Воздух с холодом смешанный вниз опускала ночь
Кричал кошкой брошенной в пыль уходящий день
Осыпались сырыми листьями многоточия слов
Мне не стало теплее в сегодняшнем ноябре
А могла бы блистать и звучать как салют, как гром
Разливаться сопранистым соловьём по лесам, кабакам, подмосткам
И одним движением брови вершить погром
И войти в манускрипты, свитки и им подобные свёртки
Можно было б убытки и прибыли всё считать
Посещать исправно Италии, Франции, прочий Рим
И на манны небесные в мыслях не уповать
Открывая замки ключами без всяких «сим-сим»
Очень правильные слова говорить в очень нужных моментах
Вычислять всю ошибочность априорно
И уместные ставить знаки, употреблять комплименты
Там где надо, стилем избрав чёрно-бело-чёрный.
Или просто, напротив, рябиной цвести и синицей клевать
Рыжеватые ягоды. Клетки-тюрьмы не боясь, ведь кому нужны мы, синицы?
А полёты дальние журавушкам оставлять
Оставаясь неперелётной птицей.
Не боясь неуместной наивности, глупых слов
Улыбаться простой улыбкой своим и чужим
Отрывать от себя всеобъемлющую любовь
И спасать других, таких же как я, от холодных зим
Пересказанный много раз перезрел рассказ,
но не время здесь обвинять, оно-то
миллиарды вобрало в себя громких фраз, увлажнённых глаз
обнаруживших жизнь за концертной игрой не по нотам
На веках осадком слоятся пути, по которым ногам не шагать,
Ограждённые крыльями бабочек, да и банальной моли
Поедающей исписанную тетрадь,
Позабытую на запыленной антресоли.
Это всё в перекрёстках, развилках, углах домов
За которыми прячусь, себя догоняя в салки
А над куполом неба звёзды летят через глубь веков
Оседая волокнами в руки небесной прялки
Память тихо баюкает и все слова умирают к утру
И любые попытки вернуться уже излишни
А мгновенья стреляют бесшумно. Когда-нибудь я умру
От сочащихся кровью, непрожитых мною жизней.