Переплывая комнату по сквозняку,
начало беря с дымящихся сигарет,
жалобы скрипки к каждому льнут виску,
как анданте надежд улетевших и мёртвых лет.
Цветастые павлины пьют из чаш у стены,
точно женщины, тянущие абсент,
дрожат всем телом и глаза их красны,
словно взгляд потерялся, сошёл на нет.
Анданте умрёт, но крещендо на смену ждёт,
и оно умирает в пыланьи, в огне сердец.
Гобелен шевелится от теней, но их полёт
песня прихлопнет, взлетевшая наконец.
Хор вступает с разбегу и заполняет зал.
Варварская фантазия, вот она –
в ушах пульсирует, в сердце, шум, карнавал,
яд смертельный, отрава чужого сна.
Кармен! Руки - ветер, в глазах огонь.
Кармен! Сила жизни и воли зов.
Кармен! Ты танцуешь, тебя не тронь.
Кармен! – шепчут губы из всех углов.
Наступает, однако, всему конец.
Тяжелеют крылья и у сердец.
Уходит Кармен, гобелены молчат,
лишь пьяницы глухо и сонно ворчат.
Утро. В тумане скользит из ворот
цыганский фургон, словно сказочный грот.
В нём прячется образ цыганки Кармен,
мистический лик древних чар, древний плен.