Жизненные ноты

Своими ножками достигнув края,
Ползёт по стенке чёрный паучок.
О новой ветке жизни размышляя,
Пытаюсь мысли все собрать в пучок.
В ларце забытых старых вспоминаний
Нашёл я интересное одно.
Юнца, что не страшится новых знаний,
Чья жизнь подневно катится на дно.
Да, есть такие люди, даже много,
Кто утерял, буквально, что имел.
Людей таких не мучает тревога
И горы ветхих, неотложных дел...

***

Дождь. Осень. Холод. Слякоть. Резвый ветер
Летит в подземной станции метро.
В обветшанном, песчано-грязном цвете
Всё окруженье - слишком всё старо.
И снизу поддувает сквозняками,
Волнами кружится и ветра сток,
Проходят люди мимо временами,
А несколько бегут, не чуя ног.
На станции обычно очень тихо:
От поезда до поезда всё тишь,
И разговор сумбурный там не слыхан,
Доносится гитары тон там лишь.

В противовес мечу сквозного ветра
Своею песнью создаёт гитара щит.
И нет на станции, почти что метра,
Где битва их волшебно не звучит.
Три пальца ходят, и играют струны,
Несут чрез песню только лишь добро.
И бриза дуновенье, шум лагуны -
Доносятся на станции метро.
А стены хлипки, словно из картона,
И всяко дуновенье ветерка
Проносится массивное со звоном,
Да сильно так, что уж дрожит рука.
Но не сдаётся мастер, дело вторит.
И вновь несётся песнь, печаль храня,
Пройдёт один аккорд, второй повторит,
И музыка его – ему броня.

А музыкант играет тихо, смирно.
За каждым словом жизнь его, душа,
И в песне смысл заложен ювелирно,
И источает ярко свет она.
И так поёт он, несмотря на холод,
А рядом с человеком козырёк.
Как он устал, как сильно мучит голод,
Всем людям проходящим невдомёк.
Но даже, если изредка прохожий
Десятку кинет в головной убор
Иль свёрточек с деньгой совсем негожей,
Спасёт парнишу от телесных хвор.
Всегда за это благодарен небу,
Ведь на день есть спасенье из сети,
Ведь и обычная буханка хлеба
Способна даже чью-то жизнь спасти.

И каждый день на станции звенела
Тоскливая мелодия души,
И каждый день носил бренное тело
Парниша, избавляясь от тиши.
«Он общества отброс!» - Неверно!
Да, потерял земных он много благ.
Да, правда, тяжела его жизнь, скверна.
Но начиналось вовсе всё не так.
Была семья, друзья, совсем родные,
И в школу, как мальчишки все, ходил.
Жил и ценил свои года младые -
Совсем обычный парень был Кирилл.

***

Семья Булаткиных была нормальной,
Всем семьям до сих пор даю в пример:
Там не было проблем, бед аномальных,
Кухарка мама, папа инженер.
Ребёнком первым родился Кирюша -
Весёлый, и всегда любил играть,
Немного плотным был, любил покушать,
Но больше всех любил, конечно, мать.
Ходил он в садик, не любил там кашу,
Пюре с горохом, также тихий час,
Зато любил свою «жену» он, Машу,
Которая цвела из раза в раз.
Счастливо, светло проносилось время,
Когда он жил да жил, покой храня,
Годами наслаждался ясно теми,
Свою подругу верности любя.
Но вот и пройден путь, порог вмиг новый -
Учебный заменил детсада пол.
Ну, а Кирилл, сам ко всему готовый,
Собрав учебники, вмиг в школу шёл.

Учебная линейка, что ж милее
На свете есть для маленьких ребят?
Когда один другого веселее,
Когда покинув старый детский сад,
Они стоят, свои  таращат глазки.
Улыбок полон рот, забыв про лень,
Ведь означает всё начало сказки -
Торжественный учебный первый день.
Учителя, директор – все велики,
Готовы были детский ум зажечь.
Утихли вопли, беги все и крики.
Директорскую слушать стали речь.

Кирилл же тихо не стоял на месте,
Уже истёр периллу от крыльца.
И в каждом беглом неуёмном жесте
Читалось нетерпение мальца.
Не избежал от матери укора,
Ведь егоза замучила в груди.
Он дёргал свою маму: - Что там, скоро?
А мама говорила: - Подожди!
- Я не могу, здесь, правда, очень скучно
- Запомни этот день ты навсегда, -
Тем временем раздался гимн созвучный
Той школы, а Кирилл шепнул: - Беда!
- Когда поймёшь ты времени потерю,
Когда свободный будет час не скор,
Ты вспомнишь наш с тобою разговор...
- Не верю, мама, я тебе, не верю!
Директор мысль всю излагать окончил.
- Ну, всё, давай, сынок, иди, иди, -
Сказала мать, удерживая очи,
Кирилл шёл с ярой смелостью в груди...

***

Запомнился Кириллу серый холост,
Что в комнате его всегда висел:
На нём изображение без полос,
А там же сам творец запечатлел
Толь просто воробья, а толь синицу,
Мечтала что всегда взлететь наверх,
К несчастью, это не могло случиться,
Не удалось ей избежать помех.
Всё дело в том, что на смурной картине
Художник бедну птичку обделил,
Поэтому, внизу там, на равнине,
Взлететь у птицы не хватало сил.
Теперь не отрастут уже те крылья,
Тоскливо птичке мучиться с бедой,
Изнемогая жалко от бессилья,
Совсем одной, совсем-совсем одной.
Пытается достигнуть солнца лучик
Уж толь синица толи воробей.
Исход картины был совсем плакучий,
И становилось что-то погрустней.
Ценил малец Кирилл картину эту,
Ведь к солнцу воробей летел, на свет.
Видна чрез птицу будто жизнь поэта:
«Мечта ведь вроде есть, а крыльев нет».

***
Тем временем, спустя почти два года,
В семье обширной появилась дочь:
Сапфирные глаза дала природа
И с мамой очень схожая, точь-в-точь.
Наперекор дурным стереотипам,
Кирилл никак не ревновал к сестре
Родителей, что явно без досыпа,
На ручки брали поскорей к себе.

***

Прошло семь лет, душой прям не ребёнок
Теперь в седьмой уж класс ходил Кирилл.
И хоть не избежал учебных гонок,
Учиться никогда он не любил.
Пусть хорошист, совсем без троек, ладно.
В учёбе помогало лишь чутьё,
К наукам относился он прохладно,
Себе сказал он: «Это не моё!»
И не имел в своей он жизни цели,
Всё в мире ерунда: «Потом, потом!»
Родители ему помочь хотели,
Не думал ведь, буквально, ни о чём.

И вот во время одного собранья
Родители, а также сын Кирилл
Уже весь замер в крепком ожиданьи.
Отец гитару со стены схватил.
Сказал: - Плевать на это всё мученье,
Не сможем вытащить его из тьмы,
Коль он не хочет сам постичь ученье,
Ему вдвоём пока не вдолбим мы.
Придёт и время, впереди всё будет,
Тогда продолжим разговор наш весь.
Определим движенье малых судеб,
Сейчас же, я спою, пожалуй, песнь...


«Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времён тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?

Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определённым строем,
Как по полям людьми они брели

Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи-то имена.
Не потому ли с кличем журавлиным
От века речь аварская сходна?

Летит, летит по небу клин усталый
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый –
Быть может, это место для меня!

Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле...»

И папа замолчал, убрал гитару,
А мама потирала чуть глаза.
Похоже, потряслась уж от удара,
Да так, что по щеке текла слеза.
Сестрёнка улыбалась в колыбельке,
Не понимала песни смысл она.
Глаза, как две конфетки-карамельки,
Ещё ребёнком ведь была, юна.
Кирилл тогда недоумённо глянул,
Реакции дивился он родных.
«Как может сильно с чувством лук натянут,
Что музыкой до слёз... Ещё каких!»

Враз шагом тихим подошёл к гитаре
И пальцами провёл он по струне,
Вмиг звук послышался элементарен,
Внутри же чувства все зажглись в огне.
Есть в жизни нашей точка преткновенья
С своим великолепием мечты -
Та искра, пламя, то мгновение,
Которое навек запомнишь ты.
Тот твёрдый мост, та точка невозврата,
Пройдя которую, назад нельзя,
Которую ты почитаешь свято,
Которая прекрасна для тебя.
Кирилл тогда не думал про рекорды,
Лишь ощущал нутром своим гармонь,
И вновь звучали первые аккорды.
И вновь по струнам бегала ладонь.
Теперь не мучало юнца безделье,
Нашёл он, чем прекрасен этот мир,
Себе в мыслях задался верной целью
И голове виднелся  орьентир.

***

И после дня янтарно-ключевого
В желаниях Кирилл был твёрд, как дуб,
Конечно, не желал теперь иного,
Пойти лишь в светлый музыкальный клуб.
Где яркому мог научиться делу,
Играть, вокруг всем теплоту даря,
Где мог он сблизить сам свою часть тела
Со струнами гитарного ручья.
Отец сперва противился запросам,
Считал, что музыка не для него
И относился к увлеченью косо,
Но мать уговорила и его.

И вот, он первый раз вошёл в владенья
Прекрасной музыки, где чистый звук.
Так началось шальное приключенье
Чрез стак напастей, радостей и мук.
Там, в клубе, в окруженьи инструментов
Себя младой мальчишка находил.
Не выкинуть из памяти моментов,
Когда гитару приносил Кирилл.
Там песни бастион, там храм искусства,
Там восхитился всякий бы певец.
Улыбку сердца и взыгранья чувства -
Всё каждый день испытывал юнец.
Ещё учитель, крепкою рукою
На путь правдивый направлял ребят.
Знал, что за каждою младой судьбою
Большой зарыт неимоверный клад.
Из каждого он делал музыканта -
Он был путеводительной звездой.
И нужный вклад в развитие таланта
Привнёс он восхитительно большой.

Кирилл любил Максима Коробкова,
Ценил его он духа благодать.
Совместно с ним рука играть готова
И как-то легче в ноты попадать.
Максим задатки увидал Кирилла,
В душе увидел с корнем крепкий куст,
В душе увидел он терпенья жилу
И знал, что мальчик вовсе тот не пуст.
При помощи Максима Коробкова
Все ноты разом выучил Кирилл,
И каждое его благое слово
В своей душе юнец всегда хранил.

Но вместе с ним там знаньям обучались
Ещё одни младые пареньки.
Все вместе по дороги звуков мчались
Там, в клубе, проводя свои деньки.
Кто барабанщик, кто со скрипкой редкой,
Кто клавишник, а кто басист, трубач,
Кто дружит с положительной отметкой,
Кто с отрицательной шальной лихач.
Кто изучает русские сонанты,
Кто изучает «до-ре-ми-фа-соль».
Но все они творцы и музыканты,
И к каждому своя привита роль.

Среди таких беспечных дарований
Был барабанщик с именем Артём.
И схожесть их с Кириллом созиданий
Текла совместно дружеским путём.
Артём хоть и играл сам на ударных,
В то время как Кирилл тянул струну,
Но их дуэт немного хоть и странный
Сплотился крепко, не пошёл ко дну.
Кирилл – мечтательный, чуть-чуть терпимый,
Артём – весёлый и любил хитрить.
И дух их крепкой дружбы ощутимый
Им помогал всю музыку творить.
Совместными мечтами создавали
Себе всё будущее, дружный путь,
Мечтали, что уедут вместе в дали,
Где можно и играть, и отдохнуть

***

- Ну что застрял, Артём, ты как там? Скоро?
- Да погоди ты... – Медленный, как жбан
- не избежал товарища укора.
- Постой ты! Коль несу я барабан,
А ты гитару в сером камуфляже.
Тебе легко, а мне потяжелей,
Не смей мне тут, Кирилл, ругаться даже,
Коль инструмент достался помалей...

- Ну что там у тебя? – Да всё, закончил, -
- сказал Артём, свой инструмент сложив.
- Фух, думал с ним провозишься до ночи.
- Ещё, скажи спасибо, что я жив.
- Спасибо, Тёма, за твои старанья,
Прекрасен, идеален ты во всём.
- Благодарю, заслуженны признанья!
- сказал и улыбнулся вмиг Артём.

Собравшись, вместе с клуба вышли дети,
Взобравшись на дорогу мостовой.
В лицо им дул июльский тёплый ветер,
Они же оба шли к себе домой.
- А люди все на свете ждут ведь чуда,
- сказал тогда Кирилл. – Я прав, Артём?
- Но в нашем мире тяжести повсюду,
- ответил, дёрнув сумку за плечом.
- Но нужно ведь с преградами бороться,
А то на душу ляжет тяжкий груз.
- А что ещё нам делать остаётся?
Как видишь, я усиленно борюсь.
- Давай, я помогу тебе немного
- взглянув на друга, мальчик предложил.
- А то, боюсь, что для тебя дорога...
- Не бойся уж, я сам дойду, Кирилл,
- и разом подключив плечо второе,
Артём ускорил свой мальчишский шаг.
- Скажи, Тём, у тебя в семье какое
К игре есть отношение и как
Отец и мать твои её возносят?
- Мне говорят, я явно молодец,
А у тебя? - Мои не переносят,
Особенно противится отец.
Кирилл взглянул на небо – серо, грустно,
И что-то помрачнел в момент он весь,
На что Артём ему сказал искусно:
- Не парься, друг, спасенье точно есть.
Коль захотел, к своей стремись ты цели,
Всегда старайся сам идти к мечте.
И как бы мама с папой не велели,
Никто не в силах помешать тебе!
Сказал Артём и побежал быстрее:
«Никто не сможет уж остановить!»
Запомнив эту истину скорее,
Кирилл бежал за другом во всю прыть.

***

Вначале радостно, а после с болью
Юнец Кирилл ходил учиться сам.
И, словно свой порез помазать солью,
Ему давили знанья по мозгам.
Описывать те школьные потуги,
Хоть вы увольте, но не стану я.
Враги там были и друзья, подруги
И умные во всём учителя.
Учили там всем классом теоремы,
Которые придумал Пифагор.
На экономике решить проблему,
На географии узнать рост гор,
На физике все изучали силы,
Труды давали строить табурет,
На биологии спокойно было,
На физкультуре выключали свет.
На русском языке «шарф надевали»,
А на английском были времена,
На химии приборы изучали,
А на ИЗО картина творена.
Ну, в общем, были все-все-все уроки,
Что каждый школьник точно пережил,
И даже злые школьные пороки
Успел перетерпеть младой Кирилл.
Да, чёрную боязнь судьба имела,
Какой бы ни был новый «причесон»,
Задиры предъявляли «расчесон».
Ну, в общем, и такое было дело.
Ну, в общем, это время пролетело.

А наше время мчится, словно птица,
Как резвый, быстрый, молодой орёл.
И не успел Кирилл ещё развиться,
Как школьный срок его уже прошёл.
«Экзамены, экзамены, экзамен» -
В конце все мысли заняты одним,
Но у Кирилла, правда, временами
Сознанье  было занято другим.
Ведь музыка важнее, чем уроки,
Играть важнее в клубе, чем писать.
И пусть заданья сделаны не в сроки,
Зато по музыке оценка «пять».
Кирилл всё ж родом был из умных малых:
Экзамен сделать как – сообразил,
С своим дипломом, хоть кровей не алых,
Но всё же школу просто завершил.
Обрадовался – всё, конец наукам!
Закончился учебно-скучный мор,
Но, это было лишь начало мукам,
Ведь дома был семейный разговор.

За столиком семья сидев кухонным,
Решили обсудить сынка деталь.
Всё трезво, не гуляли чтоб гормоны
И чтоб его не мучила печаль.
- Должон ты инженером стать, Кирюха.
Профессия работника важна!
А музыка, хоть и нежна для уха,
Но в наше время вовсе не нужна...
- отец сказал, в словах своих умерен,
Ведь был он из влиятельных мужчин.
Глава семейства явно был уверен,
Что мысль его поддержит точно сын.
Кирилл сказал: - Я не согласен вечно,
Как статуя стоять, с глухим станком,
А я ж своим нутром хочу сердечно
Развить себя в умении другом.
Хочу я музыкантом быть игриво,
Чтоб за меня наш старый род был горд
И чувствовать себя совсем счастливо,
Когда б рукою нужный брал аккорд.
Ведь много есть певцов и музыкантов.
Поставил цель – не будешь побеждён...
- Кирилл, сынок, средь всех таких талантов
Удачливых – один на миллион,
- тут к разговору мама подключилась
И кратко изложила мысль свою.
- Ведь это одному тебе на милость
Поверь, Кирилл, сынок, тебя люблю.
- Но мам, ведь ты сама мне разрешила
С гитарой в музыкальный клуб ходить.
- Да, признаю, такое дело было,
Ну а теперь, всё ж нужно прекратить.
И быть к своей профессии готовым,
Подумай, как солидно, «ин-же-нер»
- Но мам, но пап как так? – Ну, всё, ни слова!
Прошу, давай без лишних строгих мер,
- уверенно сказал глава семейства.
Кирилла же сковала вмиг тоска:
- Мамуль, прошу, ты на отца подействуй!
Такая доля для меня жестка...
- Прости, Кирюш, но я сейчас согласна
С словами теми, что сказал отец,
Пора взглянуть на жизнь свою прекрасно,
И музыке твоей пришёл конец.

В момент тот, будто вылетел из мира,
Кирилл в бреду от злостной суеты.
Его родная, светлая квартира
Вдруг стала вмиг погибелью мечты.
Вдруг осознанье – правда ведь, не шутка,
И боль смурная до сжиманья скул,
Непониманья пелена рассудка,
И в голове сумбурно-шумный гул.
Кирилл вдруг осознал всё то отчанье,
И в чувствах горьким предался слезам,
Пытаясь злость сгубить через страданья,
Вмиг закричал: - Да как не стыдно вам
Лишать меня единственной надежды!
И спрятать в тёмный угол к счастью ключ!
Ведь, сами знаете, угаснет между
Работой скучною таланта луч.
- Свой выбор точно будет однозначен,
Хоть тресни, но не сделаем другой,
А коль гитара для тебя так значит.
Возьми её ты в Новгород с собой...

***
И попрощавшись с милым окруженьем,
Сказал: «Пока семья, Артём и дом»
Кирилл ушёл из дома в воскресенье
И поселился в общежитьи том,
Которое располагалось в Нижнем,
Недалеко от Птичьего двора.
Учиться очень в месте том престижно,
Оттуда выходили мастера.
Пришёл Кирилл со слабым устремленьем:
Родителей понять, поставить цель,
Послушаться примерно их веленья,
Да только разум быстро слез на мель.
Ведь, проучившись целых две недели,
Кирилл вдруг понял, ясно осознал,
Что лишь часы напрасно пролетели,
Когда он на гитаре не играл.

В гремуче-тёмной комнате в общаге
Себе спокойствия не находил,
Поэтому все изливал в бумаге
Свои переживания Кирилл.
Одна стена, ещё вторая, третья,
Четвёртая – цветок погиб один.
Он чётко знал, на всём премилом свете
Ему гитары лоск необходим.
Тогда, распаковав свою гитару,
Кирилл рукою заиграл скорей.
Со струн тех исходило пламя жара.
Стал парень сразу весел и добрей.
Теперь, когда занятия кончались,
Когда Кирилл дождался уж конца,
В общаге с инструментом начинались
Мелодии прекрасные творца.

***

Таким лихим событий продвиженьем
Кирилл в своём сознании достиг
Свой план, мечты который отраженье,
Плод юных знаний, жажды и интриг.
Решил он деньги, что ему давали
Оплатой прямо в университет,
Туда не отдавать, а прятать в дали,
Сначала в целлофановый пакет,
А после под подушкой мягкой, верной,
И вдруг спросил про денежки отец.
- Семестр учебный оплатил? – Наверно.
И вышел из воды сухим хитрец.
Считал Кирилл, что он великий гений,
На будущее деньги отложив,
Считал хорошим это для вложений
И чувствовал своих он сил прилив.

***

Но продолжалось царствие недолго
Великой хитрости и удальца.
Пришлось прочувствовать всю силу долга,
Принять всю неизбежность уж конца.
Ведь прятать деньги, класть их все в подушку -
Вдруг превратилось всё в Сизифов труд,
Ведь доложили в универ в верхушку,
Что деньги за учёбу ждут и ждут.
Но обнаружился пробел финансов:
«Кирилл Булаткин – за семестр не сдал!»
И не было у парня вовсе шансов
Дремучий быстро разгрести завал.
Поэтому, с ним попрощались резво,
Чтоб больше он не ставил злостных дыб.
Кирилл же сам взглянул на это трезво
И осознал, что очень крупно влип.
Теперь одна мысля в главе гуляла ,
Как сделать так, чтоб не прознал отец,
Тогда понакупал Кирилл журналы
И стал в момент статей газетных чтец.
Хотел найти себе скорей работу,
Хоть как-то связанную уж с собой,
И чтоб примерная потом забота
Сменила бы учебный строгий строй.

***

С тяжёлой длинной кипою бумажной
Кирилл к общаге продвигался в пять.
Считал, себе найти работу важно,
А то родителям уж не понять,
Как вырастить смогли такого сына,
Который бредит музыкой в мечтах.
И лишь одно мечтание едино,
Да и оно всё в нотах, не в словах.

Кирилл решил, что будет всё в порядке,
Открыл он дверь, вошёл, и в тот момент
Его, действительно, мертвецкой хваткой
Остановил общаги той комменд.
Сказал: - Куда идёшь сейчас, Булаткин?
Как в институте, подтянул «хвосты»?
Кирилл немного вздрогнул на площадке:
- Геннадий Палыч, мы ж с тобой на «ты»...
- и парень попытался улыбнуться,
А комендант сурово посмотрел.
- Что ж на учёбе я не смог столкнуться
С тобою? – Было очень много дел!
И вновь старался выдавить он «лыбу»
Старался отвечать Кирилл, как мог,
Геннадий Палыч же застыл, как глыба.
- Давай-ка подведём с тобой итог.
Вчера ты в институте даже не был!
Кирилл Булаткин, ты негодник, плут,
Коль хочешь жить здесь, то учиться треба,
Отчислили тебя... – Они все врут!
Пытался парень выбраться из бездны,
Враньём своим спасти своё жильё,
Да только всё спасение исчезло,
Сказал коменд: - Не верю я в враньё!
Чтоб завтра же я ног твоих не видел,
Тебя я выселяю, негодяй,
И для тебя исход уж очевиден,
Ищи житьё другое ты давай!
- Геннадий Палыч, успокойтесь, ладно!
Договоримся? Мы ж почти друзья,
Могу платить я лично вам, не жадный.
- Булаткин, не нуждаюсь в деньгах я.
И комендант пошёл к себе в каморку,
Не дав себя Кириллу оправдать.
Кирилла в комнате ждала уборка,
А после позвонить хотела мать.

***
И в голове созрела куча планов:
Собрать деньжат и дом скорей найти,
А то лишился общежитья рано.
Один остался на своём пути.
Конечно, можно позвонить домашним
И сообщить им горестную весть,
Но всё же помнил свой обет вчерашний
И не хотел свою позорить честь.
Но как бы избежать он не пытался,
Увидел в бытие своём завал.
И от чего бежал, с тем и остался.
Вся жизнь война – и ту он проиграл.
Решился тяжко он на шаг бунтарский,
Сменил сим-карту, продал телефон.
Купил себе взамен совсем простяцкий -
За девятьсот рублей и даже не смартфон.
Признал, что опозорил род родимый,
И начал мучить тяжкий горький стыд,
Поэтому тот шаг необходимый
Он принял и расклеился навзрыд.

А деньги те, что накопил парниша
Враз улетели, словно ветра сток,
Вмиг опустился в обществе на нишу,
Ведь опустел карманный кошелёк.

***
Да, был тернистым долгий путь, нелёгким.
И кажется, в судьбе всё решено.
Теперь же, он остался одиноким,
На социальное спустился дно.

***

И вновь вернулись резво мы в истоки,
И вновь вернулись резко вниз, в метро,
Туда, где уж струились песни строки,
Туда, гитарой где лилось добро.
Нет, это не конец пути, начало,
Ведь много ждёт событий впереди,
Пока же только музыка играла,
И хрипы, кашель слышен из груди.
Стал называть свой распорядок бренным,
В безвыходном находится плену.
«Порхает бабочка над полем тленным,
И мотылёк всё тянется к огню»

***

На станции народу было мало,
И не был слышен говор молодой.
И как бы там гитара не играла,
Тот козырёк чрезмерно был пустой.
Кирилл увидел вдруг два силуэта
И понял, что судьба его худа,
Несла ведь тяжкий вред уж двойка эта,
И приближалась грустная беда.

– ...И каждый будний день поёт с гитарой...
Вон там! – Благодарю вас за звонок,
- ответил женщине мужчина старой,
- Ну что ж. Пошли скорей со мной, сынок, -
- мужчина, явно с органа порядка,
Тогда старался выполнить устав.
- А имя ваше как? – Кирилл Булаткин,
- сказал тут парень, медленно привстав,
Гитару взял, прижал покрепче, резко...
- Проедем в отделение с тобой...
Своих не дожидаясь нервов треска
Прочь побежал, а вслед ему: - Постой!
Слова промчались эти где-то мимо,
Кирилл бежал, бежал, не сбавил шаг,
Он не хотел бросать то, что любимо,
Поэтому тот полицейский - враг.
По лестнице вскочив, он по тоннелю,
Как пуля к выходу бежал, бежал.
Уже мурашки бегали на теле,
Но всё ж свой шаг он так и не сбавлял.

На улицу вбежав, Кирилл скорее
Куда-то резко в сторону рванул.
Подумал, что гнать улицей вернее,
А сердце же стучалось: «Караул!»
Ему казалось, что за ним собаки,
Полиция устроили забег,
Подумал, что не избежать атаки,
Подумал, что его окончен век.

Как молния, бежал он больше часа.
Устал и ноги стонут, мучит боль,
Уже решил, что не найдёт он спаса
И что теперь он не вернётся. Коль
Его смотритель станции не любит,
И уж на сердце кроется тоска
На жизнь ещё младого паренька,
И точно так его скорей погубит.
И забежав вдруг в переулок странный,
Упал на землю от нехватки сил.
Кирилл – в одежде очень старой, дранной,
В которой каждый будний день ходил.
И посмотрел на небо, на красоты,
Возвышенный душевный идеал.
Себе решил задать вопрос: «А кто ты?»
Который никогда не задавал.
«Как жизнь прожил? Чего добился?
С чего же вдруг в судьбе твоей гроза?
Достиг всего, к чему всегда стремился?»
- Конечно, нет – сказал, закрыв глаза.

***
Кирилл едва очнулся то ль в виденьи,
Бальзам услышав для своих ушей,
Решил он головою на мгновенье,
Что воплотился звуков апогей.
Кирилл подумал, что судьбе угодно,
Раз раздалась изящно так в тиши.
И музыка, что льётся бесподобно,
Идёт прекрасно, чисто из души.
Прочувствовал величие искусства
В той музыке, что грезила одно,
Смогла в Кирилле разбудить те чувства,
Которые утратил он давно.
Благими нотами открыла дверцу
Мелодия, подобная дождю,
Просачивалась прямо в сердце
И ярко оживляла душу всю.
К несчастью, пленником судьбы был воли,
Но в музыке прекрасная есть вещь:
Она в тебе – не ощущаешь боли,
Как ни был бы суровый мир зловещ.

Он встал, по окнам бегая глазами,
Искал источник нотной красоты,
Своим всё взглядом проходил местами,
Но видел лишь балконные цветы.
И вдруг окно увидел, что открыто,
А за окном массивный инструмент.
Кирилл тогда раскрыл всё, что закрыто,
Чуть присмотрелся в этот он момент.
Увидел он прекрасную девицу,
На пианино что играла там,
И счастье вдруг смогло случиться,
Кирилл уж не поверил и глазам:
Глаза, как два зелёных изумруда,
А волосы зернистого пшена,
Мелодией в жизнь возвращала чудо
Кирилла обнищавшего она.

Кирилл стоял и слушал звуки эха,
Что отражались от людских домов.
И понимал, что не достиг успеха,
Как ни был к трудной жизни он готов.
Он понял, что проходит жизнь вся пусто,
Реки теченье тоже упустил
«Но, как бы и сейчас не мучит усталь,
Собраться должен я! – решил Кирилл.
Негоже мне с таким образованьем
По улицам слоняться без труда,
Пора завязывать с бренным сознаньем
И тунеядцем быть – совсем беда!»
И посмотрел он после на ворота,
Что на земле оставили развод.
«Всё, завтра же найду себе работу,
Чтоб смело двигаться скорей вперёд!»

Был весь в решимости в момент тот парень,
Вновь заиграла песнь в его душе.
И стал он мигом при лихом ударе,
Дать тайный захотел завет себе.
О том, что жизнь впустую тратить,
Как будто бы себя не уважать,
Пора оставить глупость тех занятий
И вспомнить своего отца и мать.

И счастье лёгкое сменило блёклость,
Кирилл был словно заново рождён,
И ощутил внутри себя он лёгкость,
И был в одном он твёрдо утверждён.
Найти быстрей ту девушку, блондинку,
Смогла что настроенье изменить,
Вблизи увидеть на щеке глубинку,
Вживую деву поблагодарить.
Кирилл решил, во что бы то ни стало,
Вживую ясно встретить звука красоту,
Поэтому одной недели мало.
Вернулся сам на улицу он ту.

***

И с той поры, со дня того простого
Кирилла образ жизни был сменён:
Ни проходило даже дня такого,
Чтоб парень тот не приходил в район,
Где слышал звук прелестный и чудесный.
Всё ждал и ждал он девушку одну,
Скитался по таким проулкам местным,
С утра всё приходя к тому окну.
Но те походы были уж не в тягость,
С великой благодатью слушал он
Мелодию ту, что играла малость,
Которой он, буквально, был пленён.
Он верил, что придёт миг долгожданный,
Когда увидит он её вблизи,
Да, только, осмотрев прикид свой дранный,
Он понял, правда, что погряз в грязи.
Никак нельзя, что б дарованье звука
Его таким увидела... А жаль!
И сразу задушила боль и скука,
И возродилась старая печаль.

***
Однажды за подъездом наблюдая,
Кирилл сидел на лавочке, скамье,
Сидел, о будущем своём мечтая,
И думал о сестре, своей семье.
Да, есть уже задатки к исцеленью,
И есть уже частица от надежд,
Но, а пока, как прежде, без спасенья,
Без дома, также без складных одежд.

«Наверное, мне нужно для начала
Продать мой старый, ветхий телефон» -
Вдруг появлялась мысль и исчезала...
Раздался крик, Кирилл был удивлён.
Он посмотрел, откуда доносился:
Увидел девушку и двух парней,
И очень про себя сам удивился,
Но мигом двинулся скорей сам к ней.

Два паренька презрительного вида
Тихонько двигались по шагу к ней,
И взгляд зловещий ими был там кидан.
Один потолще, а другой худей.
И были чётко ясны их мотивы,
И цель их надвигания ясна:
Им лёгкой, как не избежать наживы,
Коль тёмной ночью девушка одна?

- Прошу, пустите, денег не имею
С собою... Что же вы как дикари?
Один же, почесав рукою шею,
Сказал: - Девица, ты давай не ври!
Другой же молвил враз: - Послушай,
Отдай быстрее лучше деньги, краль,
И будь совсем прилежной дорогушей,
И не залечивай нам про мораль...
- за руку ухватился парень хваткой,
Девицу резво потянул к себе...
Тогда Кирилла била лихорадка,
Но знал, что нужен был он в той борьбе.

Крича: - А ну-ка быстро, отпустите!
- он подбежал, рукой толкнув врага,
А после повторил, - А-ну идите,
- Идите прочь, коль жизнь вам дорога!

И билось сердце, и шатались нервы,
Надеялся Кирилл их испугать,
Акт ограбленья всё же был тот прерван,
Но парни удивились: - Твою мать!
Ты глянь, нашёлся тут какой калека...
- Слышь, друже, нам пора ведь уходить,
А то ведь от больного человека
Возможно и болезни подцепить, -
- сказал худой, взглянув на вид облезлый
Кирилла, что ходил в дрянном старье.
- Братан, сейчас ты дал совет полезный,
Поэтому поверю я тебе.

Удерживаясь от лихого смеха,
Ушли тогда и толстый, и худой.
«Как хорошо, исправлена помеха
И не нарушат мой они покой»
Кирилл подумал мигом с облегченьем,
Но вспомнил, что он был тут не один.
Шепнула вмиг: - Спасибо за спасенье!
Спасибо, что прогнал ты тех мужчин.

Тут парень посмотрел на деву мельком,
Она стояла рядом, покраснев:
Накинута прекрасная шинелька.
И вспомнил той мелодии напев.
Вмиг пригляделся, точно, та блондинка.
«Теперь она стоит передо мной»
Худые ножки, словно спицы, спинка
Была изящной, женственной, прямой.
И шея по прелестному гранённа,
Как будто бы художник Рафаэль
Нарисовал изящную Мадонну,
Весны добавив месяц там Апрель.
Смущённые глаза, с глубинкой щёки,
А волосы имеют дивный цвет,
И не коснулись деву ту пороки,
Свела к ненужному их все, на нет.
Сама природа словно прикоснулась,
Убежище её – лишь дивный Рай.
А девушка смущённо улыбнулась,
Шепнув: - Могу вас пригласить на чай.

Кирилл в себя пришёл, чуть-чуть опешил
От милых алых губ, изящных глаз,
Поэтому, тогда без лишних спешек
Сказал: - Пожалуй, в следующий раз.
Блондинка вновь ему шепнув: - Спасибо!
Ну, к сожаленью, мне домой пора.
Волос поправив тонкие загибы,
Она в подъезд зашла с того двора.

Кирилл застыл, поймав искру, мгновенье,
Был благодарен искренне судьбе,
Запомнил навсегда то впечатленье
И вслед сказал: - Спасибо лишь тебе!

***

Кирилл же, своё время не теряя,
Решил найти работу и нашёл.
Она, конечно, может «не крутая»,
Зато теперь, не будет грязен, гол.
Кирилл работал музыкантом в пабе
С своей гитарою наперевес.
И хоть сам в малом выступал масштабе,
То место было кладезью чудес.
Ему та очень нравилась работа -
Отличная и связана с игрой,
И дело набирало обороты,
Старался всё отдать работе той.
Звучали классиков благие строки:
Высоцкий, Окуджава, даже Круг,
Хоть исполненья ноты были плохи,
Всем он благоприятствовал вокруг.

К Кириллу был приветственен хозяин,
Ему позволил даже в пабе жить,
Но парень получал и нагоняи -
Не только в жизни сахару же быть.
И каждый день играл он на гитаре,
И каждый день работал для себя.
Высокий, молодой, нормальный парень
Свои всё ж вечера встречал, грустя.

Ведь всё б отдал, чтоб встретиться с родными:
Отец да мать, любимая сестра -
Поговорить и пообщаться с ними,
Да вот так просто не ушла беда.
Работа есть, дом тоже есть непыльный,
Родители мечтали о другом,
Чтоб в институте, в Нижнем, сын был сильным,
Чтоб вырос сын в обличии благом.

Но жизнь его чему-то научила:
Не нужно чересчур суровым быть,
В момент оставить всё, что было,
И жить, хоть и по-своему, но жить.


***
А что есть день? Крупица в чаше жизни,
Круговорот событий будних дней.
И как бы не погрязли в дешевизне,
Мы благодарны всё-таки ведь ей.

Кирилл стоял тогда на остановке
И ждал автобус на Тверской базар,
Ведь следовал он будней установке.
«Купить продукты и вернуться в бар»
За ожиданьем наблюдал за трассой:
Неслись машины, словно, муравьи,
И люди следовали серой массой,
Кто с семьями, а кто и без семьи.

Автобус приближался к месту плавно,
Кирилл уже направился к дверям,
Народ же двигался совсем неявно,
Один лишь парень был в движеньи прям.
Остановился и открыл все двери
Гудел... И вдруг, откуда ни возьмись,
Кирилла парень обогнал, что скверен,
Прям оббежал, задев рукою кисть.
Кирилл же не был ярым пацифистом,
Не стал кричать всем людям: «Караул!»
Умерил парня, чей напор неистов,
Остановив рукою, потянул
К себе его, тот удержался ровно,
Взглянул он, кто его остановил,
Хотел узнать сейчас, кто здесь виновный,
Но удивлённо произнёс: - Кирилл?

Тот не поверил своему уж глазу,
Пред ним сейчас стоял в обличьи всём,
Стоял свободно и ничем не связан,
Ни кто иной, как друг его Артём.
- Артём? Ты что ли? Я глазам не верю!
- Кирюха, это ты? Ну, ёшкин кот!
Мы виделись с тобой уж в прошлой эре,
Не виделись с тобою целый год.
- Артём, ну как дела твои родные?
- Нет, ты скажи, как твой отец и мать?
Да что же, словно, мы с тобой чужие, -
- сказал и начал друга обнимать
- Нам срочно нужно в дом мой малый.
- Увы, Артём, сейчас я должен в бар...
- Ах, вон ты как. А я гляжу, усталый,
Видать идёшь тушить в трубе пожар?
Кирилл рукою тут же отмахнулся
- Не пить, работать мне с гурьбой ребят.
Артём же разом тут же усмехнулся:
- Кирюх, ну, это все так говорят.
- Да ну тебя! – Не обижайся, друже,
Я ж в шутку это всё тебе сказал,
Не представляешь, мне ты как был нужен,
Когда с семьёй арендовал подвал...
- Послушай, Тёма, поболтать желаю,
Но лишней ни секунды, правда, нет.
Рука начальства слишком-слишком злая,
Коль опоздаю – значит ждать мне бед.
А я ещё живу и на работе
Давай, ты свой оставишь номерок.
- Да ну, вы, добрый молодец, даёте!
Возьми, звони, коль будет вечерок.
Артём бумажку протянул, записку
И руку напоследок сам пожал.
- Не бойся, разговора час наш близко, -
- сказав, Кирилл в автобус побежал.

***
Весь день Кирилл старался отвязаться
От дел всех, что ему начальник дал,
Чтоб после с другом со своим связаться,
Отправить дружеский ему сигнал.
Сыграл наотмашь, мигом, поскорее,
Но и такое принял тот народ.
Кирилл же в тот момент ждал побыстрее,
Когда весь здешний пьяный люд уйдёт.
Побиты стулья, стол похож на столик,
И кружки с звуком бьются, будто гром.
Ведь в пабе каждый лютый алкоголик
Мог от души устроить там погром.
Но под конец был вызван полицейский,
Пришёл желанный парню тот вечор,
ДокУмент предъявил порядка веский
И разогнал оттуда пьяный сбор.
Кирилл же, попрощавшись и с главою,
Взял в руки старый с кнопкой телефон,
Стал быстро номер набирать рукою,
С динамиков раздался громкий звон.
Сидел сейчас хоть в пабе, но всё ж дома,
Обрадовался, что заговорил.
И в трубку он сказал: - Здорова, Тёма!
Ему ж послышалось: - Привет, Кирилл.

***

Сейчас, под ночь, стоял на переулке,
Ждал парень человека одного.
А воздух нынче не был слишком гулкий,
Ночная атмосфера без него.
Вдруг силуэт, знакомый, и игристый
Шёл прямо в направлении к нему.
- Кирилл, сегодня, правда, воздух чистый?
- Наверное, – сказал юнец ему.
Кирилл тут осмотрел всего Артёма,
А тот вдохнул в грудину кислород.
Во внешнем виде было всё знакомо,
Да, всё же изменился парень, вот
Лоб выпрямился, поднялись и скулы,
Высокий, стройный, светлый, молодой,
Орла осанка, стойка же акулы,
И с той же чёлкой, цветом дымовой.
Артём не мог же находиться, стоя,
Сказал: - Пойдём, Кирилл, есть разговор.
Тот парень слушать был готов любое,
Поэтому в движеньях стал сам скор.

И молча шли, прошли, наверно, мили,
Но час молчанья всё же был прерван.
- Кирилл, а помнишь, в детстве так ходили?
Твоя гитара, ты, я, барабан
- Да, было время, но уже всё в прошлом.
- Постой, ты говорил, поёшь теперь?
- Ну да, я в пабе недалёком, рослом.
- Так вот, послушай, и в слова поверь
Вот год назад я переехал в Нижний,
Квартиру снял, была жизнь хороша.
И в колледж музыки пошёл я ближний,
Но что-то осознал сам не спеша.
Что это не моё, мне нужно больше,
Да, изучаю музыку, я там,
Но всё же нужно мне подольше
Любимым быть уж преданным делам.
Стал резво думать, сердце мне велело,
Большой забил я на учёбу болт,
Копал, искал сознания пределы
И в завершеньи, вот к чему пришёл.
Создать вдвоём талантливую группу,
А третьим классного найти певца,
И больше никогда не встанем в ступор.
Играть на инструментах без конца
Мы будем, будем счастливы, и точно,
Я знаю, где нам третьего искать.
Поедем вместе в тур бессрочный,
Людей мы будем толпы собирать...
Я долго разрабатывал идею -
Собрать скорее лучшую из групп...
Ты веришь мне, Кирилл? – Конечно, верю,
Но только в то, что чересчур ты глуп.
Амбиций слишком много, да что толку?
Не хватит их для искренней мечты,
И будет вновь разбито на осколки
То сердце, где растут цветы.
Артём тогда в глаза взглянул Кирилла
- Кирюх, так в этом-то и есть вся суть,
Да, знаю, знаю, потрясенье было,
Но всё же ты о нём скорей забудь.
Былое выкинь прочь скорей в сумбурность
И вспомни, что имеешь ты талант,
И вспомни, что уходит время – юность,
И вспомни, что ты ярый музыкант.
Вдвоём ведь крепкая с тобою сила,
Кирилл, а помнишь наш с тобой дуэт?
Звучала как того таланта жила -
Играли и играли мы, не зная бед.
Так скажем нет давай всем измененьям,
Ведь есть гитара, есть и барабан.
Нужно теперь с тебя лишь устремленье
К высоким целям и благим делам.
Пусть сердце мужественно бьётся в теле,
Никто не смеет помешать тебе!
Коль захотел, к своей стремись ты к цели,
Всегда старайся сам идти к мечте.

Кирилл в свои раздумья погрузился
Воспоминаний видел он коллаж,
С того, в такой как жизни очутился
И до того, как в пабе пел «Вираж».
«Да, пальцам очень непривычно в пабе,
И, может, старовата уж гитара та,
И, может, жизнь застряла на ухабе,
Но у меня осталась ли мечта?

Устал всю жизнь бороться уж за тишь я,
Своей устал ещё кривить душой.
И вскоре, после долгого затишья,
Кирилл сказал Артёму: - Хорошо.
Обрадовался друг уж многократно,
Сказал: - Кирюха, всё ж мы заживём!
- Но есть условия, - Да, да, понятно.
- Теперь мне негде жить – Со мной вдвоём.
- Не тесно будет? – Обижаешь, друже,
С тобой не будем никаких знать ссор.
И маленькой она лишь кажется снаружи,
Внутри же для двоих большой простор.
А вид с окна квартиры очень клёвый...
- А как же барабан? – Что барабан?
Исправен и всегда к труду готовый!
Теперь жить с нами шанс ведь дан.
- Певец ещё нам нужен – Ну, отыщем.
- И песен текстовик, - Ага, найдём!
Ведь главное, что мы с тобой в жилище
И что играем в группе мы вдвоём!
- Пока нет группы, - Друже, скоро будет,
Пойду писать заметку в «Родничок»
Настал час преткновенья наших судеб
И измененья он с собой повлёк.

В тот вечер попрощались благосклонно
И разошлись с надеждою внутри.
Запомнили и договор тот заключенный,
Преграды, что остались позади.
Кирилл пошёл свои собрать все вещи,
Артём же шёл готовиться к жильцу,
В груди у парня бойко зов трепещет,
Покоя не было тому юнцу.

***
Житьём былым уже неделю с лишним
Существовал Кирилл в квартире той
И становились сердца звуки слышны,
Звучал гитары говор молодой.
Проблем совсем не знали, дружно жили,
Ведь деньги при себе Артём имел,
Но всё же, как они и не тужили,
Талант скорей развиться захотел.
Расклеены в газетах объявленья,
На длинных возвышались там столбах.
И юношескому уж по веленью
Они успеха ждали в тех делах.

И вот однажды, как-то в воскресенье,
По времени - уже десятый час.
- Алло, алло? – А я по объявленью!
Ой, не туда попал? – Туда как раз.
Артёма счастью не было предела
И прыгал, бегал в тот весёлый миг:
Один нашёлся для благого дела,
Почти что своей цели он достиг.
Кирилл же в это время был в отключке -
Спал на кровати, видел третий сон,
Повсюду в комнате виднелись кучки
Носков, что разбросал Артём и он.
Во сне он тетерев, но без пятнушки,
Летит, парит в бескрайние края.
Открыл глаза – лежит он без подушки,
На кресле же Артём, в руках тая
Подушку, точно мех её объятый.
Кирилл увидел, с возмущенья слёг,
Крича сквозь сон: - Верни, Артём, проклятый!
А тот в ответ: - Вставай же, паренёк,
Открой свои сомкнуты векой взоры
И встреть прекрасный, чистый небосвод
Взгляни, какие за окном узоры.
И подмигнул, Кирилл ж сказал: - Урод!
Встаю уже, встаю, коль так желаешь, -
- поднялся парень, натянул штаны. -
- Вот, Тёма, по любому ты мечтаешь,
Чтоб я из дома съехал, из страны, -
- сказав, Кирилл проследовал сам в ванну,
Артём же также продолжал сидеть.
«Не отвечает что-то мне он. Странно,
Не мог ли друг случайно заболеть?

Побрился и умылся, вымыл руки,
Из ванной вышел: - Что же ты завис?
Ведь от тебя не слышатся и звуки.
Артём в момент вскочил, сказал: - Сюрприз!
Теперь не будет мучать бед пучина,
Теперь и ты, Кирилл, сам можешь сесть.
Мне позвонил сейчас один мужчина -
У нас, считай, уже писатель есть.
Задумался Кирилл, потёр затылок,
Сказал: - Сумел, Артём, ты удивить.
И этот всё ж вопрос настолько пылок,
Что мог меня и раньше разбудить.
- И получить в лицо той тапкой?
Артём рукою в угол указал.
- Да нет, я что ль настолько тряпка?
Я понял всё бы, коль бы мне сказал.
И парень сел вмиг на ковёр атласный
Без смены выражения лица.
- Допустим, всё с писателем нам ясно,
А что насчёт басистого певца?
- Всё будет, друже, всё, конечно, будет,
Прошу, лови повествованья нить.
Уверен завтра же звонок разбудит,
Певец захочет к нам с тобой вступить.

***
И не соврал Артём – везучий малый,
И завтра же в осенний тот денёк,
Пока Кирилл разглядывал журналы,
Раздался телефонный вдруг звонок.
И соловей, чей голос величавый,
Готов устроить песен карнавал,
Прочувствовав все перспективы славы,
Своё согласье на участье дал.
Душа друзей тогда возликовала:
Уже готов был вещи собирать
Но поняли, что нужно для начала,
Им помещение арендовать.
Чтоб всё законно было, всё культурно.
Росток для группы есть – и чтоб в горшке.
Пускай, немножечко, чуток сумбурно
Шли все друзей приготовленья те,
Но были всё ж видны юнцов старанья -
Необходимо звуки прихватить,
В руках коль оказалась их желанье,
Его нельзя так просто упустить.

***
Готово было всё – и помещенье,
Договорённость, и здоровый дух,
(От тех двоих узнали одобренье)
Была готовность инструментов двух.
Сейчас сидели в неуютном зале,
Кирилл с Артёмом набивая в такт,
Гитара с барабаном не молчали,
Играли, чтоб порыв их не обмяк,
 - Фух, что-то я устал играть немного, -
- сказал Кирилл и осмотрел вокруг.
- И что-то нет здесь никого другого.
- Терпение, терпение, мой друг.
Кирилл, запомни ты навеки фразу -
Она – ведь ясный плод свободы всей:
«Всё в этой жизни будет, но не сразу»
- Давай, давай, ещё цитаты лей,
Но что-то не подходят наши люди.
Боюсь, что суждено нам погореть.
- Мечтал, чтоб счастье подали на блюде?
Нам остаётся только ждать, терпеть.

Но вот уже минуло время срока,
Кирилл не верил, что произойдёт.
- Артём, ты сам-то знаешь, ждать нам сколько?
- Ещё чуток, мгновение, вот-вот.
Давай скорей с тобою вспомним школу,
Там опозданье – не равно прогул,
Подумаешь, нелепые проколы, -
- и, улыбнувшись, он присел на стул.
Старался парень мыслить позитивно,
С кармана вытащил свой телефон
И начал пальцем набирать активно
Всех тех, кто в это место приглашён.
Почти что лопнуло у них терпенье,
Гудки раздались в тот глухой момент,
А дальше, как бывает во мгновенье,
Увы, но «недоступен абонент».
Кирилл закрыл свои глаза рукою,
Артём хотел же поддержать настрой.
Наполнился ум грустной мыслью тою,
Но не хотел он показать собой,
Что он отчаялся и нос повесил.
- Ну, ничего, прорвёмся мы вдвоём, -
- старался другу показать, что весел.
Сказал: - Ещё немного подождём.

Ещё прождали час – безрезультатно,
И не раздался голос молодой.
Кирилл, вздохнув, сказал: - Понятно,
Ну что ж, Артём, пошли к себе домой.
Да. Видно, я не ожидал подставы,
Тупой, самонадеянный кретин!
Видать, они по-своему всё ж правы,
И что-то помешало им прийти, -
Кирилл вздохнул, поплёлся грустно к двери
Из тёмной небольшой каморки той.
В груди засох остаток от потери,
А вслед ему Артём сказал: - Постой!
Пока ещё подвал ты не покинул,
Сказать дай слово мне, не уходи.
Ведь знаешь, коль вонзили нож нам в спину,
То значит, были всё ж мы впереди.
И друг вновь улыбнулся, как обычно,
Надежды предаваясь вновь лучу,
Желая друга поддержать прилично,
Похлопал по товарища плечу.

***
Со дня провала пролетели сроки,
Когда сказал ему Артём: «Держись».
Запомнили тогда друзья уроки,
Что им сама вдруг преподала жизнь.

Кирилл, взгрустивши долго, горемычный,
Оставил руки, их не бросил в пол.
И вспоминая свой маршрут привычный
Всё снова, день за днём в проулок шёл,
Симфония где возносилась чуда:
Шопен, Бетховен, Моцарт, Лист и Бах
Чтоб горькой соли отхлебавши пуда,
Вновь бодрым сделаться в своих делах.

Дома там все сияют лазуритом,
А окна отражают солнца луч.
У парня настроенье всё разбито,
Как будто разум под эгидой туч.
Стоит ведь под балконом час он полный,
Мелодии не слышен что-то звук,
И прерывает тишину безмолвно
Лишь одинокий тихий сердца стук.
Случилось может что? Беда ль какая?
Иль может одолел негодный враг?
Огонь надежды, слабо затухая,
Сознанье погружал всё в тёмный мрак.
Смогли мечты заветные слететься
И разлететься в этот злобный час,
И заболело вдруг привычно сердце
Под кромкой закрывающихся глаз.
«Возможно ль, что я попросту исчезну?
Печалью, пессимизмом окружен...»
Кирилл подумал, окунаясь в бездну,
Всё погружаясь в блеклый сладкий сон.

Почувствовал юнец вдруг рук неменье
Под тенью незаконченных тех фраз
И наблюдал как будто бы в виденьи
Сиянье ярко-изумрудно глаз...

***
Гигантская, большая очень сцена,
Народу много: все кричат, визжат,
Как будто разъярённые гиены,
Все требуют концерт, вкушать хотят.
Услышать лично новые творенья,
Услышать лично новые хиты,
На их великое ушей хотенье
Никак уже не повлияешь ты.
Кирилл стоял сейчас на сцены центре
И ничего совсем не понимал,
В своём рассудке был сейчас поветрен:
«Где старый, тихий и уютный зал?
А где гитара, чтоб ей было пусто?
Неужто, ничего не вижу, слеп?
Один народ, орёт, кричит и густо
Желает зрелище и сытный хлеб»
Нет, наблюдать такое нету силы.
И вдруг толпа, уже уставши ждать,
Вперёд рванула, к сцене повалила,
Кирилла без гитары разорвать...

Канат на шее становился уже,
Но было всё ж бежать невмоготу,
И тем кошмаром диким весь контужен,
Вскочил, проснулся в ледяном поту...

***
И парень огляделся: «Непонятно.
Сейчас лежу, а подо мной диван,
А окружение чисто, приятно,
Пол мытый, деревянный стол убран».
Присел и стал внимательно смотреться.
«Нет, явно я не дома нахожусь,
Здесь с зеркалом есть платяная дверца,
А также плюшевый есть рядом гусь.
Здесь видно старый граммофон с пластиной,
И с занавесками висит вуаль,
Прекрасные изящные картины,
На них изображён дворец Версаль».
А в комнате уж той преобладали
Пурпурные, лазурные тона,
Листы повсюду белые лежали,
И полка с книгами умом полна.
«Да, ну у этой комнаты видочек!
Наверно, надо встать, раз здесь я коль,
- подумал, подобрал один листочек.
Ах, это ж ноты! До-ре-ми-фа-соль.
Что ж, надо всё же встать и осмотреться».
Кирилл с дивана корпус свой поднял,
Но в комнату открылась тихо дверца.
- Ой, ты уже очнулся, даже встал.
Кирилл решил, что это продолженье
Того почти оконченного сна,
Предстала перед ним на обозренье
Та пианистка, девушка сама.
Застыл тогда от удивленья парень
И вспомнил, как ходил гулять во двор,
Чтоб ненависть и злость стопить всю в жаре,
А девушка слегка ступила взор.
Но всё ж Кирилл свои расправил плечи,
Своё смущенье видом не подать,
Сказал: - А что случилось в этот вечер,
Что уж под ночь сейчас смог здесь я встать?
- На улице ты потерял сознанье,
Наверно, приключилась там беда,
А я, когда домой шла мимо зданья,
Тебя увидев, привела сюда.
- Спасибо, поступила ты морально,
Но я, наверно, вешу тыщу тонн.
- Нет, нет, ничуть. Нормально всё, нормально, -
- она сказала изменив свой тон.
Кирилл сказал: - Послушай, очень стыдно,
Что на земле решил я полежать,
Теперь идти домой пора мне видно.
- Коль требуется, надо помогать, -
- и девушка смущенно улыбнулась. -
- Не уходи, я заварила чай, -
- рукой тогда к Кириллу потянулась.
- Ну, а теперь знакомиться давай.
- Давай.  Кирилл. – Приятно слышать, Света.
А мы ведь раньше виделись с тобой?
Не подавая признаков ответа,
Не мог он совладать с своей рукой.
- Да, вроде было что-то с кучкой пьяниц, -
- Кирилл невнятно что-то пробубнил.
У девушки в щеках забил румянец,
Ведь руку Светы так не отпустил.
Опомнившись, её отдёрнул резко
И сам собою разом покраснел,
И на диван пружинный сел до треска,
Испуганно терять не захотел
Мгновенье, что прекрасно, мимолётно,
Ему оно очнуться помогло,
Ведь девушку прижав рукою плотно,
Он чувствовал её руки тепло.
Облокотился, начала усталость
По телу ползать, словно на заказ.
- Спасибо, - Нет, не стоит, это малость,
Тебе спасибо, что меня ты спас.
- Забудь, - сказал Кирилл, махнув, в смятеньи, -
Не нужно всё плохое вспоминать.
А девушка, стоявши в наблюденьи,
Вдруг книги начала перебирать,
Кирилл за ней тогда помчался взглядом,
Увидел в быстрый резвый тот момент -
Там деревянный шкаф стоит, а рядом
Тот самый клавишный и инструмент.

- Играешь превосходно! – с слабым хрипом
Кирилл сказал, всё думая о том,
Что он не заболел злосчастным гриппом,
Стоял лишь от волненья в горле ком.
А Света, покраснев, и удивлённо
Вдруг начала край кофты вить своей.
- Мелодии твоей люблю диапазоны
И слушал часто я её ручей.
- С-спасибо, правда, очень мне приятно...
- Не представляешь, как был слышать рад
- Через окно видал ты вероятно...
- Для чистой музыки ведь нет преград, -
- сказал Кирилл под девушки смущенье
И на девицу посмотрел он ту,
Его одолевало восхищенье,
Ведь видел тела, духа красоту.

Темно на улице, не видно света,
Он находиться здесь был очень рад,
Пока никак не отвечала Света,
На ноги девушки метнулся взгляд.
- Зелёные зайчата? Очень мило, -
- сказал Кирилл, чуть поудобней сев,
- Давно уж маму я купить просила
Другой набор, – сказала, покраснев.
- А кстати, где сейчас твои родные
Не будут против, что я здесь сижу?
- У них обоих смены ведь ночные
Поэтому, я им не расскажу.

- Ой, чайник закипел, отсюда слышу,
- она ушла, с кровати спрыгнул кот.
- А ваш котяра ловит мелких мышек?
- Ага! Лишь спит и ест он круглый год
А кот поворотил румяным носом.
- Хах. Ну и котик, вот ведь оболдуй!
Из кухни девушка пришла с подносом,
- Будь осторожен, горячо. Подуй.
Кирилл, в свои взяв руки чашу,
Налил напиток до её краёв.
- Приятного питья, здоровье ваше.
И начал чай пить с Турции садов.

- Ты музыкант? – прильнув губами к краю,
Сказал Кирилл, на девушку смотря.
- В оркестре новгородском я играю,
Как и у всех людей есть роль своя.
Кирилл же, кружку положив: - Отлично,
Ты на своей находишься волне...
- Ах, столько похвалы в день непривычно,
Прошу, давай не будем обо мне.
Вот ты по жизни кто? Рабочий? Пахарь?
Изготовитель разного сырья?
Сантехник может? Медик или знахарь?
- Ахахах. Рассмешила ты меня.
Нет, я по жизни музыкой повязан,
Но только на гитаре песнь течёт.
И с другом вместе выступить обязан,
Ведь верю, что растопим этот лёд
Пустых предательств, и вражды стремлений.
Надеюсь, неудачи срок прошёл,
Но это на судьбы всё усмотренье.
- Я верю, будет что всё хорошо, -
- тут прошептала Света, улыбнувшись,
В Кирилле же внутри цветок зацвёл,
Ведь Света, добротой своей блеснувши,
Кириллу подарила ореол.
И сам с собою был сейчас он честен,
Он не хотел сейчас идти домой,
Лишь оставаться в этом тихом месте,
Со Светой находиться здесь одной.
Кирилл её поставил в ступор:
- Прошу, ты, Свет, пожалуйста, не злись,
Покажется моя коль просьба глупой,
Свою немного дать потрогать кисть,
- сказал Кирилл, зажалась сильно скула,
Решил, что повалял он дурака.
Смутившись, Света тихонько кивнула,
Чем очень удивила паренька.

Премилое пресветлое созданье
В ладонь Кириллу положило кисть,
Превозошла тем самым ожиданья,
Надежды парня все тогда сбылись.
Прикосновенье как-то по-родному
Почувствовал – и бед, и боли нет.
Вдруг стук двери: - Ау, а есть кто дома?
Скажи уже ты дома что ли, Свет?

У девушки тогда в глазах смятенье,
И, руку возвратив свою назад,
Она вся пребывала в опасеньи,
Что уж родители войти хотят.
И верно, сразу выйдя из прихожей,
Негромким шагом в комнату вошёл
В костюмчике, с духами весь пригожий,
Отец, почувствовал Кирилл раскол.
- Ой, у нас гости, доченька кто это?
Глава семейства устремил свой взор,
В котором виден был один укор,
На то, что было на юнце надето.
- А это мой коллега по работе,
Готовим мы симфонию на бал.
И нужно всем нам там успеть к субботе...
- Коллега? Что ж я раньше не видал?
- не впечатлили те слова мужчину,
Произнесла что Света нараспев,
Он на Кириллину смотрел щетину,
Внутри едва удерживая гнев.
- А будто ты моих коллег всех знаешь, -
пыталась Света улыбнуться тут.
- Не знаю, дочка. Только понимаешь,
Я сразу узнаю, когда мне врут.

- Пока ещё ваш вывод не конечен, -
- сказал Кирилл, увидев красность щёк
Той девушки, – Вот этот человечек
Сегодня очень сильно мне помог...
- Не сомневаюсь.  Всё равно мне, кто ты,
И ваши как вдвоём сплелись пути,
Раз по работе, то возьми все ноты,
И думаю, пора тебе уйти.
Кирилл взглянул на Светино обличье,
Стояла там с опущенной главой,
И понял он, что будет поприличней,
Уйдёт коль, не допустит ссоры той.
Поэтому, никак не попрощавшись,
Он двинулся один в дверной проход.
Отец, немного рьяно возмущавшись,
Теперь сам ждал, когда Кирилл уйдёт.

И у дверей сказать отцу охота:
- Послушай, мальчик, личный мой протест,
Тебе коль вновь понадобятся ноты,
Иди, прошу, тогда в другой оркестр.

Ушёл мужчина, дверь захлопнув сильно,
Кирилл же вышел из подъезда в двор.
Рукою почесав затылок тыльный,
Запомнил крепко тот словесный спор.
Но парень не ушёл с того участка,
Хоть он и наблюдал в семье скандал,
Хоть приключилась там плохая встряска,
Смотрел на дверь подъезда, ждал
И слепо верил... Верил, выйдет птица,
Не вкусит парень горький вкус потерь.
И верил, это всё должно случиться.
Входная вдруг в подъезд открылась дверь.
Оттуда девушка неспешным шагом,
К Кириллу тихо подойдя в тени,
Ему же это было лишь во благо,
Чуть слышно прошептав: - Ты извини,
Отец не очень любит посторонних,
Вот так относится ко мне семья.
- И в мнении своём он непреклонен,
Ты не волнуйся, понимаю я.
Кирилл старался поддержать девицу
И положил ей руку на плечо.
- Плохое всё должно навек забыться, -
- заговорил он яро, горячо.
- Но не должно что точно кануть в лету,
Так это телефонный номер твой,
- сказал и посмотрел Кирилл на Свету,
Погладив мягко по плечу рукой.

Своими обменявшись номерами,
Два молодые яхты разошлись.
- Общенье будет точно между нами!
«И даже, может быть, длинною в жизнь»
Слова Кирилл те про себя добавил,
Не в силах выпустить их и сказать,
А после Свету он домой отправил,
Шёл к Тёме, ощущая благодать.

***
Там атмосфера прошлых дней далёких,
В подвале тёмном чуть забрезжил свет,
Сквозь окна, через стены пеноблоки.
Нормального топленья даже нет,
Обогреватель грел сию обитель
С простонародным именем камин.
Кирилл, укутавшись в холщовый китель,
Сейчас сидел там вовсе не один.
На стуле рядом, на развалку севши,
Сидел в махровой куртке друг Артём,
С лихого нетерпения сгоревши,
Кирилл сказал: - Ну и чего мы ждём?
Артём рукой поправил одежонку,
- Нет, друже, не чего, а вот кого.
И, отвернувшись от него в сторонку,
Ответил: - Ну, певца вот твоего.
А друг тогда свои нахмурил веки.
- Опять всё лотерея, то лото,
Опять пообещают человеки,
В итоге же ведь не придёт никто.
- Нет, нет, мы точно с ними всё обсудим
- Артём с ноги снял, вытряхнул башмак.
- Вот в этот раз надёжней эти люди,
Поэтому, ты жди, придут точняк.
Не в силах больше с другом пусто спорить,
Кирилл привстал и натянул струну,
Решил гитару сразу приготовить,
Чтоб быть готовым сразу ко всему.

***
А время исчислялось не часами,
Вдруг слышит - за окном притоптан снег.
У входа громко постучав ногами,
В подвал зашли тут двое человек.
Один юнец – на вид лет девятнадцать,
И одеяние ему мало.
Зашёл и начал резво раздеваться,
Но понял, что не так уж и тепло.
Тогда, свои расправив мигом плечи,
Нахмурился он, показав свой стан.
В глазах виднелось – «За слова отвечу»
Своим вдруг басом прозвучал: - Степан.
И протянул тогда свою ручищу,
Желая познакомиться с людьми,
- Свою перчатку снял б, чтоб было чище...
- Ну так чего же ждать? Сними, сними.
- Да что-то холодно у вас, ребята,
Оделся потеплее я коль б знал.
- Ну ,погляди в окно, пока зима там,
А ты сейчас зашёл в глухой подвал.
- Эх, ладно я не буду больше спорить,
К себе он свою руку возвратил.
- Теперь всех буду вас сейчас знакомить,
- сказал Артём. – Степан, вот здесь Кирилл.
Старался парень быть чрезмерно шумным,
В сторонку указал он паренька.
Кирилл же не хотел быть некультурным,
И потянулась лёгкая рука.
- Рад видеть, - и Степан тут сжал до боли,
И указал кивком он за себя.
- Со мною рядом дама сердца Оля.
Она взглянула на него, любя.
Кирилл же удивился сам собою,
Ведь раньше предан был своим мыслям.
Теперь же, за большой мужской спиною,
Увидел, что стояла дева там.
Сама спортивного телосложенья,
Азарта и веселья полон взгляд.
- Кирилл, забудь дурные все сужденья,
Я говорил же, что прийти хотят.
- Приятно познакомиться всем, Оля, -
- с сверканьем улыбнувшись, начала
Смотреть: - Теперь же в сборе все мы коли,
Сказал Степан. – Уже нас ждут дела,
- Постойте все, -  Кирилл привстал тут с места,
О том, что будет девушка, не знал.
- Послушай, Оля, же моя невеста...
- Да и нам в группу нужен бэк-вокал
- Бэк что? – сказал Кирилл, Степану глядя
В глаза, да так, что тот почти вскипел:
- Структуру музыки-то знаешь, дядя?
Хоть раз один концерт большой смотрел?
Кирилл слегка тогда в словах замолкнул,
Ведь понял сам, что претерпел он крах.
Артём сказал же, посмотрев в сторонку,
- Теперь поговорим и о делах.
Чтоб нам не быть как ярый обыватель...
- Постойте, кто ж нам будет текст писать?
- Спокойно, я певец, да и писатель,
- Степан сказал. – Да ты расслабься, дядь
Твоя задача – только лишь гитара,
Рукой своей скрести, по нотам плыть,
Ну а других вопросов массу, тару
Возьмём мы на себя, уж так и быть.

- Артём, сюда ты можешь на минутку?
сказал Кирилл, махнув своей рукой
- Конечно же, друзья, постойте чутко,
Сейчас приду, здоровый и живой.

- Ты мог мне обо всём сказать пораньше?
Всё объяснить мне ясно, что да как,
А то сейчас с наивной глупой фальшью
Веду себя я, как дебил, дурак.
- Боялся я, а вдруг всё оборвётся,
Дружище, не боись, скорей забей,
Ведь над тобой никто и не смеётся.
На жизнь свою ты посмотри скорей.
Ведь, если, правда, это дело будет,
То бедам, горестям придёт конец,
Какие ждут нас перемены в судьбах,
Коль есть у нас писатель и певец?
Возможно, это ключ на наше счастье,
Ведь раньше не было, теперь же два...
Возможно, нас оставят все ненастья.
- Поверить можешь в это, друг? – Едва...
Кирилл вдруг осознал всё трезво, ясно,
Что может, это, правда, нужный ход,
И может в будущем совсем прекрасный
Тот группы час развития придёт.

- Пошли скорее к нашей той команде, -
- Кирилл тогда Артёму уж сказал,
А друг его вскочил, подобно панде
- Я знал, что втянешься ты, точно знал.
К согруппникам тут подошли два друга,
К той паре двух певцов и голубков.
- Теперь я будущим своим не пуган.
«Я к жизни в группе с детства был готов»

И завертелась мыслей вереница,
И обсуждения котёл кипел,
К мечте они готовы устремиться,
Великий в группе обогнув предел.
И речь там полилась красноречиво,
Без лишних всяких шалостей, потех.
С самосознаньем, строгим конструктивом,
Ведь верили, что ждёт их всех успех.

***
Чрез горсть полезных, нужных обсуждений,
Чрез горы разговоров, нужных слов,
Чрез плановой души раскрепощений,
Их план пути к успеху был готов.
Они прокладывали все маршруты
Их длинного пути до славных слав,
И не бывало там совсем минуты,
Когда один из группы был лишь прав.
Там демократия везде царила,
Республиканский правил строго дух,
Хоть и уж не всегда спокойно было,
Бывало крик и портил нежный слух.
Ведь, коль в мужскую точно вечеринку
Чуть-чуть добавить женские мозги,
То будет, словно намешать начинку
С вареньем на сухие пироги.
Поэтому их мненья расходились,
Бывало, доходило и до ссор,
Но всё ж друзья по-быстрому мирились,
Не бросив даже вражеский укор.
В компанию влилась спокойно Оля,
И парень помогал её Степан.
Весёлой быть – её бывала воля,
Всегда путь счастья для неё желанн.
Кирилл же тоже отмечал её натуру,
Её характер, что не схож ни с кем,
И симпатичная, умом не дура,
И было поразить парней ей чем.

За полторы недели тех событий
Смогли ребята обсудить концерт,
Который стал открытьем из открытий,
И должен состояться был в четверг.
Друзья то обсудили выступленье,
Решили, как им дальше петь и плыть.
Теперь же ждали то они мгновенье,
Когда все смогут номер отучить.

***
- Так, всё про помещения аренду, -
- сказал Степан. - До завтра уж теперь.
И не забудем мы развесить стенды, -
- готов был за собой закрыть ту дверь. -
- Оль, ты пойдёшь? – Вы без меня идите, -
- тут женский голос встрепенул подвал.
- Ребята, а в Макдональдс не хотите? -
- Артём вдруг неожиданно позвал.
- Хотим, конечно, Тёма, без вопросов,
- сказали мигом оба другана.
И шла тушить людские все запросы
По улице компания дружна.
Кирилл застыл: – Нас слышно? Оператор?
Друзья свою включили болтовню.
- Ребята, свой забыл там медиатор!
Идите без меня, вас догоню.
И руки по карманам вновь метнулись,
Ещё своей прощупал куртки край.
Степан с Артёмом тут переглянулись,
Сказали хором – Ну, тогда бывай.


И забежал Кирилл в подвал холодный,
И по полу идя, искал предмет.
- С утра ведь ничего не ел, голодный
И мог покушать я сейчас, но нет,
Смог потерять заветную вещицу,
Теперь же обнимаю только пол,
Такое лишь со мной могло случиться,
Чтоб медиатор потерять... Нашёл!
«Фух! Даже отлегло чуток от сердца».
Готов оттуда был помчаться вскачь,
Уже открыл он из подвала дверцу,
Но услыхал внезапно чей-то плач.
Сначала он решил, что показалось,
Ведь было пусто помещенье то,
Но всё же приглянулся в угол малость
И стал уверен точно он на сто,
Что под бумажной грудой реквизита
Виднелся чей-то точно силуэт.
Под занавеской, что из ткани сшита,
Сидела дева – описал б поэт
Её б, как иву, что спустила ветви
На озеро, в кручину горьких волн,
Качаясь, словно блеклый лист на ветре,
И стан её печалью горькой полн.
Вздымалась, опускалась тяжко, дева,
И слезы горькие лились рекой,
Не слышно было радости напева,
Лишь мрак печали шёл от девы той.

Не в силах больше видеть этой доли,
Идти оттуда не желая прочь,
Он подошёл поближе к деве Оле.
- Оль, ты в порядке? Я могу помочь?
А та уж вздрогнула от удивленья,
Её парниши голос разбудил,
Не знала, что вот в этом помещеньи,
Помимо девушки стоял Кирилл.
- Нет, я в порядке, всё со мной нормально, -
- сказала Оля, попытавшись встать.
- Нет, если всё настолько уж сакрально,
Конечно, можешь и не объяснять.

Кирилл не уходил всё ж в ожиданьи.
Знал нрав свой, что и пылок, и горяч,
А Оля тихо встав, придя в сознанье,
Закрыв лицо руками, снова в плач.
А парень к ней тут подошёл поближе,
Она же, чтоб схранить своё тепло,
К нему скорей прижалась: - Тише, тише,
Скажи, прошу, мне, что произошло.
А девушка, не подавая знака,
Свои к Кириллу подняла глаза
И на секунду прекратила плакать,
Последняя просыпалась слеза.
И что-то перещёлкнуло у Оли,
Перевернулось в голове, вверху,
Чуть оступившись вдруг на минном поле,
Сказать решилась всё, как на духу.

- Узнала весть дурную неслучайно,
Звонила мама, в сердце ткнув резец,
Сказала мне она, что это тайна,
А весть о том, что помер мой отец.
И, всхлипнув, продолжала: - Знаю, знаю,
Я знаю, что всё время он болел,
И видно Божья воля вот такая,
Но очень он увидеть захотел,
Как я достигну своего успеха,
Наступит как удачный новый год.
Без лишнего, без капли горькой смеха,
Я обещала, что он доживёт...

Кирилл смотрел тогда на Олю чутко,
Она всё тёрла слезы те рукой,
Внутри же становилось очень жутко,
Нельзя договориться ведь с судьбой.

- И так, когда уж от судьбы не деться,
Ты вспоминаешь, что давно прошло,
Счастливое ты вспоминаешь детство,
О том, что было, было, да ушло.
Я помню, как играли с ним мы в куклы,
Какой он был весёлый и добряк,
Какой свет без него виднелся тусклый,
Лишь он носитель ярких-ярких благ.
Всегда давал мне с верхней полки сладость,
Вытаскивал из тёмного угла
И не бранил, когда творила гадость,
И все-все-все хвалил мои дела...

- ... Эх, если б с мамою мы б это знали.

Закат. И начала ночь наступать.
Лишь двое находились там, в подвале.
Кирилл же Оле всё ж решил сказать:
- Послушай, Оль, тебя я понимаю...
Она его толкнула – Да. Во всём...
- Не ври сейчас, твоя судьба иная,
- Но вечно я конфликтовал с отцом.
Та удивилась резко, скоротечно.
Кирилл же, предаваясь правде всей,
Сказал: - Да, честно, спорили с ним вечно,
Придерживались истины своей.
Достиг вдруг наш конфликт вмиг апогея,
Отправил в этот город мой отец.
И по моей вине (о сём жалею)
Общенью нашему пришёл конец.
Закончив плакать, Оля вдруг сказала:
- А почему б тебе не позвонить?
- Ах, если б, Оля, ты всю правду знала.
Не перестану я себя винить
За то, что я не оправдал доверий
- Кирилл, послушай, так не в этом суть...
- Средь всех далёких горизонтов, прерий,
Свернул для них я на неверный путь.
И как бы не горел сейчас хотеньем,
Свернул, скатился, честь всю запятнав.
Тогда сказала Оля с возмущеньем:
- Кирилл, ты всё-таки сейчас не прав!
Причин ты не имеешь быть без рода,
И нет причин не позвонить семье,
Я знаю, после твоего ухода,
И мысли не было не о тебе.
Они переживают и страдают,
А ты же просто лютый эгоист,
Тебя что ль мысли и не посещают,
Что ты своей душой совсем не чист?
Подумай, как для них всё это важно!
Что для тебя один простой звонок?
Решат, что мыслишь мудро и отважно,
Когда увидят, что звонит сынок.
Подумай, как обрадуется мама,
Подумай, будет счастлив как отец,
Пора звонить, чтоб затянулась рана,
Пока ещё не наступил конец.

Слова те разносились громким эхом,
От стен подвала отражались вскользь,
И парень, понял, что в душе прореха,
Решил Кирилл тут для себя: «Ты брось
Откладывать благое сердцу дело,
Запутывая всё сильнее нить.
И, коль сознанье смело повелело,
То надобно сейчас прям позвонить».


Послышались гудки, всё нудно, скверно.
Кирилл своё все потирал чело,
Но всё же ждал ответа долго, верно,
Родимое послышалось: «Алло?»
У парня задрожали в миг тот руки,
Не в силах слово ясное сказать,
Не мог он претерпеть ужасной муки,
На линии конце сидела мать.
- Алло, алло? Вы не туда попали? -
- родимый голос явно удивлён,
От безысходной, яростной печали,
Сжимал в руке всё крепче телефон.
И всё былое обвернулось далью,
И пролетели, словно листья дни.
И, преисполнен горестной печалью,
Сказал одно лишь слово: - Извини...

Молчанья звук, лишь тишиной хранимый,
Вдруг крик: - Кирилл!? Кирюшечка, сынок, -
раздался громко голос вдруг родимый,
Что был всё также нежен, а не строг.
- Да мама, это я... – Ты как, любимый?
Всё хорошо, надеюсь у тебя?
Твой долгий путь моей слезой молимый.
Поверь, не проходило даже дня,
Когда бы тихо спать могла спокойно...
- Ты извини, пожалуйста, прости.
- Нет, нет, сынок, лишь я прошу достойно,
Прости, что я заставила уйти.
Ведь знала, для тебя важна гитара,
И это – для тебя ценою в жизнь,
Да, выжила я из ума, и стара,
Но ты, прошу, покрепче там держись.
- Сынок, тебя я вечно вспоминаю, -
к Кириллу в горло ж подошёл вдруг ком.
- Да, вылетел уже птенец из края,
И опустел тогда наш мирный дом...

- Прости, - Нет, нет, сказать тебе хотела
Того, что не хотела говорить,
Ведь неспроста судьба вдруг повелела
Из дома уж уход соорудить.
С тобою папа не совсем был честен,
Не гневайся, прошу, ты на отца,
Он сам ведь на твоём был том же месте,
Сейчас же он горюет без конца.
Андрей ведь отдал жизнь свою искусству,
Всю жизнь он сам картины рисовал,
Но то занятье было вовсе пусто -
Свою мечту он разом потерял.
Старался от дурного уберечь завета,
Тебя хотел, чтоб ты не повторил
Его судьбы печального ответа,
Прошу, молю, прости его, Кирилл.

Юнец к такому уж не был готован
И всё обдумывал он те слова.
По жизни, как талант его был сломан,
Как счастья не достиг отец едва.

- Кирилл, сынок, вот тут Андрей примчался,
С тобой желает он поговорить.
Кирилл себя в момент тот испугался,
И палец кнопку сам нажал отбить.

Забилось сердце в такт уж механизму,
Глаза же застилала пелена.
И, не придя в себя, уж к реализму
В душе же только боль, печаль одна.
- Поплачь, полегче будет, – голос Оли,
Кирилл уйти из жизни захотел.
Не в силах выдержать потуги боли,
Он медленно, порывисто присел.

Сидел, внутри пыланья не понявши,
Вдруг слёзы сразу полились ручьём.
А Оля, парня плечи приобнявши,
Сидела рядом, плакали вдвоём.

А в жизни слёзы многое ведь значат,
И нужно точно вечно помнить уж:
Сквозь юные порывы крика, плача
И происходит исцеленье душ.

***

В день зимний шли приготовленья лихо,
Когда уже замёрзла вся вода,
В подвале лишь видна была шумиха,
Что репетицией звалась всегда.
Кирилл держал гитару изумлённо,
Артём же притащил свой барабан,
Вооружившись чётким микрофоном,
Степан в момент стал  преданным словам.
И заиграли первые аккорды,
По струнам лишь движение руки.
Запел Степан отчаянно и гордо,
И децибелы стали высоки.

«Я не знал, почему не летаю,
Почему небо так далеко,
Почему на земле лишь страдаю.
В этом мире ведь жить нелегко.

Я тону в своём же страхе,
И, казалось, что умер на дне,
Пребывал постоянно во мраке,
Ведь находится демон во мне.

Демон во мне!
Демон во мне!
Словно с тенью, с собой,
Но дам демону бой,
Ведь находится демон во мне!

Он напал, когда был связан ленью,
Он напал, когда я был слаб,
Он моею стал вмиг тенью,
Я ж его души стал раб.

Проиграл ему в тяжкой я битве,
И возможно я пал и в войне,
И теперь я живу в этом ритме,
Я упал, и лишь демон во мне.

Демон во мне!
Демон во мне!
Словно с тенью, с собой,
Но дам демону бой,
Ведь находится демон во мне!

Я спросил, а нужны ль эти муки?
И спросил, такова ль моя жизнь?
Взял всю силу свою я вмиг в руки,
Крикнув демону: «На, подавись»

И тогда я решил, что бороться
Наяву, а не в сказочном сне,
Выгнать нужно душного уродца,
Встрепенулся вдруг демон во мне.

Демон во мне!
Демон во мне!
Словно с тенью, с собой,
Но дам демону бой,
Ведь находится демон во мне!

Демон во мне!
Демон во мне!
Словно с тенью, с собой,
Но дал демону бой,
И сдался, умер, демон во мне!
Словно с тенью, с собой,
Но дал демону бой,
И сдался, умер, демон во мне!


***

Сошедшая с художников полотен,
Наивная по-детски и юна,
Чей ясный взор чрезмерно мимолётен,
Стояла в белоснежный день одна.
Цветку подобно, роза распустилась,
Но без колючих, острых, без шипов,
Лишь источала ликом светлокрылость,
Что описать не хватит и стихов.
Слепая скромность навевает грёзы,
Изящны руки, словно лепестки,
Но без шипов, наверно, всё ж не розы,
Но гибки и стройны те две руки.
Притягивает шарм своим магнитом,
Лицо попасть достойно в Эрмитаж,
Когда её увидишь за зенитом,
Решишь сначала, что пустой мираж.
Но приглядевшись, чутко, безмятежно,
Покинуть ты не сможешь эту сеть,
Но не обидит, лишь посмотрит нежно,
Лицо её ты сможешь разглядеть:
Глаза – два камня, вольные с природы,
Всё источают, источают вольный взгляд,
В момент любой, во время непогоды,
Такому образу ты будешь рад.
Её глаза – два неземные донца,
А волосы – творение луча, 
Ведь жёлтые, подобно свету солнца,
А обыватель спорит, сгоряча:
«Нет, невозможно! Не было такого!
Ведь в жизни невозможен идеал!»
Но всё ж поверить надобно на слово,
Всё правда сущая, что я сказал.
Глаза её узнали, что же ниже?
А ниже глаз её лица изгиб:
Искусная улыбка – вся для книжек,
Наверно, не один боец погиб,
Пытаясь завладеть такой улыбкой,
В своих стараньях бренных был он глуп,
Попытка только обернулась пыткой,
И не достиг солдат заветных губ.
Коль было б государство королевским,
То королевой выбрали б её,
С простым изяществом и скромным блеском,
Всё осветила вмиг бы то житьё.
Коль б ваши очи были уж закрыты,
То в темноте, нашли бы к ней всё ж путь,
Ведь рядом с ней печали все забыты,
А сердце? Сердце щемит тяжко грудь.

Засыпано тогда всё было снегом.
Покрытие земное, словно соль,
Зима своим неспешным тихим бегом
Свою в погоде исполняла роль.
Поэтому, подобно покрывалу,
Все хлопья разлетелись, кто куда.
Порою вьюга хладом выступала -
Такая зимняя была среда.

Виднелась дева в чёрном уж обличье,
Она стояла в драповом пальто.
Что описал её я всё величье,
Совсем она не думала про то.
Копна волос лишь жёлтых через шапку
Вся расплелась по милым тем ушам.
Немного становилось деве зябко,
То видно уж по с инеем бровям.
И снег припорошил немного веко,
Ходила всё она то взад, вперёд.
Ждала сейчас она здесь человека,
И по лицу заметно – вот идёт.

Поближе подошёл к ней, сам не зная,
Как совладать с такою красотой.
А девушка, державшись куртки края,
Стояла с покрасневшею щекой.
И дождалась она того привета,
Немного судрожно заговорил:
- Прекрасно выглядишь, ну здравствуй Света!
- Спасибо, что пришла. – Привет, Кирилл.
И всё ж, решившись на лихой поступок,
Кирилл в момент ту деву приобнял.
Ведь точно знал, что лёд общенья хрупок.
И то, что не откажется, он знал.
- Неподалёку я здесь знаю место,
Куда сходить неплохо бы вдвоём.
Тебе, конечно, если интересно...
- Нет, нет, не против я, давай пойдем.

Пошли, сливаясь в местную картину,
Кирилл в момент тот бредил ни о чём.
- А после дня, как мною дом покинут,
Надеюсь, ты в ладах с своим отцом?
Немного помолчав, она сказала:
- Да, как обычно, весел он и рад,
Причин придраться было ведь и мало,
Пойми, что ты ни в чём не виноват.
В другом тут дело, - снова стало глушно, -
- Прости, что я тебе, наверно, лгу.
- Коль так, тогда рассказывать не нужно
- Нет, правда, я хочу, но не могу.
И, потупив свой взор, шла по тропинке,
Кирилл молчал, не зная, что сказать,
Снаружи вновь всё предано заминке,
Внутри же бушевала чувств всех рать.

Придя в кафе то и задвинув стулья,
Присели, мигом заглянув в буклет.
- Тут в соусе есть голова акулья, -
- сам, сморщившись, сказал вслух - Фу, нет, нет!
Да и в деньгах был не особо знатный,
Пришлось у друга попросить и так.
Артём ему ответ дал всё ж понятный:
«Последний раз, ведь я не Скрудж Макдак»

И вместе, заказав простую пищу,
Сидели в ожидании еды.
Кирилл имел всё ж деньги, не деньжищи,
Чтоб быстро избежать немой беды,
Решил задать он тему разговора.
И вот, чуть сбавив тон, сказал Кирилл:
- Концерт наш группы состоится скоро,
Он никогда ещё не проходил.
И, ожидая дерзкого укора,
Он дальше, что хотел, проговорил:
- И я бы был чрезмерно благодарен,
Что в поощренье тяжкому труду... -
- смущённо высказать не мог всё парень.
- Я был бы рад... - Конечно, я приду.
И прямо в зиму распустилось лето,
От радости великой тронул стол.
Никак не мог поверить в счастье это,
Цветок сердечный вмиг в душе зацвёл.

***
«А что есть время? Лишь песка крупицы,
Бежав за тенью, потеряешь миг.
И всё, что было, в будущем умчится» -
- так говорил давно один старик.

И вот тогда, мгновеньями нагими
Настал волнительный концерта день,
Когда ответственность была за ними,
Преследовала всюду, словно тень.
Ведь качество дороже промежутков,
Добропорядочность вот их – конёк.
Ведь к делу подходили ясно, чутко
И к цели шли не вдоль, а поперёк.
Врач смотрит, кто как чётко, сильно слышит,
Художник с красками принёс мольберт,
А кто-то музыкой одной лишь дышит,
Устраивая группой всей концерт.

Арендовавши разом помещенье,
Помог Степана друг всей группе той,
Они всё яро ждали вдохновенье,
Следя за маленькой ещё толпой.
Кирилл смотрел всё с Олей за кулисы,
Всё ожиданье источалось им.
Походкой яркой Бье де Мюр актрисы,
Устав смотреть, пошла она к другим.
А парень, пристально всё наблюдавши,
Увидел много новых мимик, лиц.
Не тех, не тех мужчин и женщин ждавши,
А деву, ту, которой падал ниц.
Но не было видно благое чудо,
Глаза глядели в оба, но слепы.
«И без неё, я выступать уж буду,
Но целой всё ж милей она толпы».
И до последнего прождавши юно,
К нему Артём пришёл без лишних слов.
- Ну, что натянуты твои все струны?
И пред народом выступать готов?
Сейчас ты всем нам непременно нужен,
Пора устроить песней той разгул,
Ну, что готов? Сейчас ты с нами, друже?
Кирилл чуток понурено кивнул.

Тогда за сценой встала вся команда.
Артём свой приготовил барабан,
А позади и остальная банда,
Желая достучаться до мембран.
Взяв в руки микрофон, настроив связки,
Степан сказал: - Там в зале пОлно, треть.
Прождав им нужным всем указки,
Уже готовы были с Олей петь.
Кирилл на Олю посмотрев мгновенно,
Увидел пред собой лихой вулкан,
Лицом хоть выглядев совсем блаженно,
Понятно было, что весь разум рьян.
Застыла группа в лютом нетерпеньи,
У пистолета заведён курок,
И каждый был в свободном рвеньи,
И каждый ждал молниеносный срок.

Вдруг поднялась кулиса, тьмой окутав,
Всю сцену, на неё взошли они.
Кириллу удалось всё ж на минуту
Взглянуть в горящие глаза, огни.
Сквозь пелену всего людского лика
Увидел он внутри груди дымок,
Но избежать не захотелось крика,
Зелёные глаза найти не смог.
Вновь пробежавшись по большому залу,
Вновь пробежавшись по людским рядам,
Как сердце юное вдруг воспылало,
Так и разбилось, предано частям.

И зазвучали первые аккорды,
Степан поднёс свой микрофон к губам,
Произнося всё громко, чётко, твёрдо.
Он вмиг отдался преданно словам...

***

Шло хорошо, не все хоть люди рады -
Одни свою не дали честь творцу,
Другие группы оценили вклады.
Теперь концерт весь близился к концу.
Прощальные готовы выйти ноты,
И завершенье будет уж теперь,
Но в этот редкий вдруг момент чего-то,
Открылась резко в помещенье дверь.
Вошли туда товарищи порядка,
Смогли они дверь резко отворить
И, чтоб жизнь не казалась слишком гладкой,
Сказали: - Представленье завершить!

Народ от удивления заёрзал,
Мужчины два же к сцене подошли
С собакою высокой, явно борзой,
Чего они найти здесь все могли?
Чего полиции здесь всё же надо?
Чего пришли они пугать людей?
Но явна группа им была не рада,
Ведь вестники они плохих вестей.

- Так, ну-с прошу всех ваши документы,
- сказал мужчина с бородой седой.
Свои все отложивши инструменты,
Друзья решили совершить любой
Поступок, чтоб людей всех тех оставить.
Что представленья, песни всё же ждёт,
Теперь уж ничего и не исправить,
И к выходу потопал весь народ.
Хотелось каждому тогда сорваться
И людям закричать всем в след: «Постой!»
С полицией навязчивой сражаться,
Но в жизни распорядок весь простой.
Коль требует чего-то орган власти,
Исполнить нужно, да и побыстрей,
И хоть, возможно, отберёт тот счастье,
Добавив слёз, ужасных тех скорбей.

Кирилл, не осознав свою всю участь,
Лишь по закону выполнял всю роль,
В своём лишь сердце чувствовал скрипучесть,
Которая перебивала боль.

Тем временем, раздались снега хрусты,
И помещенье опустело вмиг.
До одиночества там стало пусто,
Да так, что парень, скрючившись, поник.

Но, отчитавшись всё же с полицейским,
Он не увидел яркой Оли спесь,
Которая с нарядом европейским
Стояла уж недавно рядом здесь.
Походкой резвой он прошёл за сцену,
Ища повсюду стройной девы вид,
И всё же, принимая боль смиренно,
Её увидел – «на скамье сидит».
Была она не в лучшем явно виде.
Кирилл, покой и тишину храня,
Сказал: - Чего проводишь время сидя?
Там ожидают, кажется, тебя.
Она, поднявши голову сказала,
И чувствовался в голосе испуг:
- Что документы надо взять, не знала,
У всех сейчас они здесь есть вокруг.
Не знаю я уж, что теперь и будет,
Ведь полицейский – ярый басурман,
Отсюда выход будет точно труден.
И, как назло, уже ушёл Степан.
- Согласен, это велика проблема.
Руками скрыла девушка глаза,
У парня в голове одна дилемма,
И в мыслях воцарилась лишь гроза.

- Вставай скорей! – Зачем? – Сказал, вставай же, -
- быстрей за руку девушку схватил.
Без долгой и ненужной фальши,
Тихонько высказал тогда Кирилл.
- Послушай, ты сейчас пройдёшь за мною,
У здания есть сзади чёрный вход,
За этой каменной глухой стеною.
Надеюсь, больше нас никто не ждёт.
А девушка лишь головой кивнула,
И побежали к выходу скорей,
Не видно было там и караула,
И их помощников собак, зверей.

Сказав спасибо, девушка умчалась,
А с ней надежды на благой итог.
Измученная лишь была усталость
И недосказанность последних строк...

Но всё ж не горесть краха и страданий,
Не это мучало юнца сейчас.
А то, что средь всех зрительских вниманий,
Не видно было тех заветных глаз...

***

Кирилл проснулся утром спозаранку,
Шурша, надел носки и в кухню шёл.
Там, подогрев пустую запеканку,
Сидел, сверля глазами круглый стол.
Вчерашний день – нет, не кошмар проклятый.
Всё было там, и всё произошло.
И в памяти все не сотрутся даты,
И не поднимется уже крыло.
В чресчур сухое вилкой тыча блюдо,
Кирилл всё думал о своём житье,
О том, как вдруг в момент всё стало худо
И как же всё ж теперь сказать  себе,
Что нужно резво встать, отбросив скуку,
Преграды сквозь идти скорей вперёд,
Преодолеть людскую эту муку,
Стараться двигаться из года в год.

И через чувств уж бремя отчуждённо,
Что рисовали в мыслях яркий холст,
Услышал он потуги телефона,
Вибрируя, который тихо полз.
Чтоб дальше больше не тянуть резину,
Он телефон взял, двинувши стакан,
Увидел, что там СМС был кинут,
А на дисплее имя лишь – «Степан».
Тогда открыл, читая сообщенье:
«Кирилл, ещё с утра тебя я ждал.
Нам в это нужно встретиться мгновенье,
Ко входу приходи скорей в подвал!»

Зарею небо пеленалось бодро,
Сидели люди дома, чуть дремля,
И дождь полил, как будто взяли вёдра,
И содержимое вняла земля.
Повсюду лужи, лужи, грязь и слякоть -
Пронизан тусклой меланхольей дух,
Смотря на это, хочется заплакать,
Кирилл шёл в переулок, что был глух.

И, подойдя к знакомому местечку,
Стена была где в цвете георгин,
Увидел он, стоящим на крылечке,
Степана, коий был там лишь один.
- Здорово друг, – Кирилл тогда старался
Сам выглядеть светлее, чем он был.
Свои печали скрыть в себе пытался,
Но Стёпа все же показал свой пыл.
Сказав одну единственную фразу,
Которая звучала так: – Зачем?
Он подошёл Кириллу мигом, сразу,
Совсем-совсем вплотную, прежде чем
Юнец смутился, стал Степан сам бурым,
И прежде, чем Кирилл свой дал ответ
Взглянул товарищ на него тут хмуро,
С кармана руку вынул – там кастет.
Кулак с железкой вдруг рванулся к брови,
Чуть-чуть левее врезал, чем в висок.
Но всё ж упал Кирилл, с потоком крови.
Тот, не закончив, был тогда жесток:
Один пинок, второй пошёл, и третий,
Бил сильно, резко, резво, рёбер вдоль.
В глазах всё гасло, всё терялось в свете,
Уже почти не чувствовалась боль.
Кровь на глаза стекала пеленою,
А в голове туман, который сквозь,
Степан ушёл, довольный сам собою,
Забив Кириллу в жизни тяжкий гвоздь.

Спустя минуту, встать он попытался,
От боли крикнув, всё же перестал,
Ведь как бы сильно он и не старался,
В движениях присутствовал завал.
Не видя ситуации решенье,
Он чувствовал своих дрожанье век,
Не делая излишние движенья,
К лицу прикладывал он красный снег.

Закрыл глаза, захлёбываясь кровью,
С судьбою со своею стал смирен.
И в голове не мысли о здоровье,
А слышался лишь гулкий вой сирен...

***

Открыл глаза – в сияющем закате
Свет солнца настроенье поднимал.
Шар облака был красочен, мускатен,
За горизонтом виден горный вал.
Кирилл вдруг понял, то был сон неверный,
И лишь во сне произошло битьё.
В ужасном сне случился час тот смертный,
Сейчас же истина взяла своё.
Щебечут птицы, сам он на скамейке,
Откуда виден шумный водопад.
Ручьи текут недалеко, как змейки,
В воде на солнце камни все пестрят.

Хотел глаза закрыть на передышку,
Желая насладиться часом тем,
Да только вдруг увидел вспышку,
Грозу услышал, грохот, а затем
Вдруг с горизонта двинулось, как овод,
Народа стадо по полю тому.
Кирилл не знал, а был у них ли повод,
Но все они навстречу шли ему.
В руках ножи, винтовки, штыки, вилы,
Глаза горят огнём, печей лихих.
И как душа серьёзно не просила,
Но вряд ли можно убежать от них.

Все подошли, построившись, сомкнулись,
Приказ от командира был им дан.
Убить Кирилла все они тянулись,
А главарём там виден был Степан.
Юнец же ужаснулся при ударе,
А под Степаном резко дрогнул конь,
Когда сказал ужасный громко парень:
«Со всех орудий по врагу – огонь!»

Гурьбою разом бросились солдаты,
Кто шпагой махом бил, кто пушкой жал.
Средь всей толпы озлобленной, проклятой
Кирилл вдруг чётко, ясно увидал
Два изумрудно-чистых, светлых глаза,
Сейчас в которых виден был лишь ад.
С бойцами всеми теми вместе сразу
Она стреляла, а глаза горят...

***

Юнец восстал от злого дуновенья,
Его желание совсем просто:
Сейчас, вот в это ясное мгновенье
Забыть навек всё сновиденье то.

Вокруг лишь стены – едкие обзору,
Цвет чисто-белый виделся во всём,
Чуть-чуть там осмотревшись, понял скоро,
Сейчас что находился в основном
Больничном светлом, здравом помещеньи -
В палате, если проще говоря.
Предстали тут в момент на обозренье
Предметы из большого словаря
По медицинскому тому значенью:
Здесь были капельница, маска, крем,
Закончив тех приборов изученье,
В момент увидел, сам здесь был он с кем.

Сидела на краю больничной койки
Одна лишь Оля, задремав, сопя.
Халат поверху курточки-ковбойки.
Кирилл же попытался встать, скрипя.
- Нет, нет! Лежи! – от сна себя откинув,
Вмиг девушка, рукой чуть прыгнув, вскачь.
- Ещё не вылечилась вся глубина.
Тебе нельзя вставать, сказал мне врач.
- Ну, хорошо, - сказал, прикрыв уж очи,
А Оля, одеяла сдвинув край.
- Как чувствуешь себя? –  Да вот, не очень.
Коснулась пальцем, - Больно? – Ая-яй!
- Прости меня, прости, прости, я дура, -
- заволновалась дева в тот момент.
- Нормально всё, хорошая натура.
- Спасибо, оценила комплимент.
Я кстати мандаринов накупила,
Все говорят, они нужны больным.
Ты ешь, они сладки, их все помыла.
Ты можешь насладиться вмиг любым.
- Благодарю, но нет пока желанья, -
- сказал Кирилл тогда, махнув рукой.
Сейчас не мучали его страданья,
Лишь тихий чувствовал Кирилл покой.

Сменил кровати парень половинку,
Послышался вдруг робкий женский плач.
- Ты что? Не плачь! Съем! Съем я мандаринку,
Твои старанья все оценит врач.
И очень я ценю твои стремленья,
Смогло ж по жизни мне с тобой свезти,
Твоё мне греет дружбы проявленье.
Она же молвила: - Прости, прости...
Понять слова те путь был сложен.
- За что ты, Оля, извиняешься? Постой...
- За то, что ты страдать тут должен.
Степан Верхаев был-то парень мой...
И в голосе был слышен слёзный ропот,
Вздымалась, опускалась тяжко грудь.
Молчание прервал Кирилла шёпот:
- Не виновата, Оля, ты ничуть.
Не виновата в этой грустной доле,
Виновность целиком лежит на мне.
Кирилл пытался успокоить Олю,
Слегка поглаживая по спине.

- Уже все в сборе? Ну, друзья, здорова! -
В палату резво забежал Артём, -
- Компаньей вашей очень очарован,
В благом великодушии своём.
Не понял всё-таки, что приключилось...
Ну что, Кирилл, что говорят врачи?
Прошу скажи, скажи скорей на милость,
Дружище, ну, ты только не молчи!
- Ох, честно, то хмурное злоключенье
Признаться, не хочу я вспоминать,
Врачи сказали просто – сотрясенье.
- Дружище, значит, есть, что сотрясать!

А у меня для вас двоих есть вести,
Поэтому, как станешь ты здоров
И к новым приключениям готов,
Я буду ждать вас всех на нашем месте.

***

Под сонный вечер, в те людские годы,
Когда глаза уже не видят строк,
Когда врачи все сделали обходы,
В палате он остался одинок.

Взглянул на календарь – ещё не лето,
Успехов же пока что вовсе нет.
В палату тихо дверь открыла Света,
Тихонько прошептав: - Кирилл, привет.
А тот заёрзал на своей кровати,
Сказав «привет», к постели сам прирос,
Её присутствие здесь было кстати,
Но в голове вертелся всё ж вопрос:
- А, Свет, как ты меня здесь отыскала?
Ведь непростая это из задач.
- Здесь всё ж Булаткиных Кириллов мало,
А мама у меня ещё главврач.

И дальше всё не мог он сладить с речью,
Слова, что шли на ум, текли едва,
По сердцу, словно, выстрел шёл картечью,
Болело ведь сильней, чем голова.

- Ты как сам? – Вот, пока, держусь маленько.
- Что говорят врачи? – Сплошной покой.
- Возможно, стоит мне уйти быстренько,
Не отвлекать чтоб, - Нет! Постой! Постой!
И девушка остановилась разом,
Уж на Кирилла мило посмотрев.
- Позволь тебе сказать одну мне фразу:
Уйдёшь ты – одолеет буйный гнев.
Ведь, как написано во всех преданьях,
Любовь – есть верный, истинный покой,
Ведь без неё преследуют страданья,
И как же быть мне, коли не с тобой?
Слова пусты, они лишь только в муку,
Не всё смогу изобразить я так.
Пожалуйста, ты дай свою мне руку,
Прикосновенье – вот надёжный шаг.

И девушка вняла словам Кирилла,
Наперекор всей боли и тоске,
Ладонь свою в другую положила:
Держали ночь всю так – рука в руке...

И парень вспомнил драку ту мгновенно,
И вспомнил сток напастей, бед и кар.
Сейчас же в миг тот нежный, сокровенный
Благодарил судьбу, что принял тот удар...

***

Но, к счастью, боль телесная уходит,
И раны, хвори – тают по порам.
И остаётся только на исходе
Лишь в памяти глубокий сильный шрам.
Но у Кирилла же помимо духа
Носителем являлось и лицо:
Царапина задела яро ухо,
И на щеке оставила рубцов.

***

Вдвоём вошли в прекрасный зал огромный,
Открыв с узорами большую дверь,
На обозрение предстал ком тёмный.
Осматриваться начали теперь:
Стрельчатые с резцами были окна,
Высокие там были потолки,
На стенах там древесные волокна,
Большие люстры были высоки.
Преобладала бежевая гамма,
По стилю, словно выстроен модерн,
Сухой подсвечник хоть стоял не прямо,
Но был он светел, вовсе и не сер.
А на полу покрытие под танцы,
В прекрасном вальсе плавненько кружить
Под милых юных девушек румянцы,
Танцуя, гордо по теченью плыть.
На стенах белых виделись картины,
Не описать изящности той всей
На полотнах, что полные глубины,
Была видна жизнь буйных королей:
Французский Людвиг был и польский Генри,
Немецкий также был король там Карл,
Что думал о своём собрате венгре.
Всех любопытный глаз там отыскал.


Кирилл на это всё смотрел с опаской
И в мыслях он почувствовал завал,
Аристократской там ведь пахло краской,
Которую юнец не понимал.
Сейчас со Светой был в приличном месте,
В одном из ресторанов округов,
Который был устроен при оркестре,
Кирилл в любой момент уйти готов.
Но сдерживался он от возмущенья,
Ведь рядом шла та самая «Она»,
Быть с нею – идеально наслажденье,
Куда бы уж она и не пошла.

И парень посмотрел на ту девицу
А в голове пронёсся строчек строй
Как с ним могло такое приключиться?
Сама «Она» взяла его с собой
И в голове застряли лишь понятья:
Держаться вместе, не разбив толпой,
А девушка в прекрасном чёрном платье,
И волосы сияли желтизной.
В таком контрасте – жёлтый цвет медовый,
Вливается в густую чернь и смоль -
Наряд для вечеров таких готовый,
Свою прекрасно выполнял он роль.

Уже проговорив тьму комплиментов,
Кирилл вдруг захотел ещё сказать,
Но голос вдруг услышал в те моменты,
Что смог к себе напарницу позвать.
И вдруг, откуда ни возьмись, приплывши,
К ним парень молодой уж подоспел.
Походка лани, а улыбка мыши,
Теперь на пару юную смотрел.

- Прекрасно выглядишь сейчас, Светлана,
- сказал, тянув слова, он нараспев.
- Тебя увидев, стало хмельно, пьяно,
От красоты пьянеет даже лев.
Тот юноша был абсолютно стильный,
Сам в импозантной стойке, лицедей,
Парфюма аромат стоял обильный.
- Знакомиться давайте – я Сергей.
Кирилл кивнул, тому знак парню давши,
Чтоб тот скорей ушёл, иль сам притих,
Ну а того замучила вдруг жажда,
И всё стоял тогда при них двоих.
- А как зовут юнца совсем младого?
Не бойся, юноша, и не робей.
- Кирилл, – Ох, я не ожидал такого,
Я по тебе сказал б, что ты Матвей, -
- сам пошутил – и сам же засмеялся.
- А вы, наверно, тоже музыкант?
- Угу, - И в чем талант уж потерялся?
Коль в самом деле был хотя б талант,
- Забавно очень, юмор твой оценен,
С гитарой выступаю в группе я.
- Ого! И что же на большой прям сцене?
Наверно, участь лучше, чем моя.
Ведь мы со Светой лишь звучим в оркестре,
И нотами стоим за регион,
Пока другие уж в лихом семестре,
Лишь глупо пустозвонят, словно он, -
- сказал Сергей и улыбнулся мило,
Кирилл же сразу мигом закипел:
- И интересно выступать вам было?
- Довольно, - Ну, у вас другой удел
Кирилл сказал: - И где талант блистает?
- О, я, Кирилл, возвышенный скрипач,
Мелодия под скрипкой нежно тает.
«Растай и ты, но только не маячь!»

А Светин лик неимоверно бледен,
Стояла тихо, молча всё тогда,
Участвовать не пожелав в беседе,
Где каждый шёл тонкой по грани льда.
- И в чём же надобность пустого тренька?
Противный, лишний, посторонний шум,
Мне кажется, с гитарою маленько,
Не нужен никому особый ум.
- Послушай ты, любитель нежной скрипки,
- Кирилл решил ответить фразам тем. -
Ведь струны инструмента, может, гибки,
А кости человека – не совсем...

- Всё, хватит! – закричала резко Света,
Те двое обернулись на неё.
Сергей на крик всё ожидал ответа,
Кирилл яро же сам стыдил своё
В приличном, людном месте поведенье,
Устраивать такой ненужный цирк.
Ведь не хотел терять он одобренье
Прелестной девы, чей прекрасен лик,

Хотел юнец сказать, просить прощенья,
Но рот открыл, и говор сразу стих.
Опередил, сказавши добавленье:
- Забыл сказать, что Светин я жених.

Ушам не верил, думал покрывало
Окутало его и слух и взгляд,
Но на слова те Света промолчала,
И то молчанье – сердцу едкий яд.
- То правда Свет? Сейчас не брешет парень?
И то не блики, тени, миражи?
- Да говорю тебе, - Сергей вульгарен.
- Не ты! Прошу тебя, ты, Свет, скажи!

А в горле тяжкий ком, в глазах же искры,
Вот-вот казалось выпадет слеза.
Хотел ответ услышать парень быстро,
Но девушка лишь отвела глаза.
По ниточке рвалась вся паутина.
- Молю тебя, ты только не молчи!
А в голове ясней была картина,
Неправду освещали всю лучи.
И овладело им в момент отчанье,
Из тьмы подкрались горесть и беда,
Ведь горькое ужасное молчанье
Один ответ обозначало «да».

Стоять не в силах больше, двинул бегом.
Двери прервало громыханье тишь.
Хотел забыть, откинуть бед телегу,
Да только от судьбы не убежишь.
Бежал вперёд, не мысля, не внимая,
Ведь в голове присутствовал завал,
Но, не заметив у сугроба края,
Кирилл споткнулся резво и упал.

«Прийти она мне точно обещала...
На первый наш единственный концерт,
Но видно сердце и не возжелало
Своё сдержала обещанье? Нет...»
Лежал, себя не зная от страданий,
Тот парень яростно рукой снег бил,
И криков, воплей миллион, рыданий
Издал в момент младой юнец Кирилл...

Теперь его не билось сердце резче,
В одну печаль лишь был он погружён,
К несчастью, оказался всё же вещим
Тот самый странный, злополучный сон.

***

И вновь трель света стелется на стены
Холодного подвала старых дней,
Не видно в интерьере перемены -
Всё сохранилось также в форме всей.
Всё те же стулья, та же дверь со скрипом,
И тот же согревательный камин,
Брошюр пустых в углу лежала кипа.
И в помещении Артём один
Стоял тогда. Другие же сидели
На стуле кто, а кто на груде книг,
Два глаза женские вовсю глядели,
А взор Кирилла в тот момент поник.

Артём сказал: - Итак, друзья, подруги
Есть у меня сейчас надёжный план,
Забудем мы былые все недуги.
Сейчас нам с вами шанс сакральный дан -
Разрушить все негодные оковы,
Принять участье в конкурсе большом,
Ну, что команда, все уже готовы
Пребыть в волшебном чуде вмиг во всём?

Артём всё говорил, ходил кругами,
Кружился, словно в пышной шубе моль.
- Опять разрушим наше счастье с вами
И вновь прочувствуем всем сердцем боль, -
- Кирилл сказал, пиля всё пол глазами.
- Я посоветую, как нам всем быть,
Ведь злоба исчезает с чудесами,
Мечты огонь никак не погасить! -
- Артём с кармана вытащил плакаты
И показал тогда своим друзьям,
Они изрядно были хоть помяты,
Но всё же точно значились трудам:
«Коль ты силён, талантлив, коль не глупый,
Продемонстрируй песни виражи.
В соревнованьи выступи ты группой,
Что самый лучший миру докажи!»

- Ну что? Готовы выступать отважно?
Артём смотрел глазами в пять рублей.
- Да только писано в пометке «важно»,
Иметь с собой гитару поновей, -
- сказал тогда Кирилл: - Ну, электронку,
А у меня гитара уж не та.
- Кирюха, брось ты беды все в сторонку.
Мы как-нибудь решим, то не беда.
- Согласна я, - сказала Оля верно.
- Прекрасно, чудно, ну а ты, Кирилл?
- Вся жизнь и так у нас черна безмерно.
Я пас, уже всё это проходил.
Опять нелепые мечты, надежды,
Дороги счастья, с коих не свернуть,
Наивные мечтатели – невежды!
Такая в нашем бытие вся суть.
Артём сказал, прижав плакаты плотно:
- Какой ты, друже, лютый пессимист, -
- Артём пытался говорить добротно.
- Нет, по себе теперь я реалист.
Себе врать вечно – то пустое дело,
Мечтами грезить – тоже ерунда,
Ведь как бы сердце наше не хотело,
Себя ты не обманешь никогда!

Артём хотел тогда слова добавить,
Его всё ж парень мигом перебил:
- Придётся, Тёма, мне тебя оставить.
Уеду я, - сказал тогда Кирилл.
И глянул на него друг с удивленьем,
Сказал: - Куда же ты? – Назад, домой.
Не сердца, разума то повеленье.
Прости, что поступаю так с тобой.
Хотел я покорить свою судьбину,
Но камнем пал с высотки небольшой,
Теперь же тем, чего любил, покинут,
Обязан возвратиться я домой.

- Но всё ж хочу сказать тебе спасибо
За все твои посильные труды,
Помог мне сделать скоротечный выбор.
Что делал дальше я бы, коль не ты?
И посмотрел он дальше на девицу,
А в голове вертелся мыслей рой:
- Могла такая благодать случиться,
Что, Оля, познакомился с тобой.

Едва ли сдерживаясь сам от плача,
Кирилл Артёму руку жал рукой:
- По жизни пусть преследует удача,
Уверен, свидимся ещё с тобой.
- Не сомневаюсь, друже, будь ты счастлив,
Прогнётся под тобой немало стран.
В активном бытии бывай участлив,
Не забывай меня и барабан.

***

И с новым миром попрощавшись чутко,
Кирилл сказал себе: «Беду забудь!»
И оставалась краткая минутка,
А после двинется автобус в путь.
Все новые знакомства, чувства, лица,
Весь новых мыслей резвый антураж -
Всё вмиг должно растаять и забыться,
В пустыне словно лиственный мираж.
Все позабыть старался он печали,
Стал, прислонившись, зрителем окна,
И наблюдал он там полёта дали.
Автобус двинул «Нижний – Балахна»

***

Шёл транспорт очень медленно, улиткой,
Растягивая каждый километр,
Явилось неудачливой попыткой
Поспать, ведь за окном был слышен ветр.
Альбомами летели вспоминанья,
Чем дальше двигался юнец вперёд,
Тем больше появлялись основанья,
Чуть-чуть бояться то, его что ждёт.
Но всё ж рывками, тихо, долго, мирно,
Автобус шёл, не мчался, не спеша.
Кондуктор действовал сперва настырно,
Но всё ж не допустил он куража.
Сидел Кирилл, сам в мысли погружённый,
Их лабиринт пытался он пройти:
Тот путь вихляст, тернист, был напряжённый,
И было очень тяжело идти.
В погоню с тонкой нитью Андромеды,
Отправился он, испугавшись стен,
В раздумьях погрузился в сон, неведом,
Всем тем, что избежало перемен.

- ...И остановка Балахна. Конечный! -
- с динамика раздался резкий вой.
Кирилл сам встал, в шагах стал скоротечный
И вышел на перрон вмиг городской.
В такт жизни двигался парниша смело,
По закоулкам шёл на старый путь.
Как будто сердце честно повелело
Прийти туда, где защемило грудь,
Родная улица – «дом триста двадцать»
Всё тот же милый и уютный двор.
В момент стал голос детства раздаваться,
Внутри юнца был тихий разговор.

О, ностальгия, о твои порывы!
Кирилл всё помнил, как играл с отцом,
Как по двору он раньше бегал живо,
Каким был в детстве рваным сорванцом.
Стрелял с рогатки, был ещё егозой,
Ценил, любил земную красоту,
Дружил с своей «невестой», милой Розой
Иль по-другому звали девку ту.
Катанье с горки, школьные отметки,
Бег, шалости и игры без конца,
Для «Классиков» прикольные разметки -
Всё проносилось в голове юнца.

Ну, всё – воспоминания умчались,
Теперь стал в голове он чист и гол.
Одни решимости лишь там остались,
Под руку с ними в дом скорей вошёл.
Пролёт в подъезде – выше, выше, выше,
И вот стоит пред ним заветна дверь.
Старался сделаться как можно тише,
Собрать в себе усилия теперь.
И руки, словно сами, долбанули
По той двери, всё быстро по порам,
Она открылась, там глаза бабули:
- А денех нет, нишо я вам не дам.

Кирилл отпрянул, удивился прытко,
Сказал потом: - А вы, простите, кто?
Решил благую предпринять попытку,
Она ответив: - Кто-кто, конь в пальто
- Чай человек, не видишь? Всё в порядке?
Ты не серчай, я говорю, шутя,
А ты кто будешь? – Я Кирилл Булаткин.
- Знакома мне фамилия твоя.
Ну, шо, ну шо стоишь ты у порогу?
Прошу, пожалуй, в домик крепкий сей.
Кирилл, доверившись тому предлогу,
Вошёл в то помещение быстрей.

Кирилл, себе не веря, шёл глазами:
Весь старый интерьер иным сменён,
Не зная, он, какими вот делами,
Но явно, не его теперь сей дом.
Осматривался, много поменялось,
С обоями другими и стена,
Одна картина в комнате осталась.
- Видал? Уж мне понравилась она.
- А что случилось? Здесь же жили люди...
- Не знаю, мне сынок всё подарил,
Представил словно дом на славном блюде.
Известье недопонял то Кирилл.
- Садись, внучок, коль разговором грешен, -
- бабуля указала на диван.
Юнец сам сел, и был в делах неспешен,
А на диване плед из меха ткан.
- Не в радость, честно, старость это точно,
Нет сил уже, как раньше, слабый дух.
И сердце вот  не сильно и не прочно,
Нелепость зренья, также слабость ух.
- И что, совсем никто не помогает? -
- Кирилл спросил, на полотно смотрев.
- Нет, в жизни всё же помощь есть, бывает,
Заходит девушка в мой чахлый хлев:
Посуду моет, в магазины ходит,
Лекарство, если надобно, даёт.
Всё ж нахожусь я при её уходе,
И счастлива, что есть такой народ,
- Одиннадцатый класс – ещё ведь дИте,
Голубоглаза, в волосах сиза,
Ещё юна ведь... - Стойте, подождите.
Какого, цвета у неё глаза?
Кирилл вдруг начал понимать активно,
О ком идёт речь в сообщеньи том.
- Да, голубого... Мыслит позитивно,
И помогает девочка во всём.
- Зовут не Катя? – Имени не знаю,
- А что понравился тебе цветок?
- Чего? Да нет, - Ну, я то понимаю,
Прошла чрез это всё давно, внучок.

Закрыл лицо, и посетила дума:
«Но неужели Катя то и есть?»
- Внучок, а с чайника не слышишь шума?
Она сказала, не успев присесть,
Ушла на кухню, дверь не закрывая,
Кирилл же встал, к картине подошёл.
Смотреть он с края начал и до края,
Рукой по полотну своей провёл:
«Ты под моим сознаньем воспылала,
И помню я воспоминанье то,
Как ты на жизнь глубоко повлияла
Мою... Постойте-ка, а это что?»

На холстяной и красочной обкладке,
Не разделив картину по частям,
В углу виднелось лишь Андрей Булаткин -
Художника стояла подпись там.
Глазам своим не веря, потянулся
Кирилл, желая ближе посмотреть,
Да только край картины сам погнулся
И смог юнец за ним уж лицезреть
Шкатулку, с крышкой ясной золоченой.
Взял в руки, внемля чистым голосам,
Умом волшебной вещью удивлённый,
Открыл, желая посмотреть, что там.
Внутри, к его рукам что было близко,
Лежала стопка денежек, деньжат,
А рядом неприметная записка,
Которой сам Кирилл был адресат.

«Кирилл, сынок, твои верны старанья,
Прости, тебя что не пустили в течь.
От бед, невзгод, от тяготы отчанья
Хотели мы тебя лишь уберечь.
Теперь же поздно поняли напрасно,
Что поступали плохо мы с детьми.
Твои мечты – над ними сердце властно,
От нас же эти деньги в знак возьми.
И никогда не опускай ты руки!
Надеюсь, правду видишь ты сквозь строк,
Увидимся однажды чрез разлуки.
Прощай, удачи, наш родной сынок»

А сердце рьяно билось, словно пушка,
Как будто подавая в мозг сигнал.
Присел, смяв у дивана всю верхушку,
Читал письмо, читал ещё, читал.
Добавился тогда неимоверно
В картину целую последний пазл.
И осознал сознаньем точно, верно
Всё то, что от него отец скрывал.
Картина с птичкой – вовсе непростая,
Изображён на ней автопортрет.
Отец пытался, ввысь скорей взлетая,
Небес достичь, да только крыльев нет.
Сурова жизнь, раз крылья обрубает,
Не может раз влететь младой птенец,
Он о своей свободе лишь мечтает,
Но наступил ему, увы, конец.

«Отец не смог? Погиб он от бессилья,
Смогу ли я, иль также сгину, слаб?
Не птице, мне ведь обрубили крылья,
Но встрепенусь иль упаду как раб?»
Кирилл вспотел, сам зачесал затылок:
«А что я сделал, с Нижнего уйдя?
Я падал вниз, мой разум слаб и пылок,
И думал, будет лучше для меня
Вмиг потушить моей души тот пламень,
Ведь думал, больше мне не повезёт,
Ведь думал, ощущу на сердце камень,
Что перекроет жизни кислород».

Вдруг сжал Кирилл в руках шкатулку твёрдо,
В душе пытаясь вмиг найти ответ,
Открыл её, взял в руки деньги гордо,
Произнеся одно лишь слово: - Нет!
«В руках держу сейчас я ключ к успеху,
Что дали мне родители мои.
Они надеялись, что я пройду помеху,
Что встречу на моём к мечте пути.
Нет, я не жалкая, нет, не бездарность,
Пока в меня всё верят уж они.
Моя победа – вот им благодарность,
Она придёт, пронзив сквозные дни,
И одолею трудности хмельные,
Фамильи нашей честь, покой храня,
Спасибо вам, мои вы все родные,
Спасибо вам, что верите в меня!»
Чуть колыхнулась на юнце одежда:
«Достичь того, что не достиг отец,
Пока в груди трепещется надежда,
Пока не наступил ещё конец!»

Старушка чайник принесла с подносом,
Внутри же чай с ромашкой, чтоб снять стресс.
И задалась она в момент вопросом:
«Куда же мальчик тот сейчас исчез?»

***

Весны начало – распустились почки,
Лучей прекрасных виден ясный свет,
Прелестные цветы, ещё листочки,
Проталины дорожек старых лет.
Морозы долгие теплом сменялись,
Земелю прогревал уж солнца дух,
Сугробы белые чуток остались,
И воздух каплю влажен был, не сух.
Весенним щебетаньем пели птицы,
На небе перьевые облака,
Природы пробуждение стучится -
К зиме на дверь возложена рука.
Буквально, город пробудился, ожил,
И слабоватый веял ветерок,
Зимы буянами он не тревожил,
Но всё же проступал там холодок.
И на земле хоть слякоти остатки,
Они все покрывались красотой,
И с настроеньем было всё в порядке,
Но только не у девы грустной той.

Её не тогда мучали болезни:
Ни хворь дурная, ни машинный шум,
Ни громыханье и напасти дум,
Но всё ж в унынии была на бездне.
Всё потому, что в жизни безотрадной
На небо шарик ясный улетел,
А вместе с ним раздался гром прохладный.
Конечно же, ушёл под тягой дел,
И ей его судить – нельзя, нисколько,
Ведь сердце не привяжешь ты никак.
И к пирогу не возвратится долька,
Коль ты их поедать лихой мастак.
Его любить – от края и до края!
И было адресовано письмо.
Возможно, и судьба её такая,
Возможно, так случится и должно.

Из размышлений и раздумий поля
Её высокий голос разбудил.
Сказал тогда юнец: - Ну, здравствуй, Оля,
- и рядом с ней стоял в момент Кирилл. -
- Я яро поспешил, свершил ошибку,
Уйдя. Теперь тебя я видеть рад,
Преодолев мучений долгих пытку,
Великая награда из наград
Сказать тебе, что буду в нашем деле.
Мы не должны сдаваться никогда!
Покуда бьётся сердце в бренном теле,
Должны стараться вместе мы всегда.

У Оли разум бредил быстротечный:
Практически ничто не поняла.
Лишь то, что милый друг её сердечный
Вернулся, мигом крепко обняла.
- С Артёмом встретился уже я раньше.
Пойду сейчас гитару покупать,
- Кирилл слегка опешил - Оля, знай же,
Что завтра обсуждению бывать.
- Всё хорошо, я завтра точно буду, -
- в своих же мыслях Оля поплыла.
Лишь верила она благому чуду,
Что в дружеском объятии была.

***

Сидел Кирилл на низенькой кровати,
И Оля рядом, а Артём стоял.
Заговорил тогда: - Безделья хватит!
Почти решающий уж час настал.
Не выиграть нам всем без подготовки,
Кирилл, гитара новая с тобой?
А друг достал её из упаковки,
Провёл рукой по струнам: – Звук другой,
Но точно обещаю, я привыкну,
- Кирилл аккорд возвёл на Абсолют. -
- Но всё ж пока не можем мы хихикнуть,
И рановато зажигать салют, -
- подала голос Оля резво, смело. -
- Отсутствует центральный ведь вокал,
И без писателя не сделать дело,
Наш коллектив их дружно потерял.
И боязно взглянувши на Кирилла,
Агрессии там вовсе не нашла,
А он сказал: - Да, было дело, было.
Вопрос, конечно, нужный задала.
Артём, быть может, ты певец игривый?
Возможно, ты имеешь к песне слух?
- Дружище, голос мой совсем крикливый.
Пою я лишь до усыханья ух.
Тогда задумались все вместе дружно,
В мыслях надеялись найти ответ .
- Искать певца нам вовсе и не нужно,
Другого коль у нас исхода нет,
Кирюха, ты ж имел пять по музЫке,
Да и похож твой тембр на баритон.
Возможно ж, что в тебе замкнутся тики,
И запоёшь ты всласть и в унисон?
- Артём, сейчас ты говоришь хоть честно?
Каким таким певцом смогу быть я?
- Нет, правда, я ничуть не лестно
Возможно, и не песнью соловья,
Но всё же голос твой вполне подходит,
И в нашем деле точный фигурант.
- Кирилл, ведь, правда, ты в каком-то роде
Единственный и верный вариант.
А текст мы на себя возьмём, не бойся.
- и парень чуть взволнованно вздохнул. -
- Пока в потугах музыки ты ройся,
Покуда не случился караул.

- Ну, хорошо, - Кирилл сказал надёжно. -
- Попробую свою представить речь,
Но я предупреждаю – осторожно,
Коль будут в зале уши у людей всех течь.

***
И после дней, ночей совсем бессонных,
С бессилья, вдохновенья дефицит,
Покуда в голове шумели звоны,
Кирилл в сомненьях проводил свой быт.
Старался песни он поймать ту спицу,
Ручьём что позволяет петь слова,
Да только это не могло случиться,
Чуть руки сам не опустил едва.

И снизошло вдруг с неба озаренье -
Ночной всей красоте одной внимать.
И, преисполненный духовным вдохновеньем,
Пошёл на крышу дома он играть.


А ночью мир как будто замирает:
Погасли фонари, дома в тиши,
Весь гулкий повседневный шум вмиг тает,
На улице не бродит ни души.
Вокруг лишь тьма, на чистом небе – звёзды.
Их сотни, миллионы мириад.
И кажется, что для тебя мир создан,
И этому безмерно точно рад.
Буквально, чрез мгновенье, чрез минуту
На небо приплывает вмиг луна.
Пейзаж ночной – неимоверно жуток,
Природе же обычно не до сна:
Сверчков не умолкают звуки скрипок,
Выходят на охоту все коты.
И каждый по себе кот ловок, гибок,
Живут лишь под вуалью темноты.

Скажу по правде, ночь – великолепна.
Её пленяет чуткий аромат.
Под тьмы эгидой можно и ослепнуть,
Описывать неимоверно рад
Владычицу всех сладких сновидений,
Властительницу всех пороков, чар.
Видал немало тёмных приключений,
Сей стих ей сейчас приношу я в дар.

Кирилл же, духом ночи пропитавши,
Сам сел, смотря в ночные небеса,
Созвездье Ариадны наблюдавши,
Он верил, свято верил в чудеса.
Его муссонский обдувал там ветер,
В душе надежда ясна, велика.
И при ночном, при ярком лунном свете
По струнам вдруг задвигалась рука.

«Я вижу, ты стоишь,
Но где-то там вдалеке.
На меня и не смотришь,
Ведь я незнакомый тебе.

Потеряна ты, но
Знай, что я давно
Мог быть с тобой
В объятьях!

Каждый Божий день
Хочу сказать тебе я,
Что теперь лишь твой!

Обними сильней
И ты поймешь, теперь я
Навсегда с тобой,
Навсегда с тобой!

Ты мимо вновь прошла,
Но волосы скрыли лицо.
Хочу спросить у тебя я,
Зачем причиняешь ты боль?!
Потеряна ты, но
Знай, что я давно
Мог быть с тобой
В объятьях!

Каждый Божий день
Хочу сказать тебе я,
Что теперь лишь твой!

Обними сильней
И ты поймешь, теперь я
Навсегда с тобой,
Навсегда с тобой!

К тебе тянусь,
Но ты далека!
Прошу, знай,
Как только ты поверишь в меня

И настанет день мой,
И поймаю взгляд я твой,
И дам понять,
Что всегда с тобой!

Каждый Божий день
Хочу сказать тебе я,
Что теперь лишь твой!
(Я лишь твой!)

Обними сильней
И ты поймешь, теперь я
Навсегда с тобой,
Навсегда с тобой!

Каждый Божий день
Хочу сказать тебе я,
(Хочу сказать тебе!)
Что теперь лишь твой
(Где-то вдалеке!)

Обними сильней
И ты поймешь, теперь я
(Ты поймешь теперь!)
Навсегда с тобой,
Навсегда с тобой!

К тебе тянусь,
Но ты далека...
Я знаю,
Ты поверишь в меня...»


Была та песня некоей ступенью
К успеху на великий пьедестал,
Но вдруг заметил, что тихонько, тенью,
Шла девушка, чей голос задрожал.
Та самая, та самая блондинка,
В ней Свету тихую юнец узнал -
Разбитая немая половинка,
Воткнувшая впритык кривой кинжал.
Слезами горя окропляя крышу,
Она к Кириллу тихо подошла.
И он в момент вдруг от неё услышал
Те кроткие и тихие слова.

- Кирилл, мне знаю, знаю, нет прощенья,
Но не могу я не сказать «прости».
Я знаю, что лишь гнева воплощенье,
И знаю, наши развела пути.
Кирилл чуть сдерживался с горькой болью,
В груди же лютый бушевал буран.
Слова те Светы – были жгучей солью,
Что тяжко сыплется на сердце ран.
А девушка шептала с слабой дрожью:
- Признаюсь, я была совсем слаба,
Но все слова мои не веют ложью -
Сергею не невеста, не жена.
Я промолчала, страх вкусив наивный,
Боялась я угрозы от отца.
Теперь мне от поступков тех противно
И больно, что разбила я сердца, -
- сказала, и, заплакав, что есть мочи,
К груди юнца прильнула, что есть сил.
- Тебя отец ведь наблюдать не хочет
И мне он это чётко огласил.
В мужья же он мне хочет дать Сергея,
И всё равно ему, что не хочу.
А я же под его надзором млею,
Поэтому тихонько лишь молчу.
Сковал меня страх неземною цепью,
Мою всю душу тяжко поглотил,
Но сердце, сердце мчится дальше степью.
Прошу, прошу, прости меня, Кирилл!
А парень посмотрел на юну деву:
- Отец меня не хочет, хочешь ль ты? -
- сказал Кирилл, чуть сдвинув тело влево.
- С тобою все заветные мечты!

- Ты, Света, лучик света в тёмном царстве,
Надеюсь, избежим мы лжи чешуй.
Не пребывая больше в тьмы мытарстве,
Произошёл волшебный поцелуй.
Сомкнулись губы –  тихо, безмятежно,
Прекрасно, миловито, ясно, нежно.
Светло на сердце даже ночью тёмной,
Кирилл прикосновеньем оживлённый,
Не чувствовал сам больше той разлуки,
Сейчас пустой страх медленно стихал,
Ей положив на спину свои руки,
Её к себе покрепче он прижал.

***
В предконкурсный момент был день чудесный,
Над небом высоко летел орёл.
И настроеньем сладостно-прелестный
Кирилл с утра сам по дороге шёл.
Душой он полон благ и восхищенья,
Он быстро шёл, почти летел тропой,
Все потому, что было день рожденья
У девы, что была его судьбой.
Подарок, накануне приготовив,
Сейчас в руках нёс на свиданье с ней.
Под оживлением бурлящей крови
Желал увидеть ту, чей лик светлей
Алмаза в сотни, тысячи каратов,
А взор прекрасней меди, злата, яств.
И пахнет ароматной свежей мятой,
Улыбка – лучше в мире всех богатств.

- Привет, Кирилл, - сказала дева мило.
- Привет, и с Днём рождения тебя!
- в момент юнца волненье охватило. -
- Хотел тебе сказать сейчас, любя,
Как ты важна мне, как маяк на суше,
Для кораблей, что носятся вдали.
С тобою рядом мне, больному, лучше,
Твои  в момент мне чары помогли.
Ты - дождь во время засухи проклятой,
Ты - щит, что укрывает от всех бед,
Ты не имеешь вовсе недостаток,
Ты - тайный, самый сказочный секрет.
Спокойствие всё без тебя лишь мнимо,
Хранишь и верность, доброту и честь.
Хочу сказать тебе сейчас «спасибо»
За только то, что у меня ты есть.

А щеки девушки порозовели,
Ведь комплиментам тем была мишень.
- С тобой в минуту все летят недели,
Сегодня наступил рожденья день.
Тебя поздравить, правда, нереально.
Не знаю, честно, что тебе желать,
Ведь всё в тебе, буквально, идеально...
Смоги в себе себя не убивать!
И, сыпанув слов ярких рокировкой,
Поставив своё сердце на весы,
Кирилл достал предмет вмиг с гравировкой:
С красивым циферблатом уж часы.

«Не знаю, как сказать я даже,
Открыть всю истину свою,
Но время пусть тебе покажет,
Как сильно я тебя люблю».

Кирилл был удостоен поцелуя,
Дала ему любовь она свою.
И Света мыслила «Тебя люблю я»,
Кирилл же мыслил: «Я тебя люблю».

***

Под вечер шёл Кирилл дорогой гладкой,
В воздушных мыслях виделся простор,
Всё было в тот момент совсем в порядке.
В шагах своих был лёгок, быстр и скор.
Юнец был рад, сей день в копилку
Добавить ощущение должно,
Но только, преступив пути развилку,
Ему на телефон пришло письмо:
«Прости, что лишь под вечер я глаголю,
Прошу, сейчас к подвалу ты приди».
Короткое... А отправитель – Оля.
«Что ж, думаю, мне всё же по пути».
Кирилл свернул своим всё лёгким шагом,
Пошёл теперь назад, а не вперёд.
Не проминаясь под глухим оврагом,
Совсем не думая, его что ждёт.

Когда чрез время подошёл к подвалу,
Увидел Олю, взор её плакуч.
Мелодия души её звучала
И гибла под эгидой тёмных туч.
- Случилось что? Не стой ты, Оля, молча, -
- Кирилл к ней подошёл, взглянув в глаза.
- Возможно, пролилось немало жёлчи? -
- стараясь подбодрить, юнец сказал.
А девушка уткнулась в грудь Кирилла,
И на плечо легла её рука.
- Сейчас лишь появилась духа сила,
Развяжет что мой узел языка.
Юнец, взглянув тут, удивился сильно,
На чистоту, изящность серых глаз,
А Оля же, всплакнув ещё обильно,
Своей души вдруг начала рассказ.

- Была я судном, плыла в море жизни,
Встречала рифы, скалы, корабли.
И ощущенья преданы все тризне,
Когда я не смогла достичь земли,
Попутчик мой сошёл уже к причалу.
Нет, он не по своей вине, но все ж,
Ведь я тогда причину точно знала,
Сама врала ему и эта ложь
В моём глубОко разрасталась сердце,
Как опухоль. Была я без главы,
Закрыта перед правдой к счастью дверца.
Я виновата? Да, да, да. Увы...
Но той виной был светлый лучик,
Проник сквозь душу в сердца центр,
Сама чрезмерно стала я плакучей,
Любовь не сдвинулась на сантиметр.

Возможно, ты сейчас не понимаешь,
О чём тебе тихо я говорю.
И дурой точно ты меня считаешь,
Совсем не ведая, что я творю.
Степана глупой, ярой, беспричинной
Агрессию считал тогда его,
Но предала его уж половина,
Виной всему всего одно письмо.
Моё письмо, дурной души желанье -
Без глупых подписей, без лишних дат.
Тебе отдать его – моё желанье,
Ведь был, Кирилл, один ты адресат.

Сейчас сама сильна, чуть-чуть окрепла,
Скажу я так, свою печаль храня.
Сложу в слова остатки праха, пепла,
Ведь точно я, Кирилл, люблю тебя!

Кирилл тогда застыл от удивленья,
В груди сердечный механизм всё рвал.
Любого, хоть какого объясненья,
Но вот такого он не ожидал.
Сейчас же чувствовал он непонятно,
Словами просто и не описать,
Хотел сказать чрезмерно аккуратно,
Да вот не знал, как мягче всё ж сказать.

- Добрейший, милый человек ты, Оля,
Прошу тебя, ты злобу не держи,
Но должен я признаться поневоле,
Хоть знаю, истина больнее лжи.
Не видел чувств твоих я знака,
Прости, что раню душу я твою,
Но должен всё ж сейчас сказать, однако,
Увы, тебя я, Оля, не люблю.

Сказал – отрезал, девушка поникла,
И, отойдя подальше, клича плач.
Поддерживая всей природе цикла,
Уж убежала: быстро, скоро, вскачь.
Кирилл же, только с виду скрылась «ива»,
Жалел, что так жестоко с девой той,
Жалел, что жизнь устроена паршиво,
Жалел, что так и не сказал: «Постой».

***

Вот, наконец, настал тот день фатальный,
Заявка подана, утверждена.
Теперь осталось лишь в момент сакральный
Мелодию полить, как чан вина.
И, будто бы на гору забиравшись,
Старались до финала доползти,
Душевно, стройно, метко петь пытавшись,
И верили, должно им повезти.
И были репетиции дневные,
Готовилась к тому вся группа дню.
Все по настрою были боевые,
Покуда не срубились на корню
Все светлые, заветные мечтанья,
Теперь их коллектив был пуст и глух,
Но не предались всё-таки отчанью,
Ведь был отточен боевой их дух.
Вдвоём идти, и нет пути обратно!
И отступленья шага тоже нет!
Идти в содружестве совсем понятном
К свершенью новых, радостных побед.

Однако всё же опустела группа,
И нужен был для песни бэк-вокал,
А отрицать сие – конечно, глупо,
Поэтому, Кирилл, ещё не знал,
Как справятся они с преградой жизни,
Как смогут светом растопить всю тьму,
Как будет их концерт безукоризнен,
Судейству как понравиться всему.
Лишь знал юнец душой, что надо верить,
Откинуть горечь, пустоту и грусть
И жизнь минутами, секундой мерить,
Что осветляют долгий, тяжкий путь.

И вот на сцене, следующий выход
Им предначертан. – Нет пути назад! -
- Артём сказал тогда чуть громко, тихо. -
- Кирилл, с тобою выступать я рад.
Хоть Оля и нарушила всю цельность,
Я знаю, справимся мы и вдвоём,
Ведь твёрдых судеб наших нераздельность
Я чувствовал всегда... Ну, всё, идём!

Направились они в момент на сцену,
Прожектора в глаза ударил свет,
Почувствовал Кирилл настроя смену,
Когда толпы лихой увидел след.
Народу было много громких, ясных -
Все ждали с замиранием сердец.
Мужчин столичных, девушек прекрасных,
Которых только смог создать творец.
Буквально, создавало атмосферу
То освещенье: призрачно, светло.
Всё, всё поддерживало силу, веру
Недобрым недругам, врагам назло.
Кирилл терялся же в своих догадках,
«Как оправдать перед толпой той всей?»
Они же вдохновляли, были гладки,
Энергией, волнующей своей.

- Ну, всё Кирилл, настал момент тот главный.
Признаюсь, я волнуюсь слегонца, -
- друг приготовил инструмент ударный,
Готовый бить с начала до конца.
Кирилл тогда настроил ту гитару,
В душе покой, как огниво тая,
В глазах огонь, наметил руки яро...
- Мне кажется, забыли вы меня.

И обернувшись, увидали чудо -
Стояла Оля с микрофоном там.
- Вы думали, что песню петь не буду?
И дам забрать всю нашу славу вам?
В лице сияла у неё улыбка,
Переливался лицевой овал.
И конкурс перестал казаться пыткой,
Кирилл буквально сам возликовал.

И перестал тонуть он в этом море,
Друзьями верными был окружен,
Прокашлявшись, забыв про злое горе,
В свои взял руки чёрный микрофон.


Ненавижу весь мир вокруг,
Все хотят меня столкнуть.
Я борюсь за свою мечту,
Ускользнув из ваших скользких рук!

Я одна навсегда засну,
Я так быстро устаю,
Помоги мне дышать, прошу!

Я не сплю, я живой,
Я узнал, кто стал моей судьбой!
Час настал мой,
И в жизни моей я - главный герой!

Здесь, сейчас,
Снова вперед, не шагу назад!
Я узнал, кто стал судьбой,
Я проснулся, я живой!

И в войне мир застыл со мной -
Он ждет, что я жизнь отдам.
Я решил уже давно,
Меня нельзя купить или продать!

Когда себя начну терять,
И я буду умирать,
Помоги мне, прошу, дышать!

Я не сплю, я живой,
Я узнал, кто стал моей судьбой!
Час настал мой,
И в жизни моей я главный герой!
Здесь, сейчас,
Снова вперед, не шагу назад!
Я узнал, кто стал судьбой,
Я проснулся, я живой...

Я не сплю,
Я не сплю!
Я не сплю,
Я не сплю!

Я не сплю,
Я не сплю!
Я не сплю,
Я не сплю!

В темноте...
Я увижу тебя во сне,
Помни, что твоих руках я дышал.
Мое сердце сохранить прошу тебя,
Моя жизнь теперь твоя!

Я не сплю, я живой,
Я узнал, кто стал моей судьбой!
Час настал мой,
И в жизни моей я главный герой.

Здесь, сейчас,
Снова вперед, не шагу назад!
Я узнал, кто стал судьбой,
Я проснулся, я живой...

Я не сплю,
Я не сплю!
Я не сплю,
Я не сплю!

Я не сплю,
Я не сплю!
Я не сплю,
Я не сплю!

***

Удачный конкурс, крик, аплодисменты -
Всё это ожидало вмиг друзей.
Убрав свои по сумкам инструменты,
Купались в славы проблеске лучей.
Ведь, правду, говорят, что сердце чует,
Когда другое излагает суть.
К успеху ветер группе той подует.
Готова жизнь в момент перевернуть
Ту вяло-оголтелую страницу
И бытие на части разделить
На то, что было, что должно случиться.
Теперь ту книгу не остановить.
Успех им, честно, не был предначертан,
Они надеялись лишь только так.
Все были преданы немалым жертвам,
И потеряли все немало благ.
Теперь же предано обличье смене,
И в конкурсе добились первых мест.
Момент прекрасный ими всеми ценен,
Он был носителем – добротных вест.

Продюсер выбрал их амбициозный,
В искре таланта разглядел огонь,
Контракт им подписать он дал серьёзный,
В отеле заказал всем пять звёзд бронь.
На группу он имел большие планы,
И с помощью его могли зажить,
На разные концерты были званы.
Осеребрилась костяная нить.
Счастливою походкой вдаль примерно
Кирилл, Артём и Оля вместе шли.
И проходили быстро, равномерно
Те певческие выступленья дни.
Достигли счастья, а чего же боле?
Могли они себе вообразить?
Кирилл смог всё же объясниться с Олей,
А та сама смогла его простить.

***
Теперь же, после года жизни бурной,
Одно осталось дело без конца.
Ведь в жизни яркой, красочной, сумбурной
Кирилл совсем не схож был на юнца:
Подрос и возмужал, характер мощный,
Любимым делом занимался всласть.
В один момент решил он верно, точно
К себе свою навек приблизить часть.
Чтоб сохранить своё всё счастье сразу,
Чтоб вечно видеть ясный свет лица,
Чтоб вечно видеть два бездонных глаза,
Купил два позолоченных кольца.

***
Стоял тогда и ждал, у дома рядом,
В руках заветный коробок сжимал.
Желал он встретиться с любимой рядом.
Слова все про себя вмиг повторял:
«Любимая, чтоб был удел не страшен,
Чтоб вечно воссиять своей душой,
Чтоб пламень сердце не был тот угашен.
Ты, Света, будь, прошу, моей женой»
Волненье доставало до коленок,
По телу пробежала хладом дрожь,
Душа касалась даже сердца стенок,
Но разум всё же чист был и хорош.

«Идёт» - тем словом красным, баснословным
Вмиг летний просиял в момент Кирилл.
Сказать заветные слова готовый,
Тот парень сам навстречу поспешил.
И, утонув сперва в её объятьях,
Готов был на колено парень встать,
Но в девушки глазах не видно счастья -
Исчезла вмиг былая благодать.

- Случилось что? Прошу, скажи мне, Света,
Твоя болезнь – становится моей.
Но девушка, не дав совсем ответа,
В момент поникла красотою всей.
- Ты не молчи, разделим все мы вместе
И горести и радость пополам.
Как полагает мужу и невесте... -
- стал предан он заветным тем словам. -
- Тебе сказать сейчас хотел... – Постой же.
Прошу, Кирилл, меня не перебей, -
- сказала в голосе с плачевной дрожью. -
- Порыв я знаю всей души твоей.
Меня ты любишь. Честно, я взаимно,
Твой крепкий стан, твой сильный нрав ценю,
Твой серый взгляд, неимоверно дымный,
Покой души твоей, любя, храню.
Признаюсь я, что стал моей опорой, -
- смогла тут девушка слезу пролить. -
- Но рок судьбы неимоверно скорый
Меня с тобой заставит разлучить.
Уверена, нет на земле российской
Прекрасного такого молодца,
Но я должна в удел уйти австрийский -
Такая воля моего отца.
- И вновь отец... – Прошу, дай мне домолвить.
Пыталась я пойти наперекор,
Могла ведь сердцем прошлое всё вспомнить,
Но получала гневный я укор.
Конечно, то есть гневная примета,
И не смогла бы позабыть тебя,
Но помню я, как кончила Джульетта,
В любви тонув, как якорь корабля.
Кирилл, всем сердцем и душой желаю,
Чтоб наши сердца все сошлись пути...
Ты понимаешь? - Нет, не понимаю,
Забудь про все злочастия свои!
Не находись на безысходном склоне!
Коль, честно, хочешь быть, то будь со мной!
Ведь сердцем я хочу... – Ты так не понял,
Кирилл, я человек, ведь не такой... -
- и слёзы, словно капли воска с свечи,
А парень был в момент тот поражён. -
- Я не могу родителям перечить:
Их слово для меня - завет, закон.
Придётся руки опустить мне, сдаться,
Как горечь не стихала через край,
Как сильно не желала б я остаться,
Но я должна сейчас сказать «прощай».

Кирилл не мог поверить в просторечье:
- Нет, стой! Не отпущу тебя, с тобой
Во тьму и в бездну, в море, в междуречье,
В австрийский или край любой другой
Я доползу, я доберусь, доеду, -
- Кирилл был преисполнен криком тем. -
- Не опущу своей любви победу
На зло преградам, злостям, бедам всем!
А девушка, сильней и горче плача,
Вновь предалась печали всей своей:
- Приятно, для тебя что много значу,
Удерживая делаешь больней,
Доводишь ты сейчас меня до дрожи,
Коль наши разошлись с тобой пути,
Ты отпусти меня из сердца всё же.
Прошу, коль любишь, всё же отпусти.

Сказала, и, уйдя, лицо закрыла,
Текли ведь слёзы, капали ручьём,
Кирилл понять не мог тогда, что было.
Стоял он в одиночестве своём.
Не мог поладить он тогда с собою
И в руки взять не мог из раза в раз,
Окутавшись тоскливой пеленою,
Стоял так полчаса, а, может, час.

А ночью, под покровом тихой боли,
Оставшись вмиг наедине с собой,
Он добавлял на рану больше соли,
Для песни новой текст писал рукой.

***
Заполнился концертный зал огромный:
Все люди те - ценители хитов,
Настрой их ярый был и неуёмный,
Вкушать мелодию народ готов.
Здесь собрались, ценители улыбок,
Та группа их вниманье забрала.
Теперь же, после множества ошибок,
Кирилла к выступлению звала.
Его судьба. Нет боле сильной воли,
Что может подвигает крик души,
Поэтому сейчас с Артёмом, Олей
Раздалась песня первая в тиши.

Я - лишь шаг в сторону -
Дыханье в воздухе!
Я вере изменю,
Ведь стою я на краю!

Я - просто человек,
Совсем не супермен.
Я - совсем не супермен…
Просто ненавижу всех!

Опять идет война,
Вновь семья разделена!
Сегодня вера прочь ушла!

Делаю с обрыва шаг!
Вновь обычный день,
Но все идет не так!

Мне нужен герой!
Спаси меня!
Мне нужен герой!
Спаси меня!
Мне нужен герой -
Жизнь ушла!
Герой спасет меня
В нужное время!

Придется драться мне,
Чтобы прожить хоть день.
Есть разум в голове…
Голос мой услышат все!

Сила есть во мне,
Но я лишь человек,
Я совсем не супермен!
Голос мой услышать все!

Опять идет война,
Вновь семья разделена!
Голос мой услышать все!

Снова чья-то смерть пришла…
Когда отсчёт пройдет,
То нас не станет всех!

Мне нужен герой!
Спаси меня!
Мне нужен герой!
Спаси меня!

Мне нужен герой -
Жизнь ушла!
Герой спасет меня
В нужное время!
Мне нужен герой -
Жизнь ушла!
Мне нужен герой
В трудное время!

Он спасет меня!
Он спасет меня!

И пусть начнется борьба,
Герой поможет всем нам,
Ведь правда только одна -
Мы не хотим умирать!

Он слабых всех защитит
И веру вновь оживит!
Мне суждено,
Ты просто должен
Героем быть!

Продолжится вновь борьба,
Опять сойду я с ума!
Сегодня жертва нужна,
Готова жизнь я отдать!

Герой, он может
Жизнь отдать!
Герой, он должен
Всех спасать!
Мне нужен герой!
Спаси меня!
Мне нужен герой!
Спаси меня!

Мне нужен герой -
Жизнь ушла!
Герой спасет меня
В эти времена!

Мне нужен герой!
И пусть начнется борьба,
Герой поможет всем нам!

Мне нужен герой!
Он слабых всех защитит
И веру вновь оживит!

Мне нужен герой!
Мне нужен герой!
Герой спасет меня
В трудное время!

Аплодисменты – в мире нет прекрасней
Той благодарности уж похвалы.
И не было уже их песни гласней,
И голоса лихой толпы теплы.
Энергия певцов далась народу,
Под ритмы сердца бился барабан,
Вновь музыки дала та группа ходу,
И вновь порыв души их чист и рьян.
Чуть-чуть дрожа с волненья, сильно взявши
Кирилл рукой своею микрофон,
Стал песни вспоминать текст мощный, ждавшей,
Исполнил чтоб прекрасный баритон.

Все прочь ощущения
Застыл без движенья
Я сплю и вновь мечтаю
Познать жизнь Твою

Нельзя мне сдаваться
Но нет сил сражаться
От судьбы своей не спрячусь
Ты будь со мной, молю

Коматоз…
Я медленно умираю
Ты – наркоз
Понимаю

Не хочу я жить, не хочу дышать
Будь со мною Ты опять
Всю боль себе возьми
В реальности моей Ты мне нужен был

Не хочу я спать, сны мне не нужны
Мое спокойствие - лишь Ты
Всю боль возьми
В реальности моей Ты мне нужен был

Ошибся, вот наказанье -
Не жизнь, а страданье
«Забудь Его навечно...» -
Шепчет демон мне

О, как обожаю
О, как жажду знаю
Что нуждаюсь в Тебе
Коматоз…
Я медленно умираю
Ты – наркоз,
Понимаю

Не хочу я жить, не хочу дышать
Будь со мною Ты опять,
Всю боль себе возьми
В реальности моей Ты мне нужен был

Не хочу я спать, сны мне не нужны,
Мое спокойствие - лишь Ты
Всю боль возьми
В реальности моей Ты мне нужен был

Я глаза открыл вновь
Сейчас я с Тобой

Коматоз…
Я медленно умираю.
Ты – наркоз,
Понимаю

Не хочу я жить, не хочу дышать
Будь со мною Ты опять,
Всю боль себе возьми
В реальности моей Ты мне нужен был

Не хочу я спать, сны мне не нужны,
Мое спокойствие - лишь Ты
Всю боль возьми
В реальности моей Ты мне нужен был
О, как обожаю
В реальности моей Ты мне нужен был
О, как жажду знаю,
В реальности моей Ты мне нужен был

О, как обожаю я Тебя
Всю боль себе возьми
В реальности моей Ты мне нужен был

***
- Кирилл, ты с нами? – Нет, потом прибуду.
- Как знаешь, - выдал и ушёл Артём,
С ним Оля. Парень в ожиданьи чуда
Всё в размышленьи прибывал своём.
Концерта после, попрощавшись с залом,
Закончив выступленье на «ура»,
Сейчас его уже жилище ждало.
Вечор настал, идти домой пора.
Но он стоял в цикличном состояньи
Стоял, смотрел куда-то вдаль, вперёд,
Незнамо, сколько длилось бы стоянье,
Покуда не услышал, что зовёт
Его какой-то звонкий голос женский.
Нет, не знакомый, но ему родной,
Как будто зов послышался вселенский.
Он обернулся, видя пред собой
Девицу, волосы теклись косою,
Глаза же, сам Творец изобразил,
Плеча его своей коснулась уж рукою,
Сказала громко, ясно вдруг: – Кирилл.
И пригляделся, не увидел сразу,
Чем девушка прекрасна и пестра:
Родных сапфирных, чистых, милых глаза.
И тихо парень прошептал: – Сестра...
- Давно не виделись с тобой мы, братец.
Соскучилась ужасно по тебе!
- Я знаю, я пред вами виноватен,
Что убежал, наперекор судьбе.
Ах, Кать! Ты очень сильно изменилась,
Но изменения тебе к лицу.
Но всё-таки, как здесь ты очутилась?
- Да вот хотела доказать отцу,
Что сын его мечты своей добился,
Все злобы и препятствия разбил.
- Отец здесь? – Нет, не очутился,
Не смог прийти, хоть и хотел, Кирилл.
- Ну, ничего, пусть на другой приходит.
Всем вам оформлю лучший я билет,
При грозном ветре, при любой погоде
Теперь преград не будет больше, нет.

Кирилл сказал, удерживая слёзы:
- Катюш, пред вами сильно виноват,
Ведь я принёс в семью напасти, грозы...
- Всё хорошо, ты не волнуйся, брат.
- Я знаю, что дела смогли плохие
К унынию лишь привести всему.
- Да что же мы с тобой, как не родные?
Иди сюда, тебя я обниму.
В объятиях сестры тонул безбрежно.
Минутой вечно наслаждаться той
Хотел он, наблюдал её взгляд нежный
Без порицанья, только с добротой.

И есть на свете правда коренная:
В событии любом благом всерьёз,
Когда с тобой стоит сестра родная,
И невозможно удержать ведь слёз.

***

Несутся годы в быстрой круговерти,
Как альпинист спускается с вершин.
И вы, друзья мои, сейчас поверьте:
Пять лет промчаться могут, как один.
И ты, отбросив прошлые обиды,
В своей расцвете жизни, в корне лет,
На прошлые уже не смотришь виды.
Их для тебя почти что, правда, нет?

***
Зашёл домой, пустынно пусто, бренно.
На месте вроде всё  своём лежит:
Просвет в глухом окне, касаясь стенок,
Сам на линолеум быстрей бежит,
Шкафы пустые, запах ветхий, тленный,
На полках не лежит ни кипы книг,
Окинул парень всюду взор смиренный
И сразу в тот момент собой поник.
Ведь пустота в душе – не только в доме,
Не гложет больше пустозвонный фарс
В пустом домашнем всём большом объёме
Здесь затерялся кто-то. Крикнул: - Барс!
На голос чёрный прибежал комочек,
К Кириллу подлетел и мигом встал.
- Ну что, как этот день провёл, дружочек?
Признайся сразу, ты по мне скучал.
Урча, в ногах вмиг закрутился котик,
В хвосте своём запутался, упал.
- Какой ты, Барсик, всё же обормотик, -
- сказал Кирилл, проследовавши в зал.

Зашёл, набрал в грудь воздух до удара,
Сердечный сильно бушевал отсек.
На стену глянул, там была гитара,
Не электронна, старая навек.
В свои взял в руки, обхватив покрепче,
По нотам с ностальгией сам провёл.
«С тобой играть намного проще, легче,
С тобой в начале по пути я шёл.
Сейчас концертами ослаб, измотан,
Поставил всё же я с тобой рекорд»
Звучали у Кирилла жизни ноты,
Рукою вновь своею брал аккорд.

Мы часто гонимся за полутенью,
Не зная, делать что, куда идти,
И убегаем от невзгод сплетенья,
Сбиваемся со своего пути.
Все мы тем огненным дыханьем судеб
Направлены, незнамо и куда,
Сознанье наше вовсе не разбудит
Пролитых горьких наших слёз вода.
Но что же делать, как же нам подняться?
Как сладить со своею нам судьбой?
Нам в жизни надобно идти, стараться,
Давать преградам, хоть неравный бой.
Запомнить надо, что пустые муки,
Приходят только к тем, душой кто слаб,
Не нужно опускать нам наши руки,
Как низший и безвольный раб!
Коль кажется итог нам безысходный,
То просто не по нраву эта спесь.
Ведь человек с рождения свободный,
И выход хоть какой, но точно есть.
И даже, потеряв души частицу,
Её мы восполняем в тишине.
Ведь невозможно счастью испариться,
Оно коль существует при тебе.
Всегда нам нужно к счастию стремиться:
Идти вперёд, каким бы ни был путь,
Тогда беде лихой не приключиться -
Такая в этой жизни нашей суть.

***
И в дальнем будущем необозримом,
Наперекор плохой судьбе должны
Соединиться звуки пианино
С пронзительным звучанием струны.