засыпать во сне - значит падать глубже,
под десять слоёв, под сотню обёрток,
валиться к центру огромного ничего.
стоят у кровати кофейные недопитые кружки,
и я не чувствую ни тоски, ни боли,
ни тела уставшего своего.
бродила по самым высоким горам, ты сказал, так нужно,
сказал, я обязана это увидеть,
и были дьявольскими глаза,
и я, наплевав на метель и стужу,
карабкалась и ползла.
и там, на вершине - найдётся ли, кто поверит,
там я поняла, почему они никогда не сворачивают назад,
немела от счастья, свой взгляд в окруженье вперив,
мы оба молчали, как оглушённые.
собиралась гроза.
я не жила эту жизнь, я только подсматривала случайно,
но снег был холоден, боль ясна,
яснее многого, что отчаянно
настояще, яснее того, что привыкла я отличать от сна.
ты волок меня по горе, поскорей к подножью,
снежные виттры вились надо мной,
дышали, как близкая смерть,
смеялись погано. твоё лицо становилось строже,
и только его я могла различить как якорь
сквозь адскую круговерть.
сходила с ума и тянулась к птицам,
уже навострившим когти,
просила и умоляла отдать меня им скорей,
но ты не слышал будто, напротив -
сжимал сильнее и ускорял шаги,
стараясь достичь огней.
и там был дом, я помню сквозь бред,
он был деревянный,
как те избушки из сказок, в которых от свечек свет.
я не могла уснуть, ко мне вместо снов являлись кошмары,
в них были снежные виттры и твой исчезающий след
наверное, я кричала, и ты остался,
и долго-долго ещё рассказывал мне о том,
как каждый, кто видя вершину,
неотвратимо менялся,
и я уснула, а снежные виттры слушали за порогом,
и слушал весь деревянный дом.
я не жила эту жизнь, я её подсмотрела,
под мягкий голос твой окунаясь туда,
где не существует границ.
и там, в темноте, лишаясь памяти и родного тела
я превращаюсь в одну из сказочных снежных птиц.
когда проснёшься, проспав чуть больше, почти к обеду,
увидишь рядом три белых больших пера.
запомни: однажды я тоже проснусь, и тогда прилечу, приеду,
ты улыбнёшься и скажешь: "ну наконец-то!
идём же, нас ждёт гора."