Скульптор

Иван Галинченко
Любовь никогда не покидает наши сердца, да и мы как бы себе ни твердили, что забыть любовь—это к лучшему, это избавление от тоски по прошлому, но всё же пытаемся её сохранить или воссоздать, признавшись сами себе: чувство любви не забыто. Любовь мы отражаем в стихах, картинах, песнях, рассказах, и даже попытавшись убежать от этого, чтобы окончательно стереть ощущение, которое больше не дарит радости, а наоборот, преподносит бокал с горьким осадком любовных терзаний, мы обязательно, идя по аллее или парку, встретим влюблённую пару, и это вновь наполнит бокал.

И был на свете человек, чей бокал был наполнен воспоминаниями о такой любви, которая навсегда остаётся в сердце, начиная превращать его в камень. Он пытался забыть прежнюю жизнь, сбежав на остров, что далёк от цивилизации, старался извлечь из памяти всё, что напоминало ему о ней, о первой любви, о той, которую уже не вернёшь. Человек был подобен Ромео, но после трагедии, что настигла его возлюбленную, в отличие от повести Шекспира, остался жив. Он отчистил свою память настолько, что имя своё уже не знал, помнил лишь её имя—Надежда. И звал себя он Скульптором.

Его сердце каменело, становясь гранитом, несущим  в себе тяжелую ношу. Нет, любовь его не покидала, она твердела и становилось фундаментом, что века будет крепок, никакие ветра не сметут, никакие воды не размоют такой камень. Скульптора теперь влекли горные породы, и были на том острове, куда он прибыл, высокие горы, казалось, что они бесконечны, что в них тысячи тысяч сердец, подобных его сердцу. Стал он камням дарить свою душу и внедрять в них любовь, терзающую его долгое время, превращая их в деву, чей образ Скульптор никак не смог затмить попытками лишиться памяти. Он создавал каменные подобия своей возлюбленной под ночным небом, чьи звёзды даровали свет. И ощущал Скульптор, что светом заполнена не только ночная мгла, но и части души, что отныне заключены в его творения. Он понимал, что боле не воссоединится с утерянной Надеждой, но твёрдо верил, что, разорвав свою душу на части и вживив их в каменные обличия своей, ушедшей в мир иной, девы, обретёт связь, хоть и не настолько прочную, как связь корней с плодородной почвой. 

Шли ночи, шли дни, летели годы. Всё больше Скульптор отдавал себя творениям из горных пород, всё больше каменных Надежд можно было увидеть на просторах острова. И по мере возрастания количества изделий, созданных Скульптором, прочнела и связь между ним и ней, подобно прочности водородной связи. И не мог создатель сих образов остановиться, ибо любовь его не оставляла, а лишь плотнее прилегала к сердцу, как бетон прилегает к земле. Любовь эта была вечной, она дарила радость Скульптору, возвращая его к тем счастливым моментам, которые провёл он с Надеждой, но и копьем наносила колющий удар, напоминая, что нет больше возлюбленной. И боролись в нём два чувства—радость и горе. Скульптор всё отвлекался на создание красоты из пород, что горы щедро преподнесли ему. И все скульптуры, что сотворены по подобию Надежды, отличались друг от друга. В фигурах Скульптор изображал все эмоции, что помнили не очи, а сердце и душа: он изобразил и слёзы, и счастье, и уныние, и восторг, и все эмоции, которые оставили глубокий след в нём. Он придал скульптурам разные позы движения и покоя. Отчаянный скульптор дал всё своим творениям, что только было присуще Надежде. И теперь он терял свою память ещё быстрей.

Скульптор забыл буквально всё. Он больше не помнил, как видеть, как слышать, как ходить, как есть, лежал на камнях, рядом с последним своим творением, доживая свои последние мгновения. Звёзды вновь освещали остров, зажигая свет в душах скульптур, Создатель фигур бы умирал, ведь умения дышать он  стал забывать, но смерть его не страшила, ведь заметил Скульптор, как что-то светится в его груди. Это была скульптура, выточенная из его каменного сердца.
Он сделал последний вдох, но не погасла душа Надежды, что теперь навечно была заключена в самое важное и заключительное творение Скульптора...