Ветер на мгновенье взбушевался, вздрогнул, поднял в воздух охапку осенней листвы и затих… Вот был он и снова исчез, а листья всё беспокойно мечутся по асфальту, кружась в завораживающем мистическом танце… Он остановился, глядя на желтеющий парк, и тяжело вздохнул: с каждым годом земля всё сильнее манила к себе, сгибала в спине - и вот теперь уже и с тростью ходить тяжело. А ведь когда-то он парил… Парил, словно птица, словно вот эти кружащиеся листья, так же легко и свободно… давно… но было словно вчера: война никогда не стирается из памяти навечно.
Ему не забыть то утро в Ленинграде. Вот он с братом Аркашей стоит на станции, прощаясь с матерью и сёстрами- близняшками. Тут, дома, кажется, самое безопасное место теперь: сюда не долетают отголоски войны, беснующейся на окраинах… «Дома и стены уберегут!.. Вы, главное, возвращайтесь домой живые! Куда нам без вас, скажите-ка?..» - улыбаясь, говорит мать, прижимая к подолу юбки двух заспанных сестрёнок. Они, словно котята, щурятся на восходящее солнце и плотнее жмутся к матери, прячась от свежего утреннего холода… Тогда на вокзале он обещал им вернуться, садясь в утробно урчащий на все лады поезд...
Впереди была дорога через всю страну, однако в юности она казалась такой короткой, едва ли не короче этого пути по осеннему парку теперь, в безмятежной старости… Словно вся эта аллея и была его жизнью, его дорогой через военные годы неспокойного прошлого…
Тогда, на войне, он исходил полстраны, был пехотинцем, бывал и в партизанском отряде… война вообще не выбирает профессий: закрутит, завертит в своих лапах так, что и сам не разберёшься, кто есть кто. Где – то там, на войне, он и расстался с братом. Просто не нашёл его ни среди живых, ни среди мёртвых… Аркашка исчез, растворился в этих жерновах битвы, словно и не существовал раньше… Он так и остался до конца времён «пропавшим без вести» , не умершим и не выжившим, а просто… исчезнувшим в списке таких же, как он,пропавших… Боль от этого лишь сильнее, утрата ощутимее. Но впереди был ещё не один рубеж, не одна потеря. На руках умирали товарищи, друзья, да и просто незнакомые раньше люди, хрипло произнося запёкшимися губами своё имя и имена родственников… это была последняя надежда, что их отыщут, пусть не живыми ,но привезут домой… среди них, этих погибших, тоже есть такие пропавшие, не дошедшие до родного крова… но страшнее всего этого было другое, ужасающее, дикое событие, всколыхнувшее его душу, поднявшее из недр её все потаённые страхи…
Воспоминания сдавили сердце, словно всё это было вчера. Так же живо он видел их, как тогда, полвека назад… идти стало невмоготу, и он остановился отдохнуть. Пожухлая трава, мокрая от вчерашнего дождя, всё ещё стойко сносит первые морозы, но скоро и она сдастся на милость холодной суровой зиме… всему свой черёд, всему своё время отведено на земле. Неспешно он присел на скамейку и устремил свой спокойный усталый взгляд в начало пути: пора бы и передохнуть, половина аллеи осталась позади…
Половина жизни за спиной… И весь мир на кону. А ведь прошло не так много времени! Наконец, немцы дрогнули ,устремились к границам. И словно плёнку отмотали назад: отступали враги, ликовали спасители… а он крепко сжимал в руках штурвал истребителя. Тут, в небесах, он находил то незримое успокоение, какое испытывает человек, выходя из душной комнатёнки свежим летним утром. Устремляясь к облакам, он словно отрывался от кругов ада, сбегал от смерти, боли, голода, мора, слёз… сбегал от потерь, приносимых войной. Для него не было большего наслажденья в те дни войны, как подняться в воздух, высоко в синь неба, и оттуда разить врагов, гоня прочь с родных земель тех, кто смел посягнуть на его счастье... Казалось, самолёт тоже живой: словно зверёныш, он рычал, фыркал, трясся от напряжения и желания взмыть к облакам… На рубежах войны теперь был Днестр. А душу пилота манил родной Ленинград: там, в блокадном, изголодавшемся городе, остались мать и сестрёнки-близняшки. Сердце жаждало увидать их, душа рвалась к родной квартирке на окраинной улочке , но разум был куда неоспоримей, и вот в который раз рычит двигатель, оживают приборы и пробуждается его неспокойная, бурная душа. Горести забыты: теперь есть только один враг – фашизм, теперь есть только одна любовь- Родина, теперь есть только одна цель – победа… В тот миг он и подумать не мог, что этот полёт станет финальным аккордом «заоблачного счастья» . Да и не сразу понял, что произошло, когда позади вспыхнуло пламя и, взвыв, истребитель камнем полетел вниз, на небольшой городок, теряя высоту… Машинально дёрнув штурвал вверх, к небесам, пилот рухнул на землю, опалённый пламенем, поглотившим его машину… С каким –то запозданием он услыхал грохот и гулкий скрежет металла… вокруг всё плыло, вертелось и погружалось в темноту… в этой гробовой тишине он смог различить даже своё хриплое дыхание и далёкое беспокойное биение своего сердца, никак не хотевшего смириться со смертью и упрямо повторявшее своё бессмертное «тук-тук» , гоня кровь по венам…
Очнулся он в госпитале. А значит, бой со смертью он всё- таки выиграл. Он не знал тогда , что советские войска уже где – то у немецких городов, уверенно прокладывают путь к своей победе. Но почему-то он и не представлял себе другого исхода: слишком неправильно, нелепо было бы иначе… И словно за его уверенность в безоговорочном счастии судьба покарала его: именно тут его настигла новость о гибели его последней связующей нити с миром вне войны: мать и сестрёнки не пережили блокады : сморенные голодом, сгинули в путах смерти. Будто за его беспричинное везение, за его шанс выжить после падения с вершины, она брала в уплату самое дорогое, что у него оставалось…
От воспоминаний навернулись слёзы на глаза: старик вот уже, всё пора забыть, стереть ту ноющую боль в сердце… но пока он жив, пока жива его душа, он не забудет той страшной войны… и он поступил, несомненно, верно, оставшись здесь, в Бендерах – городе, залечившем его душевные раны от событий 45-го… Тогда, после войны, он просто отсрочил отъезд в руины родного Ленинграда, помогая отстраивать сызнова этот приветливый тихий городок… а дальше – друзья, любовь, женитьба, дети… и шанс начать всё заново, без войны ,без потерь… просто быть счастливым, несмотря ни на что… Как, скажем, сейчас: он счастлив сидеть здесь на скамейке в парке и любоваться этим торжественным листопадом, этим свинцовым туманным небом… кряхтя, он опёрся на трость и побрёл дальше: «Засиделся я что-то…» -пробормотал он, едва шевеля губами, самому себе. Шаги давались всё труднее, но надо было продолжать путь…
Как надо было продолжать его и в далёком прошлом. Юность уже прошла, и на виски его сединой лёг груз воспоминаний военной молодости. У него счастливая семья, дети, внуки… Бендеры стали его прибежищем, его родным городком, его душой… и тут вторая беда, через много лет после первой. Она не была отражением его страхов, но лишь потому, что такое казалось невозможным: Советского Союза не стало… не стало той необъятной родины, которую всем миром защищали тогда, в войну… Она превратилась в уродливую пожирающую саму себя Химеру… В один миг мыльным пузырём лопнул тот мир, в котором он жил, который питал его живительным теплом покоя… А за первой бедой последовала и вторая: вторая война, второй ад, вторая волна неведомой силы, сметающей всё на своём пути…
Теперь он знает, что война по правилам – это всего лишь пустые слова. Настоящая война, настоящая смерть никогда не бывает «правовой». Это всё равно, что каноны убийства, коих быть не может ,ибо убийство –преступление, как и война не меньшее злодеяние, чем убийство. Война интересов- это политика, война наций – это фашизм, война народа – это безумие… В своей жизни он испытал все три. И все три оставили глубочайшие раны в его душе. Бендерская война пощадила его семью – его сына, жену, внуков, но не пощадила его изуродованного сердца – война не выбирала жертв ,она просто насыщалась ими…
Он уже знал, что такое, когда танки катят по улицам, лязгая гусеницами по асфальту, знал, как стынет в жилах кровь при пулемётной очереди, доносящейся из-за угла… но бежать не стал. Тогда, в 41-м он защищал свою родину ,свой Советский Союз. И теперь, после гибели его страны,он так же ревностно будет защищать осколки былого мира, осколки своей громадной великой Родины… Ему больше семидесяти, помнится, уже было тогда, и жена верещала своё, умоляла не идти туда ,а бежать из города… но сбежать, оставить на растерзание родной дом, родные улочки… равносильны позору были такие мысли. И он прошёл эту войну так же, как когда –то прошагал первую… Но она была страшнее в сотни раз: теперь против него шли те, кого вчера он считал друзьями, те ,которые жили в соседнем городе, селе, говорили на одном с ним языке… и жаждущие уничтожить его рай, его жизнь. Они шли убивать, крушить, захватывать… такие же, как он, жившие по соседству , ошалелые, сошедшие сума от ненависти люди...Братоубийственная война… война подлости и бездушности… Забыть её он не в силах и по сей день…
Его мысли постепенно все приближались к нынешнему времени, пока наконец не воссоединились с происходящим вокруг… Аллея парка осталась позади, позади осталась и его долгая жизнь, наполненная пороховым адом войны… войны за право жить в любимом городе, любимой стране… за право жить с любимыми людьми в мире, где нет страха, что завтра загудят истребители, завизжат бомбы, взвоют пулемёты… этот мир, мир воспоминаний, мир войны, больше не будет пугающе страшен – он будет гарантией нынешнего мира. Ведь пока помнят, пока знают, пока не забывают минувшие горести, есть шанс, что не встрепенутся ещё раз сирены заводов и не прольётся кровь…
Одинокая снежинка закрутилась в небе и села на рукав куртки старика. Красивая резная белая точечка – первый вестник зимы… Такая холодная, по-торжественному нарядная в своём блеске, она коснулась его тёплой руки и растаяла, превратившись в малюсенькую капельку. Он устало улыбнулся и побрёл домой. Зима в этом году не торопилась, ну а осень затянулась почти до января… Его осень тоже затянулась надолго – вот уж скоро девяносто семь… главное, чтобы как можно позже наступила зима…
Этот мир, столь непостоянный и вечно изменяющий своё обличие, наполнен сотнями таких же парковых аллей… аллей, длина которым – человеческая судьба и воспоминания… И теперь, делая первые шаги по этой дороге, я задаюсь сотней вопросов: каков будет мой путь? Что готовит мне он, такой длинный, но такой скоротечный в своём беге..? И… какой будет моя осень на аллеях Родины, дороге, длинною в жизнь..?