых
(Кто в силах на струнах твоих сыграть!),
порог, за которым пророчеств дым,
нищих мольба, любящих рать.
Снова огни машин коснутся кожи твоей,
идиома слитная, лунный вздох,
тень вечности ты, её немоты,
ты ночь поднимаешь до звёздных крох.
В тени пирса стою я и жду чего-то.
Лишь в темноте души твоей нега.
Город огонь растерял, разбрызгал
и год железный осыпал снегом.
Ты подвержен бессонице как река,
что под тобой, ты высишься сводом
над Атлантикой дремлющей. Снизойди,
весточкой Богу стань и народам.