Упав на спину, я увидел тыл, который называют небосводом. Я слился с прошлогоднею листвой: беспомощный, забытый, темно-русый.
Я жалкий трус, и я всегда им был, не в силах превозмочь свою природу. Но я добрался до передовой: из страха, что меня сочтут за труса.
Я бросился в атаку, словно лев, увидевший большую антилопу. Холодный, как сама земная твердь, не глядя в изувеченные лица, я шел вперед, смертельно побелев, пока другие прятались в окопе. Мной правил страх застать чужую смерть, и я уже не мог остановиться. О, как других пугала эта стать того, кем я ни разу в жизни не был…
Но враг напал внезапно, со спины — такой же перепуганный ребенок.
Когда ты трус, прекрасно умирать, имея пред глазами только небо. И даже невозможный шум войны исчез из барабанных перепонок.
Упав на спину, я пошел ко дну. Мир растворился в маслянистом свете, и облака напомнили мне сахар, растаявший в глубоких небесах.
Иной меня спросил бы, почему я не даю другим себя заметить. Но ведь страшнее собственного страха способен быть лишь страх в чужих глазах.