утром, выгнувшись, рейд заслонит синевой корабли,
шум винтов отсекут волноломы от влаги во взорах,-
изо всех компромиссов, лишь смиренье одно обрели,
только он не прописан в коротких морзянки повторах,-
в трех прощальных гудках зов далёких, теперь, берегов,-
сорок футов чужих, пусть ласкают железное брюхо,-
ни друзей впереди, ни манящих теплом очагов,
децибелы турбин, да ещё то, что ловит акустика ухо,-
да ещё только то, в чём зрачок распознает простор,
что в журнал бортовой не запишешь, - получится сухо,
что растерянным делает, доокруглившийся, взор,
что слова превращает в звучащие сдержанно, глухо,-
где то чаек прибой, - признак вечно зовущей земли,
шум дождя, листопад, яблонь белых несмелая вьюга,-
зыбью мёртвой крестясь, рвутся в чёрный простор корабли,
а кильватерный строй только ось, только вера в друг друга -
и, вгребая винты, обретая упругость среды,
устремляясь туда, где глумит горизонт закругляясь,
на родные они не теряют надежду форты,
оживляя простор и, как следствие, в нем растворяясь...