Летящий звончатый мотив на стыках рельсов выводя,
Минуя арки ферм стальных красавца водного моста,
На запад, за Уральский пояс, по однопутной магистрали
Катился из таёжных далей семивагонный скорый поезд.
Столыпин, дописав письмо, встал, оперев ладонь о стол,
И принялся смотреть в окно вниз – на рябящийся Тобол.
Средь этих дивных берегов в конце шестнадцатого века
Бил атаман Ермак врагов. Здесь, знаменательною вехой,
Он выиграл свой первый бой за право обладать Сибирью,
Представшей ныне для России несметной жилой золотой.
Сквозь толщ веков в воображенье он перенёсся в те лета,
Как наяву, в своём виденье услышав хриплый крик вождя
Дружины вольных казаков, что, спрыгнув на берег с челнов,
За ним к верхам крутой горы отважно на сибирцев шли:
«Браты-казаки, с нами Бог! И не таких страшил бивали!
Круши пархатых остяков, рази свинцом и потчуй сталью!»
Тараном частокол взломав, что путь переграждал наверх,
Казаки, дав пищальный залп и с лязгом лихо сабли вздев,
Ведомы гласом Ермака, азартно, с храбростью безумной
Всей мощью врезались в войска сибирского царя Кучума.
Был стар и слеп великий хан. Он, стоя на Чувашьем мысе,
Бесстрастно войском управлял, внимая рокот боя с выси.
Мурзы, валясь к ногам его, в слезах просили подкрепленья:
Бессчётно воинов в сраженье под склоном мёртвыми легло.
Но непреклонен был Кучум: властитель ждал, когда Ермак
Все силы вовлечёт на штурм. Тогда он коннице даст знак.
И вот пришёл заветный час. Хан свысока рукой махнул,
Отдав уланам свой приказ. Племянник ханский, Маметкул,
Издав визгливый, властный крик, хлестнул нагайкою коня
И тотчас конников своих повел стремглав вниз, на врага.
Сквозь плотный дым узрев орду, что мчалась лавою на них,
Всю резвость приложив свою, казаки прочь, до волн речных,
Все разом стали отступать, стремясь к спасительным челнам.
Тем временем на стругах рать готовила приём врагам,
Картечью пушки заряжая. Как только конница шальная
Достигла вязких берегов, извергли струги шквал огня,
В упор татарских скакунов в трясине пойменной разя.
Внезапно встречены стеною визжащих адовых смерчей,
Сибирцы в страхе с поля боя метнулись, торопя коней,
Назад в свои глухие веси, без передышки, во всю прыть.
И не смогло б ничто на свете их резвый бег остановить.
Поник Кучум, услышав громы казачьих метких батарей,
Пальбу пищалей, вопли, стоны бегущих в панике людей.
Хан проиграл и покориться был должен руссам, положа
Искер, сибирскую столицу, к престолу Грозного царя.
Земле сей триста лет пришлось своих хозяев ожидать:
Тех, кому первым довелось с щедрот её богатства взять.
России доступ к ним открыла артерия стальных путей,
Которая стрелой пронзила простор Сибирских областей.
По ней подались на восток, стремясь в таёжное приволье,
Искатели достатков с волей. И многие в короткий срок,
Смекалку приложив, стараньем себе добыли состоянья.
Пошли взрастать по всей Сибири золоторудные, пушные,
Серебряные промыслы, как в тёплый дождь растут грибы.
Вдохнув в развитие России безбрежный стимул, начала
Делиться с ней своею силой сполна Сибирская земля…
Премьер министр, окинув взглядом страницы записей своих,
Присев к столу, взял лист бумаги, надумавши дополнить их,
И быстро стал писать, всей мыслью вселяясь в ровную строку,
Стремясь как можно лаконичней преподнести доклад царю.
Сюда вояж надумал свой Столыпин лишь с одною целью:
На месте осмотреть устой сельскохозяйственных артелей
Переселенцев из центральных, с землёю постной, волостей,
Осевших на просторах дальних не тронутых сохой земель.
И, осмотрев хозяйства вольных, вновь испечённых хуторов,
Чиновник был весьма доволен успехом начатых трудов.
Артели эти составлялись из родственных больших общин.
Всем им бесплатно отмерялись участки в сотню десятин.
Объединив все эти клинья, крестьяне даже в скверный год
Вели хозяйства эффективно, имея неплохой доход.
Уж – главным признаком достатка – везде светились хутора;
Средь них над цокольною кладкой восстали новые дома.
Стада коров паслись на воле, повсюду высились подворья:
Конюшни, фермы, сеновалы, токов навесы и амбары.
Объехав массу хуторов, пришёл Столыпин к заключенью,
Что результат былых трудов с программою переселенья,
Во оправданье всех затрат, принёс прекрасный результат.
На спад пойдёт горячий пыл в Законодательном собранье:
К закрытью очень близок был, благодаря тем начинаньям,
Земельный каверзный вопрос. Немало слов обидных снёс
Премьер-министр от депутатов во время громовых дебатов
При обсуждении закона о перезревшей той проблеме.
Уж стукнуло полвека ровно земельной пресловутой теме.
С паденьем крепостного права Россия втрое больше стала
Растить товарного зерна. Прослыв на поприще том скоро
(Излишки за кордон везя) крупнейшим в мире экспортёром.
Большой прорыв на хлебной ниве катализатором повлёк
Всеобщий рост, создав рывок в сталелитейной индустрии.
За нею следом преуспело текстильно-прядильное дело.
Строительство дорог железных дало толчок буржуазии –
Как русской, так и зарубежной – к созданию по всей России
Совместных новых мощностей. Их интерес был устремлён
К тяжёлой индустрии: в ней стал тоже возрастать подъём.
А в целом этот весь процесс, в хозяйстве изменив структуру,
Неся с собой в страну прогресс, привёл к строительному буму.
Но в девятьсотый год упала на биржах стоимость зерна:
Ввозить свой хлеб в Европу стала, сбив быстро цену, США.
Землевладельцы ж, не желая терять былой доход с земли,
Размер оплат аренд вздували, вогнав селянина в долги.
Тотчас реакцией цепной пришёл в промышленность застой.
Ведя дела в стране аграрной, предприниматель был нацелен
Производить сельхозтовары. А потребитель всех изделий
Теперь не мог приобрести: выматывая из крестьянства жилы,
Вся прибыль тут же уходила в оплату за воздел земли.
Хоть и вошла в двадцатый век Россия мощною державой,
Но уж терял в событьях тех престол былую свою славу.
Его общественным презреньем, лишив доверья, облекла
Разгромным, горьким пораженьем Русско-японская война.
А предпосылкой той потери, представ пред самою войной
С интригой западных империй, был псевдокризис мировой.
В канун войны их банки, разом в кредитах отказав России,
Лишив заводы госзаказов, революционный взрыв взрастили.
И вот поднялся на господ кровавой смутой Пятый год.
На средства западных друзей вооружив рабочий класс,
Авантюристы всех мастей, восстав в главе широких масс,
Стремились кровью раскачать Богом помазанную власть.
Столыпин эти выступленья, предательством страны сочтя,
Решительно, без промедленья, громил, задействовав войска.
Он выжигал калёной сталью преступный пыл бунтовщиков,
Нещадно казням предавая посредством полевых судов.
А между тем царь Николай, дабы унять пожар восстанья,
К избранью Думского собранья согласье манифестом дал.
Теперь должны были законы, дав основание реформам,
Для утверждения пройти через рентгены думских чтений…
Неделями до хрипоты шли споры жаркие средь прений.
И воплощались всё трудней столпы Столыпинских идей.
Так как среди созывов первых парламент русский состоял
Больше всего из фракций левых, его проекты ждал провал.
Так было и с аграрной схемой: с разбегу зарубив проект,
Желала Дума непременно землевладельческий аспект
Решить лишением дворян владения землёй наследной,
Излишки в долях равномерных распределив среди селян.
Её нисколько не смущало, что всё имущее дворянство
В веках собой в Руси являло опору мощи государства.
Но всё же он пробить сумел дорогу для своей реформы:
Путём внедренья смелых мер увёл село от старой формы,
Когда прикреплен был к земле общинной узой хлебороб
И жить не мог сам по себе, платя общественный налог.
Проблему в комплексе решая отменой выплат выкупных,
В свершении трудов своих крестьянству стимул повышая,
Стремясь в селе свести на нет нехватку пахотных земель,
Премьер внедрил эксперимент – переселив в Сибирь людей.
Два с половиной миллиона крестьян, со скарбом и скотом,
Проблемных, нищих регионов направил к новой жизни он –
Всех тех, кто проживал в нужде, трудясь на дорогой земле.
Закончив рукопись, премьер её со скрипом подписал.
Поднявшись, от стола отсел на чёрный кожаный диван.
Сморённый грузом суеты, на нём блаженно развалился
И благоверно погрузился, под стук колёс, в мечты свои…
Минуя смутный поворот раздраев кризисных скачком,
В России шёл четвёртый год производительный подъём
В делах всех важных отраслей. И если впредь удастся ей
Темп этот удержать в работе, то впереди планеты всей
Она поднимется в полёте через пятнадцать-двадцать лет.
Укутавшись в мохнатый плед, Столыпин скоро задремал,
Трудом державным утомлённый. А за окошком проплывал
Стеной дремучею зелёной, стремясь верхами в синь небес,
Таёжный непролазный лес, с сподвижником царя прощаясь.
Недолго жить уж оставалось российской светлой голове:
Готов был приговор свершить палач, порвав живую нить
В благой, великой суете.