/использован размер вступления к Евгению Онегину, как задание от учителя/
Не зная, чем спасать и править.
Не соглашаясь, что - судьба.
Листая боль, стирая память,
молила небо за тебя.
И сквозь неверие догматам,
и сквозь зашоренность систем,
бывало, жгла безбожным матом,
чтоб не рассыпаться совсем
и не свернуть на путь покатый.
Ты дышишь, мой родной. Ты жив.
Позволь мне выплакать лишь малость
навзрыд /поверь, я не сдавалась/,
от зла себя освободив.
Катарсис огненной жар-птицей
коснётся, чтоб пройти порог,
перегореть и возродиться,
боль принимая, как урок.