восковые фигуры в каждом доме
жёлтых глазниц, облизывают
языком дракона, по небу шар
колесницей и человек влюблён
находясь даже в помойной яме,
или под Кендрика спрятаться
в церкви святого спасителя
бродячих собак под дождём
или навесом из витражей,
давай уйдем в подмастерья
и будем вдыхать пыльцу
цветочных полей,
мимо автомобилей и трасс,
зарываясь в мокрую землю,
словно кометы в юдоль
ночной борозды,
пока страну рассекает
шуршание поезда,
громкого крика, гудков,
лика зелёных глазниц,
что под кожей скрывает любовь.
и в полу-пустой, полу-наполненной комнате
слышны раструбы, хор водостока,
госпел половиц, старуха в коридоре
на мокрый пол падает ниц,
бросая, как кадку, ораву
вязаных спиц, и я так же
связан с каждым, вбитым гвоздём,
мылом, пахнущем травами,
танцами на современных балах,
дикими, но по-своему величавыми,
от понедельника до воскресения
горят музыканты, писатели,
просто добрые воздыхатели,
вами, любовью, изгибами,
морщинами матери, воском свечей
при молебнах внутренних черепиц,
между рёбрами, пропастью падают вниз,
в лужах мокнут птицы,
почтальоны кидают газеты
а мы глазами всё за кулисы,
скребём ногтями, будто куница
кору больного дерева,
каждый слой, проникая руками
сквозь быта и суеты светофоров
зной, в величавой зале,
под сводами или в шахтах
покрытых золой,
уходя в недельный запой
что бы стать путником вечности,
покорителем борозды времени,
я молился сам на себя падая теменем
и вокруг всё бегало тенью,
музыка и проза спасала,
когда хватает в костлявые руки
омут неврозов, психопатии,
словно старик внутри умирает
на козлах и пропитан безумием воздух,
воск жаром капал на кожу,
маленький человек
прятался в царственной ложе.