В рисовании главное – чтобы не получалось слишком хорошо.
Две изогнутые линии, соединённые обоими концами, обязательно проводятся отдельно. Можно перевернуть лист, чтобы было удобнее проводить их для другой стороны. В этом деле порой очень мешает то, что человеческая рука более приспособлена для движений «вовнутрь». В получившейся фигуре делаем два эллипса чуть выше средней линии, заштриховываем верхнюю часть, проводим между ними брови и так далее. Получается лицо.
Дальше нужна шея. С этим просто: две изогнутые коротковатые линии вниз. Они же продолжаются плечами и уходят в руки. Можно проводить сразу же, сходу, иногда учат и так. Меня, правда, не учили, сама додумалась.
После этого идёт дорисовка руки. Кисти здесь – самая сложная часть. Нужно соблюсти все пропорции, а пальцы сделать более-менее реалистичными – отдельная головная боль. Далее туловище: тоже две изогнутые линии, подобные шее, но их крутой изгиб приходится на нижнюю часть, а не на середину.
С листа бумаги на меня смотрела черноволосая худенькая девушка. Ну… Не вся. Места для ног здесь не хватило, поэтому оконечность её туловища я превратила в заштрихованную область. Её впалые слегка великоватые глаза смотрели на меня с определённым укором. Возможно, из-за того, что под глазами у неё были мешки, а грудь её я оставила почти без внимания. Ничего, и так сойдёт. Думаю, для неё это не самая большая проблема: её левая рука была, собственно, не рукой. Это была обыкновенная прямая деревянная палка с маленьким крючком-зацепом на конце. Моя задумка была в том, что эта палка под одеждой могла выглядеть вполне естественно.
Но сейчас на девушке была белая (Или просто незакрашенная) футболка и серая безрукавка. Да, безвкусно, но и я сама в жизни отличаюсь не самыми лучшими нарядами. Яблоко от яблони… Впрочем, у меня обе руки на месте.
От нижней части туловища отходил длинный случайный штрих. Такие штрихи бывают в процессе производства, как лишние едва заметные царапины на изделиях из металла.
Я потянулась за ластиком. Краем глаза я заметила движение. Нет, не в комнате. Комната была пуста и темна, и единственным островком света в ней был мой маленький бедноватый стол с простым набором юного художника: настольная лампа, листы бумаги, два простых карандаша и ластик. Движение было на бумаге.
Брови девушки теперь были не в том месте, где я их нарисовала. Они были приподняты вместе с румянцем щёк. Глаза теперь казались ещё более впалыми.
Нет, мне точно пора спать. Часы уже приближались к отметке в три часа ночи.
Ещё движение: её кисть сжалась в кулак. Рука медленно, будто девушка издевалась надо мной и моим воображением, поднималась вверх. Встав вертикально, она отвела от кулака большой палец.
Я охнула. Она же тем временем опустила свою руку. Уголки её рта пошли в стороны. Она улыбалась.
- Как?..- начала я, но поняла, что спрашивать что-либо у галлюцинации или изображения на бумаге бессмысленно.
Девушка тем временем попыталась двинуться с места, но пошатнулась. Она сделала ещё попытку. В этот раз штришок, исходящий из её туловища, покачнулся, как натянутый канат. Она схватила его руками, принялась трясти.
Я стёрла ластиком эту преграду. Та ещё раз показала «палец вверх» и улыбнулась.
А на соседнем листе бумаги начали проявляться буквы. Проявлялись они все вместе, не по очереди, просто материализуясь на бумаге. «Удивлена?»
- Ещё бы,- написала я на том же листе под первой записью.
- Я и не такое могу!- проявилось тут же.
- Кто ты?
Девушка сложила руки на груди, отвела взгляд. Я передвинула листы так, чтобы наблюдать за ней и одновременно с этим писать на втором листе.
- Я – существо из параллельной вселенной.
- Да ладно?- хмыкнула я.
- Ну ладно. Я – проявление твоих тайных фантазий и страхов.
- Что ещё расскажешь?
- Да не знаю я, чего ты прицепилась? Я тут несколько минут нарисованная, а ты уже спрашиваешь, кто я. Ты бы задала себе такой вопрос. Удивилась бы!
- Это верно,- отписала я.- То есть ты появилась здесь только что?
- Да, да, ДА! Я сама не знаю, что здесь происходит,- её буквы были удивительно ровными. Почему-то я была уверена, что проявления её эмоций будут сказываться и на шрифте.
- А ты знаешь, кто я?
- Человек, который меня нарисовал.
- Думаю, бессмысленно спрашивать у тебя «А что ты можешь?».
- Ого! Смышлёная попалась!
- А попадались другие?
- Слишком много вопросов.
Я согласилась. Аня, как я её затем назвала, быстро поняла, что у неё вопросов ко мне может быть гораздо больше. В течение следующей недели я все ночи проводила в разговорах с ней. Вводить собственное изваяние на бумаге в курс дела – задача не из лёгких.
Вскоре мы обе пришли к выводу, что знать, что творится вокруг, ей не обязательно. Это скорее приятное дополнение к её времени, проведённому на бумаге. Конечно же, ей было интересно всё, но внешний мир непосредственно её не касался. Таким образом, самой интересной темой для обсуждения стали мои попытки рисовать. И вот тут-то открылось нечто интересное: она может видеть, что творится на других листах бумаги. По вполне объяснимым причинам (Если принимать саму по себе её разумность как данность) это касалось лишь чистых листов и тех, на которых я уже «наследила».
Аня сама могла рисовать. Естественно не так, как я. Она просто проводила линии так, как ей захочется. Линии эти получались порой очень изящными и красивыми, а рисунки в целом превосходили всё, что я рисовала ранее.
Когда дело касалось рисования, она была похожа на кита: существование в этой среде ей давалось легко и непринуждённо. Всё, что она хотела, давалось ей легко, ведь она не сомневалась и не думала о том, как это сделать. Она просто делала. Просто проводила линии.
Аня стала учить меня. Учёба эта в основном заключалась в том, что она следила за тем, как я рисую, и поправляла в случае необходимости. Исключением были лишь рисунки её самой: Аня попросила перерисовать её, желательно масляными красками, но «пока обойдёмся цветными карандашами». Вскоре я научилась предугадывать, что ей не понравится в рисунке, и делать так, чтобы ничего не нужно было переделывать. Это сработало: качество поползло вверх.
Позднее ноябрьское утро выдалось весьма холодным: на деревьях и земле виднелся иней, а пар был виден и при выдохе носом. С намёками на заморозки и зиму пейзаж вокруг преображался. Угрюмые серые здания, так и нависающие над улицами, превращались в статных серых рыцарей, охранявших людской покой и обычное течение жизни. Чёрные стволы и ветви деревьев больше не мозолили глаза и становились отличным дополнением всей картины. Голая или поросшая редкой травой земля приковывала взгляд лишь тогда, когда на растениях образовывались ледяные узоры. Словом жаль, что я не успела запечатлеть это утро.
Картинная галерея принимала своих первых посетителей. Я была одним из членов персонала галереи. Моей задачей было помочь сориентироваться посетителям в этой системе залов, коридоров и ответвлений. Иногда мне было немножко жаль, что я не могла направить их в сторону своих творений.
Прохаживаясь мимо некоторых стендов, я ловила на себе знакомые взгляды. То были мои картины, выставленные здесь. Взгляды, устремлённые из них на меня, были неживыми, на самом деле. Никто так и не смог сравниться с Аней.
В следующем же зале я сразу заметила её. Мой взгляд сам собой устремился в то место, где она висела. Намеренно смазанные цветные края её рубашки в красную клетку, милая улыбка, лучезарный взгляд, сложенные на груди руки и изображение одной из европейских достопримечательностей, которую мы выбрали спонтанно. Чёрные волосы цепляли взор любого в помещении. Она выделялась на фоне остальных моих работ, так и сочилась жизнью. И именно это привлекало к ней так много внимания.
- Сколько стоит эта картина?- спросил у меня один из мужчин представительного вида, вышедший из скопления людей.
- Эта картина не продаётся. Приносим своим извинения. Но вы можете обратить своё внимание на другие работы этого художника,- сказала я и повела его чуть правее в сторону других своих работ.
Оттуда на меня глядели счастливые и не очень лица других людей. Мужчины и женщины, они были самыми разными, но в них всех была общая деталь, неуловимая и непередаваемая словами.
- К кому я могу обратиться для оформления покупки?- спросил он.
- О, прошу, сюда…
- Надеюсь, ты понимаешь, что я ни за что бы тебя не продала.
- Конечно, иначе я бы стала сниться тебе в кошмарах.
- А ты и такое можешь?
- Нет.
У неё было особое место в моей мастерской. Холст стоял на декоративном мольберте напротив двери в мастерскую. Если кто-то входил сюда, его сразу же встречал её дружелюбный взгляд.
- Боюсь показаться дурой с кучей лишних предрассудков, но мне показалось, что продав тебя, я лишу себя таланта.
- Не совсем понимаю.
- Ты ведь сделала всё это. Сделала все эти рисунки. Я лишь была инструментом. А ты – мой вдохновитель.
- Творение вдохновляет на новые творения. Может, напишешь насчёт этого какую-нибудь историю?
- Нет, в литературе я точно не сильна.
Я вздохнула и продолжила:
- Ты научила меня превращать мёртвые картинки в живые изображения. Это стоит слишком многого. В конце концов, ты – выгодная инвестиция.
- Какая ты циничная. Хотя, что я удивляюсь? Выставила всех моих братьев и сестёр на продажу и счастливо разглагольствует об этом со мной. Причём о том, какие они получились живые и как я этому поспособствовала.
- Ты поняла, к чему я веду.
- Да…- отписалась она и повременила, затем продолжила:- На самом деле ты сама вдохнула в них жизнь. Потому что первая твоя живая во всех смыслах работа появилась много раньше их всех.
Я взглянула на холст с улыбкой. Аня стояла там с прижатой к груди рукой.
-…Никто, даже сама художница, не смог посчитать, сколько раз эту картину хотели купить. Достоверно известно о двух десятках предложений. Суммы покупки к концу жизни художницы доходили до нескольких сотен тысяч долларов. Тем не менее, картина до самого конца оставалась в распоряжении своей законной владелицы. Ныне, согласно завещанию, она принадлежит музею её имени.
Группа экскурсантов, ведомая черноволосой женщиной в возрасте, прошла дальше и вышла из небольшой комнаты, которая ранее была спальней художницы. Дом-музей был построен совсем недавно.
Девушка лет семнадцати отстала от группы, рассматривая какую-то безделушку на столешнице в начале комнаты. Не найдя своей группы, она поспешила выйти и в последний раз бросила взгляд на бессмертную работу мастера. Нестареющая девушка, изображённая там, подмигнула ей. Экскурсантка поспешила выйти.