я ловлю бэд трипы один за одним, по кругу пуская энтропийную безнадежность — страсть к хаосу у меня в крови
его иглистые края раздражают как кончик языка по нёбу, опостылевший спектр завершается нулем
ты без толку стучишься в закрытые двери и пытаешься разрубить пуповину с собственным сознанием, ополчившимся на твои замашки легендарного вратаря, до этого дня не пропускавшего ни одной самоубийственной идеи
сетка ворот разорвана в клочья, броненосный легион, созванный во славу разочарования, мечами исколол жалкое подобие обороны, обратив в плавленный сургуч
ты беспомощен, гол, пуст и червив, как перезревшая слива; настолько, что вообразил себя богом-основоположником того, что было создано мною, лавровый венок бы тебе, бензиновая-платина-кубок и чарку вина,
моя щедрость ограничена периодом полураспада, время неисчислимо; закручу шестеренки — из твоих вен полезут окровавленные постулаты, с желчью выльются в свитки
я неразборчив в жертвенности, но не убийца и не палач.
тебя так элементарно заткнуть — ты прототип, слепок, чей-то черновик, который забыли сжечь, растекшаяся по пергаменту тушь, с трудом впитывающаяся в пористую бумагу,
ты — осколок, невинная овечка системной оппозиции;
исходи вдоль планету — поперек уже не успеешь, здесь стрелки настенных часов заведены на рефрен, ну же, попробуй подать аппеляцию
я производная постоянная расчетливых функций, в зрачке моем за бесценок продаются смыслы: попробуй угнаться.
подумай утром, глядя себе в зрачок — а всегда ли ты был с о б о й, и твоими ли руками полосовали апатичных говорунов.