Эх, воля-волюшка, солено-огуречная.
Вместе с горюшком в торбе заплечною,
Вдоль межи да по белу полюшку,
Вот попутчик до первого встречного.
Распрощавшись с кивающим колосом,
Мне в диковинку: где-то в заречье
Сизо-белый коснулся волоса,
На плечо сел, помыкавшись, кречет*.
За пригорком чуток и далече,
За прогалиной у ковыля,
В тот украденный "цыганом" вечер
Чуть его не сменял на коня.
Дальше - больше и вброд по пояс,
По проталине в пойме реки,
Всхлип тороса - надломленный голос,
Где наяды бросали венки.
И прибившись к пустынному берегу,
Нахлебавшийся и измученный,
Берегу в памяти ту излучину,
От которой и в мыслях бегу...
Прочь пойду по пьянящему вереску,
Упоенный медовой усладою,
Обернувшись, сжимая в груди тоску,
Я живу... Я дышу... Это радует...
*http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/2285/
Особо ценились кречеты белого окраса. На Руси их называли «красными». Птицы эти были очень редкими, а для охоты удобными — легче было следить за их полетом. За белого кречета давали нескольких лошадей, а однажды за двенадцать птиц выкупили из плена генерала. Ловля, добыча кречетов была одно время на Руси монополией государства. Помытчика, или сокольника, если он причинял кречету вред, могли сгноить на каторге. На царской руке восседала эта птица — ближе самых именитых бояр...