Перевод Владимира Долгих
Отрывок – путешествие по аду.
Часть третья.
Еней с Севиллою своею
К Харону в лодку заскочил
И через реку бурную, скорее
На берег тот, где ад, поплыл;
Вода в расщелины лилась,
Севилла с места поднялась,
Еней боялся утонуть,
Харон же молча грёб, трудился,
Да так, что к берегу прибился,
И глазом не моргнуть.
Их высадив на берег скользкий,
Взяв пять копеек за труды,
Махнув веслом, он молча
Путь указал им от воды;
И долго в темноте они блуждали
Совсем уже было пропали,
Но видят впереди, как туча,
Треглавый пёс лежит,
И глаз не сводит с них, рычит.
Ад охраняет пёс могучий.
В три глотки зарычал, треглавый,
Оскалился, и кинулся, их было рвать,
Заголосил, Еней наш, бравый
И с места страшного хотел бежать,
А Севилла, краюху псу швырнула
И горло тем ему заткнула,
За хлебом пёс погнался;
Севилла ж старая с Енеем
Вмиг проскочили и скорее
С места, лишь след от них остался.
И вот попал он в пекло,
Пришёл, как говорится, на тот свет.
Здесь мгла и та поблекла,
Ни месяца тебе, ни блёстки нет.
Туманы здесь лежат густые,
Зубовный скрежет и глаза пустые,
Здесь мука грешникам была;
Еней с Севиллой разглядели
Какие муки грешники терпели,
Какая кара им была.
Смола и сера - всё кипело,
Пылал огонь – великий страх!
В котлах огромных нефть пыхтела,
Сидели грешники в котлах,
Кричали, плакали, ревели,
В пекельном пламени горели.
За что попал, и кто там был,
То, не пером не описать,
Не в страшных сказках не сказать,
Повсюду крики, адский пыл.
Господ за то там мордовали
И жарили со всех боков,
Что людям льготы не давали
И всех держали, как скотов;
Здесь, господа дрова возили,
В болотах осоку косили,
В огонь бросали, под котлы,
За ними черти счёт вели,
Железом тех господ секли
Кто отставал.
И раскаленный прут сдирал
У грешников и спину и живот,
Кто сам себя же убивал,
Кто белым светом пренебрёг;
Горячим дёгтем обливали
И под бока ножи втыкали,
Чтоб не стремились раньше умирать;
Они здесь принимали столько мук,
Толкли и рвали пальцы рук,
Чтоб расхотелось убивать.
Богатым, но скупым - вливали
Расплавленное злато, сколько влезет,
Врунов и сплетников же заставляли
Плясать на раскаленном, добела, железе.
Холостяки, что сроду не женились,
Блудили так, всю жизнь резвились,
Повешены были на крюк.
Вгрызались крысы в то же место,
Что так грешило, всем известно,
И не боялось адских мук.
Чиновников любого ранга,
Господ, их лизоблюдов,
Давили черти раскалённой штангой,
Толкли, крошили по заслугам.
Секретари и губернаторы-мздоимцы,
Здесь судьи, и прокуроры-проходимцы,
Кого здесь только нет!
Они простых людей судили
Не по закону, с них денежки лупили,
Да так, что плакал белый свет.
Разумные все филозопы
Что так учились всё мудрить;
И хитрые попы и крутопопы,
Чтоб знали, как мирян учить;
Чтоб не гонялись за деньгами,
И не возились с попадьями,
А знали церковь, лишь одну;
Ксёндзы, чтоб не блудили,
Лишь Богу верою служили,
Кипели все и шли ко дну.
Что жён в руках не удержали,
Им послабление давали,
Одних на свадьбы отпускали,
Чтоб там с любовником скакали
И ночи проводили,
А иногда блудили.
Так, те сидели – руки в пах,
В кипящих серой казанах
С огромными рогами
Смолою выжженной, глазами,
Отцы, что сыновей забыли,
Лишь гладили по голове,
Хвалили вслух, но не учили
Добру, - сидели на коле.
Из-за отцов сыны не поднялись,
Они не слышали из уст их - Научись!
Зато потом дубасили отцов,
И всею силою желали -
Отцы, чтоб раньше умирали,
Чтоб стать владельцем сундуков.
И был там лихоимец злой,
Дурачивший девиц умело,
По лестнице взбираясь под луной,
Овладевал душой и честным телом;
Обманывал, что будет сватать,
Не даст грустить и даже плакать,
Так доходил и до конца;
Пока девица с перечосу
Толстела на глазах, до носа,
Что срамом было – до венца.
Сидели в пекле и купцы -
Проворные пройдохи,
Богатства, роскоши ловцы,
Что продавали даже вздохи.
Пронырой был здесь каждый
Менялой, перекупщиком отважным;
Все жулики, жиды и торгаши,
Что фигли-мигли возят,
И по ушам людей елозят,
Что деньги брали за шиши.
Все волокиты, пустословы,
Все сводники, и плуты-господа,
Все пьянь, что за глоток убить готова,
Дорога всем сюда.
Кто промотав всё, глазом не моргнул,
Гадалки, шарлатаны-чародеи,
Разбойники всех рангов и злодеи,
Кто гроши с ближнего тянул
И ремеслом владея вольным,
Страданий им принёс довольно.
Здесь и неверные, христиане,
И господа и мужики,
Были дворяне здесь, мещане,
И молодёжь и старики.
Были и нищие и богатеи
Уродцы, и красавцы-геи,
И штатские, здесь и военные,
Здесь были зрячие, слепые,
И говорливые, немые,
Миряне и попы степенные.
Куда же правду деть на свете этом?
Вранье же умножается, лишь злом;
Сидели здесь скучнейшие поэты
И графоманы - бесчисленным числом
Претерпевали муки.
Узлом им связывали руки,
Как будто у татар терпели плен.
Вот так и наш брат попадётся,
Кто пишет и не стережётся,
Какой толкает нас на это, хрен?
Какую- то особу мацапуру
Здесь жарили на вертеле,
Расплавленную медь лили за шкуру,
Клеймо пылало на челе.
Натуру гадкую имел –
Кривил душой. Всегда хотел
Чужую мысль продать в печать,
Забыв про стыд, забыв про Бога,
Восьмую заповедь – «Не укради, не трогай!»,
Чужим пустился промышлять.
Еней наш быстро отвернулся,
Чуть дальше, было, отошёл,
И сразу же споткнулся
Где муки женские нашёл.
Вдали, совсем отдельном стане,
Здесь женщины пеклись, как в бане.
И крику было – на чём свет:
Другие вторили тем крикам:
Рычали, выли, ад наполняя рыком,
Необъяснимый несли бред.
Девки, бабы, молодицы
Себя кляли и весь свой род,
Свидания кляли и вечерницы
И жизнь свою, мужчин-господ;
И мука здесь, что в жизни той мудрили,
Мужей своих они дурили,
Над ними верх всегда держали.
Хоть муж жены и не глупее,
Но слабость силы не вернее,
Мужья всегда им угождали.
Здесь пустомели честные сидели,
Что знали наизусть святой закон,
Молитвы хором в храме пели
И били, не жалея лба, поклон;
Когда между людьми стояли
Всё головой своей качали,
Лишь стоило остаться в тишине,
Молитвенник они бросали,
Дурачились, скакали,
И грех творили в темноте.
Здесь были в пекле те красотки,
Что наряжались напоказ:
Шлюхи разные, сексотки,
Что продают себя на час.
Эти в сере и смоле кипели
За то, что сладко пили, ели;
Им пост святой не страшен был,
Манерничали и кривлялись,
И в нигляже затем являлись,
Чтобы растратить плоти пыл.
Красивые горели здесь девицы,
И было жаль на них глядеть –
Прекрасные и молодые лица,
Они обязаны гореть,
За то, что замуж выходили
За старых, а затем травили,
Чтобы с любовником гулять;
Иль молодым парням отдаться,
Чтобы одной не оставаться,
Голодной чтоб не умирать.
Какие мучились здесь пташки
С кудряшками на голове;
Такие честные милашки,
Скромны на людях и во сне.
Когда наедине? Так, кто их знает?
И чем себя такая забавляет,
Об этом знали до дверей.
И в пекле их за то корили,
На лоб и щёки дёготь лили,
Чтоб не дурачили людей.
За то, что румянами тёрли кожу,
Нос пудрили – всё для того,
Чтоб очаровывать красивой рожей,
Ну, хоть кого ни будь. Ого!
Из репы подставляли зубы
Елозили до блеска губы;
Чтоб искушать мужчин,
Лепили грудь с чего то – страсть,
Где заключалась женщин власть,
И хохотали без причин.
За этими, в другом ряду,
В малиновых сковородах
Пеклись старухи на жиру,
Те, что болтали о делах.
Ворчали, только старину хвалили,
А молодых толкли, теснили.
Старухи напрочь всё забыли
Как с молодыми гарцевали,
И, как когда-то целовались,
И по ребёночку прижили.
И тут же ведьм колесовали
И всех шептух и ворожей,
И черти жилы с них мотали
И мозг съедал жук-скарабей;
Чтоб на печах, те, не орали,
Через камины не летали,
Не ездили на упырях;
И дождь, чтобы не продавали,
Людей, чтоб ночью не пугали,
Не ворожили на бобах.
В какие муки сводниц-то бросали,
Что страшно даже и сказать,
Что в грех умышленно толкали
Девчонок, стараясь этим промышлять;
Жену от мужа уводили,
В дом волокиту приводили,
Рога чтоб мужу наставлять,
Чтоб не своим не торговали,
Того б на откуп не давали,
Что надо про запас держать.
Еней там видел и немало
Кипящих мучениц в смоле,
Как со свиней топилось сало,
Так жарились они в огне;
Здесь светские и здесь черницы,
Были и девки, молодицы,
Кто госпожой был, кто служанкой,
В богатых платьях и беднее,
И краснощёкие и кто бледнее,
Не каждая была здесь содержанкой.
Но это были те страдальцы,
Какие умерли давно.
Без Божьего суда и пальцем
Не тронет дьявол никого;
Прибывшие были в загоне,
Как жеребята или кони,
Они не знали - попадут куда;
Еней, лишь, с грустью посмотрев,
И от печали присмирев,
Пошёл в другие ворота.
Зашёл Еней за огражденье,
Увидев уйму новых душ;
Меж них смешался без сомнений,
Как средь гадюк холодный уж.
Здесь души разные бродили,
Одни гадали, думали, а те – твердили,
Куда же приведёт их грешный путь.
Того-то в рай – чтоб веселиться,
Того-то в ад – чтобы коптиться,
Где им покажут ада суть.
Пока же вольны были души
В своих беседах и делах,
И каждый вспоминал, иль слушал,
Когда и как душа жила.
На смерть гневился, здесь, богатый,
Что не успел он деньги спрятать,
А у соседа отобрать;
Скупой нудился, тосковал,
Что он от жизни мало взял,
На остальное наплевать.
Сутяга толковал указы,
Что значит - есть, Литвы, закон.
И раскрывал свои проказы,
Как плутовал на белом свете он.
О мире физики мудрец вещал,
О призрачных монадах толковал
И думал, как на белом свете жить.
А мартопляс кричал, смеялся
И постепенно раскрывался
Его секрет – как женщину дурить.
Судья здесь признавался смело,
Что за погоны и мундир
Так переиначил дело,
Что невиновного - в сибирь;
И только смерть избавила его
От палача, за это и за то…
И кровью снег не окропил.
Здесь врач ходил с ланцетом
И со слабительным, при этом
Хвалился, как людей морил.
Картёжники, транжиры и пьянчуги
И весь проворный честный род;
Лакеи, конюхи и слуги,
И повара и скороход,
Все, взявшись за руки ходили,
О плутовстве своём твердили,
Когда на белом свете жили;
И как господ своих дурили,
И по ночам в каабах ходили,
Карманы чистили и пили.
Еней с Севиллою поплёля
Всё дальше в ад, в самую глушь,
Как еа дороге повстречался
С толпой знакомых ему душ.
Тут все с Енеем – обниматься,
Чоломкаться и целоваться
Увидев друга своего.
И громко, громко все смеялись
Енея под боки толкали,
Еней здесь встретил вот кого:
Петра, Терешко, Шелифона,
Панька, Охрима и харька,
Леська, Олешка и Сазона,
Пархома, Исю и Феська,
Стецка, Онисима, Панаса,
Свирида, Лазаря, Тараса,
Были – Остап, Денис, Овсей,
Троянцы все, что утонули,
Когда на лодках сиганули,
Здесь был Вернигора Мусий.
И начались о вере споры,
И вмиг поднялся шум и крик,
И хохот рвался на просторы
От зубоскальства в этот миг.
И вспомнили прошедшее когда-то,
И как стояли брат за брата,
Еней и сам тут разошёлся;
Все балагурили, а то забыли,
Что не на белом свете были,
И что Еней не вдруг нашёлся.
Севилле так не показалось,
Что эта встреча так нужна,
И что дитя так разбрехалось,
Забыв, зачем она сюда пришла.
И на Енея грозно закричалаЮ
Ругаться стала, верещала,
Да так – Еней наш испугался;
Троянцы тоже вздрогнули, вздохнули
И, кто куда тотчас махнули.
Еней же за Севиллою помчался.