Она называет себя Франсес.
Она мечтает о комнате с видом на город,
о серебристом "Плимуте" тридцать девятого,
изучает деление атома,
почитает Гильермо дель Торо
(ничего в нём не смысля),
грезит прогулками в лес,
а когда состоится, мечтает переехать в Онтарио.
А его зовут Лекс, и он каждый день
ходит на войну,
наматывая свои сопли на чужой кулак,
стараясь сокрыть тень
и то, что Лекс — беспросветный дурак.
Лекс любит дырявые футболки, своих детей, жену
и чужие семьи
(даже больше, чем надо свою), потому что из них любовниц
вербует себе благодаря своей гнилости,
двуличной игре и богатству нечитанных книг (и маминой милости).
Лекс хотел бы быть именным и править всеми,
но пока что мелкий услужник при подсчёте птиц.
А это Лора, она обожает город
(или делает вид, потому что это выгодно),
с грустью слушает голоса поездов скорых,
любит людей, свежесвареный кофе, свободу мысли
(часто путая это с фамилярностью и непониманием этикета),
умеет слагать слова в строчки, а строчки — в строфы,
мечтает примкнуть к игрокам высшей лиги
или хотя бы где-нибудь рядом с Лос-Анжелесом зависнуть,
но не получается пока посмотреть что-то из ближнего света
вроде соседнего города или области хотя бы.
Лора изучает механику, а на досуге — травы и яды,
не разбирается в красоте и мерзости,
принимая за первое всё второе.
В порывах своей лживой открытости и псевдочестности,
Лора испытывает жажду до чужих жизней из-за собственной пустоты,
ради выуживания не гнушается жалобить и травить лестью.
Впрочем, прахом пойдут всё её "труды":
над Лорой давно уже вселенского правосудия пасть разверзлась,
ибо Лора попортила окружающим очень уж много крови.
Лиза ожидает отправки отчёта, который завис
из-за того, что предприятию навязали софт, который в распиле,
а не который работает.
Лизе лет достаточно, чтобы гипертонический криз
ударил точечно и в момент подходящий,
но у Лизы достаточно и красоты и силы,
чтобы провести на подъёме ночь с пятницы на субботу,
мечтательно заглядывая в глаза попутчикам,
гадая, кто же из них тот самый,
тот предначертаный,
кто сможет позволить себе Амстердам и "Гучи",
кто приведёт к голубым экранам
(или его хотя бы не унесут за собой типичные для мужиков черти).
У Сары дела отлично идут, как ей кажется:
люди вокруг суетятся,
знания поступают, есть содержание
и прописка в Стокгольме
(пусть в перспективе).
Мало кто Саре в чём-то откажет, и дело не только в силе
простушьего обаяния: на деле — игра престолов,
а Сара в ней — королева драмы,
королева с холодными, как её сердце, ножами,
королева, для которой никогда не существовало боли
и совести. Сара подобна иве,
когда это выгодно, и даже готова внимать объяснениям на пальцах
ровно до тех пор, пока не учует золото
(не важно, куда идти и его там сколько).
Сара бывает милой,
бывает свиньи гаже,
умеет в косноязычие и идти прямо,
но грубо сколота,
сведена под кальку.
Мартинезу под пятьдесят. Но любовь в его венах
растекается жгучей водкой,
разве что не царской,
Мартинез дважды женат, но скорее для статуса
и на тех, кто много моложе.
В его доме четыре ванны, и всюду висят
репродукции Возрождения. Мартинез знает им цену,
но рыночную, не социально-культурную,
как и в прихожей статуям.
Для похождений не ищет путей коротких
для юных молоденьких дур,
но временами бывает, что при новом старте
предыдущая запускает в Мартинеза чем-то малополезным для кожи.
Роуз из штата Квинс
предпочитает слушаться мужа с покорностью, но больше —
с равнодушием,
потому что не до конца уверена в том, нужно ли так, как оно сейчас.
Роуз сидит на веранде с кружкой кофе в руках
(если нет кофе, то чай чтобы слишком терпкий),
временами кажется, что увядающий цвет розы облепило пространство
и превратило в каменное изваяние.
Солнцезащитные очки скрывают слёзы и избавляют от необходимости распознавания лиц,
Роуз давно не мечтает увезти своих дочерей в Польшу,
на родину предков и к могилам родителей
(которых не видела со своего второго замужества
и так и не виделась с ними до их смерти).
Когда муж говорит, Роуз предпочитает слушать,
и дочерей учит любить отчима (дочери сильно взрослые и владеют необходимыми знаниями).
Роуз на шесть лет старше Пола, и вместе с любовью и покорностью в ней пробегает страх,
но не за себя (она уже свыклась со всем, существование влача),
а за вероятность прыжка на опасные страсти.
На фоне ветров и раскатов грома,
потрясений и ожиданий невыполнимого
гордо смотрят в лицо этому миру горы —
две вершины и водопад между ними.